Город Лечче — не герой «Ностальгии»

История (теперь уже история) моих попыток «прочесть» произведения Андрея Тарковского — наглядный пример возникающих трудностей. Думала, семь фильмов — семь альбомов с цитатами, фактами, суждениями-рассуждениям, и ностальгия по миру Тарковского будет в какой-то степени утолена. Ничего похожего…

Оказалось, в Интернете очень много кадров из его фильмов, что начали завораживать, притягивать, затягивать — не отпускать. Многие обстоятельства творческого процесса настойчиво требовали уточнения. Они, уточнения эти, стали ломать простой показ: фильм, фильм — семь раз фильм. И главное: всё время ускользала «тонкая материя» душевного общения с гениальным автором бесконечных «стоячих кадров», говорящих что-то, непереводимое в слова. Что делать?..

Фильм «Ностальгия» вышел вперёд, начал делиться на части, сюжеты, потребовавшие отдельных альбомов-приложений. Рядом встал документальный фильм «Время путешествия» о поиске мест, где снимать «Ностальгию». А потом… А потом я «вспомнила», что была в Италии несколько позже Тарковского, но была, и процесс общения, как видится мне, начался…

В середине 1980-х годов началась «горбачёвская перестройка»: всё рушилось, требуя перемен. Возникла видимость некой СВОБОДЫ. Наиболее активные тут же начали что-то делать. Мы решили организовать «Дом Европы» в граде на Неве. Нашли устроителей в Италии. Они приехали с организационной миссией к нам. Мы отправились со своими «деловыми» предложениями к ним. Многое оказалось блефом, но месяц в Италии стал несомненной реальностью. Столь неожиданной, что по сию пору я не могу во всё это поверить.

Основные встречи происходили в городе ЛЕЧЧЕ…

Древний город Лечче располагается на плато в самом центре полуострова Саленто, или Салентина — того самого «каблука» Апеннинского полуострова.

Город основан ещё греками (тогда он назывался Мессапи). В эпоху норманнов Лечче стал столицей полуострова, а в период испанского правления (XVI–XVII вв.) обрел свое современное лицо, поскольку именно тогда были воздвигнуты многочисленные сооружения в стиле барокко. Благодаря множеству живописнейших зданий, построенных из хорошо поддающегося обработке местного известняка «пьетра-леччезе», город часто называют «южной Флоренцией» или «Флоренцией Апулии».

В делегации из Петербурга я представляла возможность установления архитектурных взаимосвязей между городами, и поэтому принимающая сторона обрадовалась необходимости сокрушить всех нас архитектурными достопримечательностями Лечче. Лично я видела Италию первый раз вживую (не по учебникам, альбомам и журналам). В моей голове закружились в полном хаосе греки и римляне, кельты и норманны, нынешние итальянцы, их странная жизнь, говорливая открытость и наивное доверие ко всему.

Они не знали и не понимали нас — мы не знали и не понимали их.
Это не мешало радостно о возможности контакта мечтать.

Я тщательно подготовилась к встрече: привезла с собой слайд-фильмы (собственные) о Древней Руси и Петербурге. Конечно, все петербургские архитекторы-итальянцы прибыли на их родину вместе со мной. Франческо Бартоломео Растрелли, как представитель Русского барокко, возглавлял парад…

Возраст руин приводил в трепет, особенно в сравнении с памятниками Древней Руси, датируемыми, при большой натяжке, IX веком. Мы держали выражение деловитости на лице, как могли. Ведь это же мы — представители страны, что, открыв ворота, проломив забор или стену, разрушив «железный занавес», встала на путь перемен. И первое, что страна пожелала, — побрататься с другими странами, показав и посмотрев всё лучшее, что есть у неё и у друзей…

Мы по привычке прикрывали свои благие намерения
масштабами всей страны, которой вот-вот не станет.
Итальянцы, по природе своей любвеобильные,
в нас искренне верили: всё получится, раз мы того хотим…

Увидев фасад Дуомо, я наморщила нос: бедный — тоже древний, а такой напомаженный, в парике. Ну ничего, я покажу архитекторам вечером, что такое храмы Древней Руси. Показала. Им понравилось. Когда пошел под «Вечерний звон» заключительный фильм, стали подпевать, а потом выспрашивать про Московский кремль, так называемое Нарышкинское барокко, что очень приглянулось им.

Взаимопонимание обещало окраситься радостью
теплых взаимоотношений и взаимообменом специалистами.
Господи, не отвернись…

До приезда в Лечче я не видела фильма «Ностальгия», а «Время путешествия» увидела только сейчас, когда в очередной раз затосковала по Тарковскому. Я и не подозревала, что он произнёс приговор тому, что я вот-вот увижу. И приговор этот возник в душе русского человека, не умеющего быть счастливым — жаждущего страдать и сострадать.

Улицы в Лечче, ведущие к храмам, моему не туристическому настроению соответствовали более всего остального. Но их было не так много.

Есть несколько точек на земле, в которых я замираю, не всегда от восхищения, и стою по сию пору. Это — одна из таких точек: взгляд в ракурсе снизу вверх на главный фасад церкви Санта Кроче в Лечче.

Это — БАРОККО, несомненно самое вычурное из всего,
что мне приходилось (тогда) видеть.
Не скажу, что меня обуял восторг, напротив…
Изощрённо-иезуитский декор чужд моему пониманию
красоты в архитектуре, потому что в нём всё —
для самоутверждения ценности декора.
Так подумала я, по-советски не допуская иного мнения.

