Андрей Тарковский не давал прямой ссылки на поэму Мильтона «ПОТЕРЯННЫЙ РАЙ», но…
В изображении того места, где живут Кельвины, ощутимо ЗАПУСТЕНИЕ, ПРЕВРАЩАЮЩЕЕ БЫЛОЙ РАЙ ЗЕМНОЙ В ВОСПОМИНАНИЕ. А потому, ничего не могу с собой поделать, прибавляю к образам фильма «отправную точку», уточняющую понятие, — «…Божьим садом был блаженный Рай».
Дьявол-искуситель
…глянул вниз и удивился вновь
Щедротам, сотворенным для людей.
Сокровища Природы на таком
Пространстве малом все размещены;
Казалось — это Небо на Земле.
Только Бог
Умеет верно, и никто иной,
Судить о благе. Люди, лучший дар,
Им злоупотребляя, извратить
Способны, применив для низких дел.
Джон Мильтон
Открываю изложение следующей части фильма эпиграфом, или мною выдвинутой антитезой, согласно которой, если есть что-то, значит, должно быть и нечто, ему противоположное.
ЕСЛИ ЕСТЬ ИСЧАДИЕ АДА — ГОРОД, «АКИ ЗВЕРЬ РЫКАЮЩИЙ»,
ЗНАЧИТ, ДОЛЖЕН БЫТЬ И РАЙ ЗЕМНОЙ, ПУСТЬ «ПОТЕРЯННЫЙ», НО РАЙ.
Андрея Арсеньевича часто спрашивали, что означают в его фильмах ветер, дождь, огонь, конь, черная собака, рыба и еще множество разных вещей. Он отвечал: «Дождь, огонь, вода, снег, ветер — всё это часть материального мира, в котором мы обитаем. Я верю в жизненные истины и рассказываю о них. Соответственно, я удивляюсь, когда мне говорят, что люди не в состоянии получить удовольствие просто от созерцания природы, когда это с такой любовью перенесено на экран, а должны искать какую-то скрытую мысль, которая, как они чувствуют, должна там быть».
Ищу «скрытую мысль, которая должна быть» в фильме. Не могу этого не делать, потому что испытываю мучительное ощущение, что показанного в фильме на самом деле нет. Оно принадлежит к какому-то другому — ирреальному — миру. Тарковский удивляется, а я, уж такая вот, «скрытую истину» ищу и получаю от поиска истинное удовольствие, как, впрочем, и от простого созерцания…
Я — зритель: что могу и хочу, то и вижу. Я свободна… Нет, я порабощена
чудодейственной сосредоточенностью на детали непостижимого Целого… Погружаюсь в «простое созерцание» в надежде, что мне откроется «жизненная истина». Для этого во всем видимом на экране выбираю «говорящий кадр», например — журчащую воду со струйными водорослями. Для меня это — «стоп-кадр» или «застывшее мгновение», потому что вызывает чувство, что меня нет — есть лишь ощущение, что МИР ЖИВЕТ КАКОЙ-ТО НЕЗАВИСИМОЙ ОТ МОЕГО СУЩЕСТВОВАНИЯ ЖИЗНЬЮ.
МНЕ ОТКРЫВАЕТСЯ ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ МИР. В НЕМ СВОЕ ПРОСТРАНСТВО, СВОЕ ВРЕМЯ.
ПРОИСХОДЯЩЕЕ В НЕМ НЕИЗМЕННО, ЗНАЧИТ, В НЕМ ВРЕМЯ — ЧТО ВЕЧНОСТЬ.
Журчащая вода, непременные струйные водоросли, травы, «с любовью перенесённые на экран», обретают художественную силу ЖИЗНЕННОЙ ИСТИНЫ. Думаю, у каждого, созерцающего образ, своей простотой поднятый до откровения, Истина — своя: ощущаемая, но не осознаваемая…
Вода — символ времени? И да и нет.
Вода — символ очищения? И да и нет.
Вода — чего-то отражение, преломление?!
Вода — источник существования?!
Вода — символ бытия?! Да, да, да…
Трактовки бесконечны, и всё это будет ВОДА.
Подорожник выделен из трав, укрупнён в кадре, и есть за что… Он — удивительно стойкое растение. Его пинают, топчут, а он живет себе и помогает жить людям.
