Петербургский модерн: архитектор Павел Сюзор, граф

Здание Сюзора возвестило о грядущем Конструктивизме за четверть века до его утверждения. Архитектор «перепрыгнул» через Модерн? Нет-нет, он сумел совместить несовместимое: Конструктивизм с Модерном, воздвигнув на Невском проспекте фантастическую «химеру» или иначе — сочетание несовместимого…

Образ высотного здания создает башня-фонарь или вытянутый вверх просветный купол с «главкой» — земным шаром, который удерживают над Невским проспектом нимфы, покровительствующие компании «Зингер». Есть образная перекличка с воронихинским куполом над Казанским собором. Соотнесен сюзоров купол и с шатрами, увенчанными главками, храма Воскресения Христова. Очевидные различия между тремя представителями высокого архитектурного мастерства в одном: собор и храм говорят с Богом о земном, бизнес-центр рвется в небеса, чтобы управлять всем миром. Не во всём, но в обеспечении его швейными машинками уж точно.

По фасадам, выходящим на Невский проспект и Екатерининский канал бегут аркады, следуя ритму металлического каркаса. Респектабельность фирмы передает рустованная облицовка фасадов полированным красным мелкозернистым гранитом на уровне первых двух этажей и серым на уровне трех этажей выше.

Для архитектора Сюзора купол с глобусом из металла и стекла — блистательная возможность закрепить идею торжества технического прогресса, которую всем образом своим его здание на Невском символизирует.

На карнизе — над самым обрывом стены — приземлился американский орел, уверенно расправивший крылья. Российский мир лежит у его ног — уверяет гордая осанка орла, опущенное знамя (по-видимому, принадлежащее покоренным успехом фирмы) и ветвь лавра (по-видимому, утверждающая славу производителей-покорителей).

Прочь шутки, нельзя праздновать победу в стране, которая катится в Бездну! 1904-1905 годы — фактическое поражение в Русско-Японской войне — сломит веру россиян в незыблемость своего Отечества. «Кровавое воскресенье» — 9 января 1905 года — расстрел рабочих, направившихся с прошением к Высшей власти, уничтожит веру в царя и грянет первой революцией. 1913 год — начало Первой Мировой войны — прокатится ужасом по Петрограду, которым станет Петербург, утратив свое исконное имя — что потеряв свою стезю, оказавшись в больном лесу разрушительных идей и благих намерений.

Компания «Зингер» станет шить форму для русской армии. Однако, все равно в народе ее название будет ассоциироваться с Германией. Придется сдать первый этаж бизнес-центра под американское консульство. 1917 год ни с чем не станет считаться — всех поставит на место, определенное Новым миром.

В 1919 году орел исчезнет в неизвестном направлении. Восстановят его уже в наше время, последовательно утрачивающее понимание болевых проблем Прошлого. Вот такие были перспективы у фирмы «Зингер», возведшей на Невском проспекте самое респектабельное здание в Петербурге.

Жизнь скульптурного декора на уровне фриза здания сложится куда-как счастливее. Прекрасных дев от любимых ими стен не станут отдирать, в пункты сбора металлолома не сдадут, в неодушевленную материю не переплавят. Они, как несли, так и будут нести весть, сообщить которую Миру были предназначены при рождении.

Это — те самые лунные девы, что, отрешившись от земных забот, общаются с Вечностью? Ни в коем случае: это — девы-воительницы, прибывшие в Санкт-Петербург из германо-скандинавской мифологии. Там они были валькириями: прекрасными дочерьми Верховного бога Одина. Они реяли на крылатых конях над полем битвы, подбирали погибших героев и отвозили их в Валгаллу — небесный чертог, где гремели пиршества, битвами сменяемые.

С грив их коней (темно синих облаков) капала кровь героев, что становилась росою, оплодотворяющей землю. От их мечей и доспехов исходил свет, что, играя всеми цветами радуги, превращался в северное сияние… Читайте «Старшую Эдду», слушайте тетралогию Вагнера «Кольцо Нибелунга»!