Вечером того же дня мне предстояло показывать произведения Растрелли в Доме архитектора Лечче.

Они в свой черёд замерли от изумления: сеньора профессор,
это НЕ БАРОККО, это, скорее всего, КЛАССИЦИЗМ
или ещё что-нибудь — ваше местное.

Спор грозил превратиться в перебранку.

Их главный аргумент: БАРОККО —
выражение РАДОСТИ ЖИЗНИ,
выражение СЧАСТЬЯ ЖИТЬ СРЕДИ СИЛ,
ТОРЖЕСТВУЮЩИХ ПОБЕДУ НАД ЗЛОМ.

Ваш Растрелли (!!!), Вы сами говорите, старается отрешиться
от тягот жизни земной, зовёт в горние миры, в ПАРАДИЗ —
единственное место, где все могут быть счастливы.
Это МИСТИКА, выраженная в чистой Геометрии!

Мы не смогли договориться…
Они отрицали чужое понимание.
Я не могла дать в обиду Растрелли.

Как гласит английская (и русская тоже) пословица, Не laughs best who laughs last — «Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним». Лекция о Растрелли в Академии св. Луки в Риме имела успех: римляне в Растрелли своего признали, может быть потому, что я быстро поняла: нельзя, разговаривая с иностранцами, напирать на СТРАДАНИЕ.

СТРЕМИТЬСЯ К СТРАДАНИЮ — ПРЕРОГАТИВА РУССКОЙ ДУШИ.
И ЭТО ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ ПЕЧАЛЬНО. ДО СЕРДЕЧНОЙ БОЛИ.

Теперь, выучив наизусть диалоги документального фильма Тарковского и Гуэрры «Время путешествия», я, вспоминая Лечче, слышу голос Тонино: «Знаешь, Андрей, скажу тебе откровенно, мне будет жаль, если мы выбросим Лечче с его барокко. Оно там прекрасно. В нём есть простота. Например, колонны могут быть совсем голые, а в центре только одна орнаментальная лента. Всё очень сурово, и только иногда возникает эта причудливость. И потом это освещение… Мне очень нравится Лечче. Этот город меня просто очаровал. По-моему, он может нам пригодиться, если мы сделаем нашего героя, например, архитектором, как мы хотели. Мне будет жаль, если он не увидит Лечче».

Как вы думаете, что ответил Тарковский? «Лечче слишком красивое (molto belle) место для нашего персонажа. Он не должен всё время находиться рядом с какими-то гениальными архитектурными произведениями».

MOLTO BELLE!!!

Не отвлекаю — разглядывать не мешаю…

 

Дополнительная информация: «Кажется, что режиссер не взял в «Ностальгию» самые прекрасные, умопомрачительные пейзажи, дивные шедевры архитектуры, великие произведения искусства. Чего, например, стоит один только каменный мозаичный пол XII в. собора Лечче! На нем изображено огромное дерево, каждая ветвь которого символизирует одну из культур человечества.

Он искал свою Италию, красота которой существует
не сама по себе, а как часть состояния души,
и потому очень редко брал что-то на заметку.
«Слишком красиво», — таков был его обычный приговор».

Molto belle… Посмотрите на церковь в Лечче и согласитесь,
или не согласитесь — возразите Тарковскому…

Гуэрра старался изо всех сил, показывая всё новые и новые красоты, но Тарковский был неумолим. «Я ещё ни разу не видел места, где мог бы оказаться наш персонаж, — говорил режиссер. — Мне очень важно, чтобы это было связано не с красотой Италии, не с красотой её архитектуры, а с людьми, происшествиями, чувствами — тогда мне будет легче…»

Каково состояние русской души по Тарковскому?
Как по Достоевскому — СТРАДАТЕЛЬНОЕ.
Для страдающей души нужна совсем иная «натура».
Эта — molto belle!

Мы заходили внутрь церкви. Явно видимая простота её интерьера меня примирила со всеми архитектурными стилями, отклонениями и предпочтениями. Сидя неподалёку от входа (чтобы насладиться глубинной перспективой), я не ведала о том, что Тонино Гуэрра показал Андрею Тарковскому крипту храма — подземную молельню на 48 колоннах. Они увидели пол крипты — мозаичный, изображающий Мировое древо, в котором символично связаны между собой все культуры.

Священник пояснил: «В каждой культуре есть что-то своё. И человек, который хочет обогатиться, берёт то, чего ему не хватает, и обогащается, ничего не теряя. Таким образом через одну культуру можно вести диалог со всеми остальными, причём вне какой бы то ни было идеологии».

В Лечче диалог двух архитектур не получился.
Наверное, обе стороны виноваты:
не нашли верного — доверительного — тона беседы,
а тем самым многое потеряли.

«Кто ищет, тот всегда найдёт». Многократно перерыв Интернет, я нашла то, что искала. Хочу увидеть всё Древо, но смиряюсь. Что за зверь у вершины Древа, информацией не располагаю, сама не хочу вольничать. Буду ждать.

Вдруг пришли из Интернета фотографии освещенного солнцем фасада церкви. Полюбуйтесь…

<— ТОСКУЮ ПО ТЕБЕ, О ТОСКАНА…

АЛЬБЕРОБЕЛЛО — «ХАОС, ПОЛНЫЙ ЖИЗНИ»… —>