Подорожник этот, раны заживляющий, —
образ Земли, не обласканной, не лелеемой,
над которой люди надругались…
Земля, покрытая тающими в тумане травами с очень резким ароматом, становится заповедной — той, что дал нам Бог, а мы ее не уберегли, потеряли… И вспоминаются волшебные травы — магические, используемые жрецами, лекарями, ведьмаками… Дурман-трава… Одолень-трава… Плакун-трава… Сон-трава… Даже они не спасли тебя, чудесница-Земля…
Психолог Крис Кельвин должен — того требует его работа — улететь в Космос, на станцию, что ведёт наблюдение за открытой недавно планетой солнечной системы по имени Солярис. Он может улететь ненадолго или НАВСЕГДА. Крис понимает это уже потому, что держит в руке небольшой железный ящик, который появится в фильме еще несколько раз. Как окажется, в ящике — взятый на память с Земли чернозём, что в определенный момент прорастёт зеленью.
Все понятно, все по-нашему… Ещё не улетев, Крис уже тоскует по Земле,
предощущая боль утраты чего-то родного. РОДИНЫ В МАСШТАБЕ ПЛАНЕТЫ?
Похоже… Государственных делений в фильме нет.
В фильме Тарковского нет государственных границ. Нет в нем и временных делений, ибо Прошлое и Будущее неразличимы, а Настоящее отдано людям для самоистязания, что запечатлено в выражении лиц героев фильма.
БУДТО БЫ, СОВЕРШИВ ЧТО-ТО (ПОКА НЕИЗВЕСТНО ЧТО)
НЕДОПУСТИМОЕ ПО ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ МЕРКАМ БЫТИЯ,
ЛЮДИ ПОТЕРЯЛИ ВОЗМОЖНОСТЬ ЖИТЬ СЧАСТЛИВО.
ОНИ СТАЛИ УХОДИТЬ ОТ БОЛИ В МОЛЧАНИЕ, ГЛУБОКОЕ, НЕОДОЛИМОЕ…
НО ПАМЯТЬ О СОДЕЯННОМ НЕ ИСЧЕЗЛА — СВЕТИТСЯ В ГЛАЗАХ ПЕЧАЛЬЮ…
Ностальгия… Крис уходит тропинкой, протоптанной в травах… Уходит в туманное будущее, унося с собой железный ящик с тем единственным, что может в этом будущем ему остаться от Земли… Господи, если раздвинуть границы экрана до панорамного вида, каким одиноким окажется человек на Земле, даже сильный, суровый, облечённый высокой миссией решать, возможен ли контакт с другими Мирами.
Хочу лечь в травы и просить о прощении.
Кого? За что? Зачем? Не знаю…
Мгновенное настроение и очень горькое.
Виды Заповедного острова, на котором, как в Раю когда-то, растут высокоствольные деревья. Они особенно потрясают тем, что там — на горизонте — не безбрежные земные дали, а путы железобетонных автострад.
Как я это объясняю?
Никак, пока просто созерцаю.
Забудем об автострадах.
Постоим у Священного дуба.
Попросим, пусть даст силы жить…
Не даст, лишь угрызения совести подарит.
Если, конечно, совесть эта есть.
На Острове никто не берёт в руки лопаты, чтобы расчистить дорожки и спуски к воде, не вызывает техники, чтобы очистить водоёмы. Все лишь ностальгируют: вспоминают, уже неосознанно, о Былом и беззвучно вздыхают. Прикоснуться к заповедному месту нельзя. Это — что уничтожить красоту уходящего мира — зыбкого, неустойчивого во времени, туманно очерченного в пространстве.
Остров — дивное видение того, чего уже нет, ибо его реальность иллюзорна.
Такие виды, по природе своей, — ЧИСТОЕ ВОСПОМИНАНИЕ.
О ком? О чём? О ВРЕМЕНИ, ЧТО БЫЛО И БУДЕТ?
На Заповедном острове вода подёрнута ряской, лежат обломы мёртвых дерев. Видимое размывается: нет, не рождается — исчезает. Не упустите, успейте взглядом поймать: по ряске бежит… «последний луч зовущего, заходящего солнца», что связывает видимое с ПОТЕРЯННЫМ ЗЕМНЫМ РАЕМ. Это ставит Тарковского рядом с Достоевским. По сути, их творчество нераздельно, как один пласт Русской культуры.
Запустение на Острове ощутимо во всём, прежде всего, в его неухоженности.
Живущие на Острове люди его не загрязняют, но и не ухаживают за ним.