Нет-нет, чтобы понять содержание декора, украшающего здание бизнес-центра, не надо читать героическую песнь, не надо слушать опер Вагнера: эти валькирии — не такие, эти валькирии — совсем-совсем другие…

Эти крылатые «валькирии» выплывают на воздушных кораблях из плоскости простенков между арочными окнами представительского здания. Одна из дев на фасаде — та, что в боевом облачении с копьем, — олицетворяет тяжелую промышленность. Другая, у которой под рукой  швейная машинка, олицетворяет легкую промышленность. Ту самую промышленность, в которой процветает «Мануфактурная компания Зингер».

Какое снижение исходного образа! Что думал по этому поводу граф Сюзор — знатный архитектор?! Ничего. Он определил место расположения скульптурного декора и масштаб фигур, выполненных по моделям Адамсона. Согласитесь, и место, и масштаб определены блистательно.

Укрупняю портрет швейной машинки. Дева держит в руках не копье — веретено, от которого тянется стальная нить к машинке. У меня есть такая дома, где-то спрятана, как семейный раритет, где-то таится, как свидетельство, что Время подобно нити: тянется в ритме кружения колеса от Старого к Новому, Новому и Новому…

Нет, не могу смириться с снижением образа дев-воительниц! Что думал по этому поводу граф Сюзор — знатный архитектор?! Не думал ничего. Он жил в мире технического прогресса: в здании было пароводяное отопление, действовали системы вентиляции и кондиционирования. Да, водосточные трубы  он упрятал в стены здания, снег с крыши уже в начале XIX века убирали при помощи пара.

В 1863 году в Санкт-Петербурге заработал водопровод. По проектам Павла Сюзора начали строиться общественные бани — более десяти великолепных оздоровительных комплексов. Архитектор активно занимался вопросами сантехники и гигиены жилых помещений. В Институте гражданских инженеров читал свой собственный курс «Санитарное зодчество». Был редактором отдела газеты «Здоровье», членом и руководителем благотворительных обществ и учреждений, товарищем председателя Русского общества охранения народного здравия, общества лечебниц для хронически больных детей, Российского пожарного общества… В свои шестьдесят лет, когда им строился комплекс «Зингер», он по-прежнему сохранял изначально присущий ему дух — пассионарный.

Правда, не могу не отметить… В банях Павлу Сюзору виделись римские термы… А «Зингер» был для него не только прорывом в Будущее… Необычное здание на Невском стало подлинным шедевром Модерна, мгновенно истекшим в своей недостижимо трагичной художественности… В чем она себя явила в данном случае — хотите знать? Рассказ продолжаю, переходя к раскрытию понятия здание — «химера»…

Замковые камни арочных проемов украшены ликами лунных дев прекрасных, что своей отрешенностью, углубленностью в иной мир связывают Земное с Небесным.

Не поддавайтесь очарованию красоты… Приглядитесь, волосы дев превращаются в цветы. То — «Цветы зла» или «Цветы Ночи»: самый трагичный образ эпохи Серебряного века, в архитектуре ставшего Модерном. А-а-а…

О, ночному часу не верьте!
Он исполнен злой красоты.
В этот час люди близки к смерти,
Только странно живы цветы.

Зинаида Гиппиус. «Цветы ночи». 1894

Поэтессе уже известно то, о чем другие еще и не подозревают. Мир пребывает на грани катастрофы. Его ничто не спасет от гибели, ибо все обратилось противоположной стороной и даже Красота… КРАСОТА СТАЛА ЗЛОЙ.

Причем тут Сюзор, скажете, — великий рационалист, почти конструктивист? Отвечаю — а кто декор здания определял? В чьем подсознании все эти образы возникли? Не думаете же вы, что кто-то другой отдал здание Сюэора на растерзание цветов фантастических в их роскошном буйстве?