Остров предоставлен собственной судьбе — быть ВОСПОМИНАНИЕМ О РАЕ, что существует, пока помнят о нём люди. Просто помнят, как, например, об УТРАТЕ…
Вдруг внимание Криса привлек приезд Бертона, приглашенного отцом в последний день его пребывания на Земле. Приезд Бертона настораживает Криса. Зрителей фильма обескураживает другое: кинокамера следует за взглядом Криса и открывает правду. Заповедный остров — малость, чудом прибившаяся к автостраде, по которой несутся машины. Из машин его даже и не видно. Он есть только для тех, кто знает о его существовании. Для других — Острова нет…
Вид Заповедного острова: дом с мезонином и террасой. Справа от него — автострада…
Крис, по утверждению отца, каждое утро уходит на двухчасовые прогулки. Значит, Остров имеет мерность, соотносимую с этой достаточно большой для проживания одной семьи величиной.
Не дает мне покоя другой вопрос: почему рядом с домом проходит автострада, что для покоя островитян разрушительно? Может быть, перед нами то, чему конкретных вопросов лучше не задавать, ибо не знает оно на них ответов? Значит, ждем того момента, когда ответ придет сам…
Дом, по признанию отца Криса, «похож на дом его деда», потому что он «не любит новшеств». Значит, в подобном Доме жило четыре поколения Кельвинов — полная гармония, если не видеть надвигающегося на Остров запустения…
Был домик в три oконца
В такой окрашен цвет,
Что даже в спектре солнца
Такого цвета нет.
Он был еще спектральней,
Зеленый до того,
Что я в окошко спальни
Молился на него.
Я верил, что ИЗ РАЯ,
Как самый лучший сон,
Оттенка не меняя,
ПЕРЕМЕСТИЛСЯ ОН…
Поныне домик чудный,
Чудесный и чудной,
Зеленый, изумрудный,
Стоит передо мной.
И ставни затворяли,
Но иногда и днем
На чем-то в нем играли,
И что-то пели в нем,
А ночью на крылечке
Прощались и впотьмах
Затепливали свечки
В бумажных фонарях.
Арсений Тарковский
улетающим в Космос…
Перед отправлением Криса в Космос грянул ливень. Вода полилась, как из ведра, и пролилась вся — до последней капли. Ливень тоже имеет множество толкований. Земля перед расставанием попрощалась со своим сыном, умыв его слезами.
Очень сентиментально? Нужно сдерживать чувства? А вы вглядитесь-вслушайтесь в ливень — и поймёте: он — стихия, отключающая холодный разум.
улетающим в Космос…
Крис не испытывает удовольствия, но и не прячется от дождя: атавистические чувства не позволяют прервать совершенно явный церемониал.
улетающим в Космос…
Эх, на фото не видно… Капель вспенивает чай в чашке, и он кипит, как Океан, покрывающий планету Солярис. Столь малое и столь великое — какие могут быть между ними совпадения?!
Не хотите — мет предстоящего не ловите, но лично я вижу в этой картине прямое свидетельство, что всё во Вселенной взаимосвязано.
«Нам нужно поговорить с тобой»…
Единственное обвинение, позже высказанное отцом сыну: «Ты слишком жесток. Таких, как ты, нельзя пускать в Космос, там всё хрупко».
Сын отцу: «Хорошо, что ты это сказал, хотя бы в последний день».
Между отцом и сыном натянутые отношения: недомолвки, недосказанности, умолчания главного. При всём при том очень ощутима родственная связь. Конфликт обычен: любить своих близких очень тяжело, так как в течение жизни накапливающиеся непонимания становятся обидами с обеих сторон.
Есть исследователи, склонные в конфликте видеть параллель с евангельской притчей о блудном сыне. Не могу разделить эту точку зрения: не хватает тому свидетельств, кроме последнего кадра в фильме. К тому же Крис уезжает не «блудить», предаваясь всем порокам житейским, а с ответственной миссией, содержание которой ему в точности неведомо.
Когда опустилась ночь на Заповедный остров Земли, Крис приступил к сжиганию «лишних бумаг» — ненужных воспоминаний…
Среди «лишних бумаг» оказался портрет Хари — жены Криса, покончившей жизнь самоубийством.
А со мной после этого сюжета остались одни вопросы, на которые, как я верю, еще нет ответов…
Помню, как я впервые читала «Солярис»… С нетерпением ждала выхода очередного номера «Иностранки», в которой он печатался. В мире фантастики «Солярис» всегда стоял для меня особняком! Когда узнала о съемках фильма, очень боялась, мне казалось, что снять такое — невозможно!
Счастье, что это сделал Тарковский! Уверена, что никому другому это было бы не под силу!
Прекрасный, невероятно красивый и глубокий получился фильм! Готова смотреть его бесконечно!
Три раза появится в фильме Конь, что будет круги выкруживать неподалёку от Дома. Конь не нужен: Остров слишком мал, чтобы куда-то на нём отправляться. К тому же, живёт Конь в гараже. Значит, он — чистый символ. Чего? Опять ждем ответа…