Нет, сочетание объемно-планировочного решения, предвещающего явление Конструктивизма, с декором, выполненным в стиле Модерн, принципиально и последовательно претворено в жизнь. Конструктивизм и Модерн чужды друг другу, а потому несовместимы… Будут чужды: в здании «Зингера» они объединены в одно художественное целое, то есть «химеру»…

Декоративные цветы из кованного металла, покрытого сусальным золотом, еще одна мета Модерна. Цветы размещены в первом уровне — там, где люди должны входить в здание. И они цветов не боятся — входят. Или, еще удивительнее, их не замечая, мимо проходят. И никакими стихами их СТРАШНАЯ КРАСОТА не проливается с того самого момента, когда о существовании подобного явления проведала поэтесса Серебряного века…

Темны, теплы тихие стены,
И давно камин без огня…
И я жду от цветов измены,-
Ненавидят цветы меня.

Среди них мне жарко, тревожно,
Аромат их душен и смел,-
Но уйти от них невозможно,
Но нельзя избежать их стрел.

Зинаида Гиппиус. «Цветы ночи». 1894

Неужели Сюзор сам прорисовывал извивы цветочного декора? Думаю нет: архитектор разработал философию столь странных хитросплетений и принцип рисовки. Непосредственное, конкретное решение принадлежит мастерам, освоившим технику работы с кованным металлом и его золочения.

Философские установки буквально смотрят на нас из приведенных фотографий… Цветы не рождаются из точек-почек, как в пору предшествующих архитектурных стилей. Цветы зарождаются в любом углу — даже сыром, темном, пыльном. Цель — набравшись сил, за что-нибудь зацепиться и, поднявшись повыше, висеть, наслаждаясь возможностью шевелиться. Подольше посмотрите и непременно ощутите: они живые эти цветы — ползучие…

Внутренней силы стремления, извиваясь, вверх ползти, достаточно, чтобы появились лилейные бутоны: раскрылись, развернулись, изогнулись, вытянулись вокруг отверстия, точки пустой, из которой заструились пряные арматы, обещая смерть всему другому — подлинно живому…

Свет вечерний лучи бросает
Сквозь кровавый шелк на листы…
Тело нежное оживает,
Пробудились злые цветы.

С ядовитого арума мерно
Капли падают на ковер…
Все таинственно, все неверно…
И мне тихий чудится спор.

Зинаида Гиппиус. «Цветы ночи»…

В здании-химере спора не может быть…

В чем то Зло, что заключается в цветах, покрытых сусальным золотом? На архитектурном языке — абстрактно-композиционном — можно ответить так… Цветы пытаются обратить Симметрию архитектурного решения Асимметрией, изначально присущей декору. А потому идет между ними борьба, напряженная…

Симметричен арочный проем, поделенный на тождественные части горизонталями и вертикалями в строгом соответствии их назначению. Это — признак рациональности, упорядоченности, ясности, простоты архитектурного решения. Это — явление Гармонии покоя, и душевного, что есть Добро с позиции нравственных категорий.

Асимметричный декор иррационален, лишен строгости, ясности, простоты, находится в непрерывном движении — что в поиске самого себя. В нем явлена Дисгармония душевного смятения — взлетов и падений, что есть Зло с позиции нравственных категорий.

В результате рождается Красота? Да, отражающая трагичность мировосприятия Серебряного века…

В приведенном фрагменте дверного декора равно можно увидеть Красоту и ее извращенье. Картуш старается стать змееподобной. Не то злаки, не то цветы золотые вылезают из всех темных, узких щелей, чтобы напасть друг на друга и съесть. Если это и Красота, то она рождена поэтизацией Зла…

У Красоты Зла есть свои провозвестники, например — Шарль Бодлер, введший в художественный обиход символ «Цветы Зла» за пятьдесят лет до Серебряного века…

Скажи, откуда ты приходишь, Красота?
Твой взор — лазурь небес иль порожденье ада?
Ты, как вино, пьянишь прильнувшие уста,
Равно ты радости и козни сеять рада.
Заря и гаснущий закат в твоих глазах,
Ты аромат струишь, как будто вечер бурный;
Героем отрок стал, великий пал во прах,
Упившись губ твоих чарующею урной.
Прислал ли ад тебя иль звездные края?
Твой Демон, словно пес, с тобою неотступно;
Всегда таинственна, безмолвна власть твоя,
И все в тебе — восторг, и все в тебе преступно!
……………………………………………………
Будь ты дитя небес иль порожденье ада,
Будь ты чудовище иль чистая мечта,
В тебе безвестная, ужасная отрада!
Ты отверзаешь нам к безбрежности врата.
Ты Бог иль Сатана? Ты Ангел иль Сирена?
Не все ль равно: лишь ты, царица Красота,
Освобождаешь мир от тягостного плена,
Шлешь благовония и звуки и цвета!

Шарль Бодлер. «Гимн Красоте» 1857

В Серебряный век писали такие стихи поэты собственными судьбами, искореженными в совмещении крайностей. Такие же представления водили кистью художников и даже братьев моих архитекторов — представителей, казалось бы, самого рационального вида искусств.

В этом фрагменте, на мой взгляд, уже вовсе нет Красоты, есть лишь одно ее извращенье. Картуш по рисовке напоминает царицу ночи — сову с раздутым брюхом и вытаращенными глазами, что фонарями. Цветы вылезают из спиралей картуши подобно шипящим, извивающимся змеям, чтобы весь мир собою увить, заполонить. Откуда они здесь взялись — на поддоне балкона? Как плесень в темном месте развились. Зачем? Чтобы золотым одеянием своим утверждать красоту темных, иррациональных сил, мучительных для Света и Добра — воплощениях Бога в мире чистоты…

Смотрю на море жадными очами,
К земле прикованный, на берегу…
Стою над пропастью — над небесами, —
И улететь к лазури не могу.

Не ведаю, восстать или покориться,
Нет смелости ни умереть, ни жить…
Мне близок Бог — но не могу молиться,
Хочу любви — и не могу любить.

Я к солнцу, к солнцу руки простираю
И вижу полог бледных облаков…
Мне кажется, что истину я знаю —
И только для нее не знаю слов.
Зинаида Гиппиус. «Бессилье». 1893

В чем Зло в цветах позолоченных? Они стремятся вверх ползти. Они стремятся внутрь проникнуть и все своим иррациональным буйством полонить, лишив пространство воздушности, а душу, лишив возможности дышать, обессилить…

Полуувядших лилий аромат
Мои мечтанья легкие туманит.
Мне лилии о смерти говорят,
О времени, когда меня не станет.

Мир — успокоенной душе моей.
Ничто ее не радует, не ранит.
Не забывай моих последних дней,
Пойми меня, когда меня не станет.

………………………………………

Мне чудится таинственный обет…
И, ведаю, он сердца не обманет, —
Забвения тебе в разлуке нет!
Иди за мной, когда меня не станет.

Зинаида Гиппиус. «Иди за мной». 1895

В чем Зло в цветах позолоченных? Они стремятся вверх ползти. Они стремятся внутрь проникнуть. Они стремятся выползти во вне и Прекрасный град многоколонный как буйным плющем обвить, в золотых объятьях страстных усыпить, в руины обратить — даже камень умертвить…

Страшно оттого, что не живется — спится…
И все двоится, все четверится.
В прошлом грехов так неистово много,
Что и оглянуться страшно на Бога.

Да и когда замолить мне грехи мои?
Ведь я на последнем склоне круга…

Зинаида Гиппиус. «Страшное». 1916

Для архитектора Сюзора купол с глобусом из металла и стекла — блистательная возможность закрепить идею торжества технического прогресса, которую всем образом своим его здание на Невском символизирует.

ПРИЛОЖЕНИЕ:  Здание Санкт-Петербургского общества взаимного кредита, 1888-1890. Архитектор П.Ю. Сюзор.

<—Архитектурный бестиарий-птичий базар…

Образы Модерна — буйство фантастических цветов…—>