Еврейский музей в Берлине (нем. Jüdisches Museum Berlin) посвящен двум тысячелетиям немецко-еврейской истории. Расположен на улице Линденштрассе в районе Кройцберг, открыт 9 сентября 2001 года; находится в ведении государства.
Музей состоит из двух зданий: старого здания Коллегиенхауса (суда прусского двора, а затем — Высшего суда Берлина) и зигзагообразного нового сооружения. Первое здание являет собой образец барокко, второе — деконструктивизма. Видимого фасадного соединения между объемами нет, они связаны подземным этажом. Некоторым посетителям второе здание напоминает сломанную свастику.
Первый еврейский музей в Берлине, основанный в 1933 году, вскоре был закрыт нацистским режимом.
В 1971 году, когда еврейская община Берлина праздновала свое 300-летие, а в бывшем Музее истории Берлина проходила приуроченная к событию выставка, была сформулирована идея создания нового еврейского музея. Тем не менее последующие годы площадкой для выставок соответствующей тематики служил Музей Берлина.
В 1988 году в связи с необходимостью увеличения выставочного пространства был объявлен архитектурный конкурс на расширение Музея Берлина. Конкурс выиграл Даниэль Либескинд. Строительство дополнительного здания длилось с 1992 по 1998 год. Здание Либескинда, открытое для осмотра в 1999 году, вызывало у зрителей интерес уже своим объемно-планировочным решением. Здание о чем-то «говорило». О чем?
Для деконструктивистских проектов характерны визуальная усложнённость, неожиданно изломанные и нарочито деструктивные формы, а также подчёркнуто агрессивное вторжение в городскую среду.
В качестве самостоятельного течения деконструктивизм сформировался в конце 1980-х гг. (работы Питера Айзенмана и Даниэля Либескинда). Теоретической подоплёкой движения стали представления о возможности архитектуры, которая вступает в конфликт, а тем самым «развенчивает» и упраздняет саму себя.
Здание музея в форме изломанной линии принесло архитектору Даниэлю Либескинду международную известность, как одному из ярких представителей ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА. .
Интересно, что Либескинд составлял архитектурный проект в виде НАПИСАНИЯ БЕСЕДЫ, чтобы «форму бетонной поэзии» сделать четко читаемой и непременно мучительной. Так узкие окна-линии, хаотично и демонстративно пересекающие фасад в различных направлениях, выдают, что автор здания пользуется антиархитектурным — декоративным — подходом к решению задачи.
К сожалению, трудно передать в фотографии, снятой с одной точки, как звучит «ПОЭЗИЯ БЕТОННЫХ ФОРМ». Я закричала от остроты впечатления, когда увидела эту лестницу, что нет-нет не ведет в подземный этаж, а ЗАСТАВЛЯЕТ РУХНУТЬ, ПРОВАЛИТЬСЯ ВО ТЬМУ, ОСТАВИВ ПОЗАДИ СВЕТ И ВСЕ ЗЕМНОЕ — ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ.
Что впереди? Ничего хорошего. Только камень, требующий от теплой, живой — человеческой — плоти с собой отождествления. Все предначертано! Все обязательно! Все непременно!
Еще один вид мучения… Попадая внутрь, посетители теряют чувство равновесия, так как пол Музея находится под наклоном, и уже с первых шагов необходимо предпринимать некоторые усилия для того, чтобы двигаться вперед, как Ось велит.
Идите! Трудно?! Не стойте — вперед!!!
Впереди «Башня Холокоста», что представляет собой небольшое замкнутое пустое пространство с высокими черными стенами и небольшим просветом на самом верху.
Сначала в темноте трудно понять, куда попал. После некоторого стояния-замирания начинаешь ощущать все, что задумал автор, «беседующий» с тобой. Они — безвинные жертвы — попадали в бетонные камеры, чтобы умереть.
Не хочешь умирать?! Выбора нет!!!
Что демонстрируется в нишах? Самые простые — домашние — вещи: детские игрушки, статуэтки, письма.
Экспонаты показывают — экспонаты доказывают с помощью домашних вещей. Уничтоженные люди были неповинны ни в чем, потому что национальность — это принадлежность к определенной ветви ДРЕВА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО РОДА, что прекрасно, когда крона Древа пышна и зелена..
Малыш? Ты не уберег тех, кто тебя любил…
В «Саду Изгнания» расположены 49 стелл: 48 — наполненных землей Берлина, символизирующих год создания государства Израиль, 49-я — наполнена землей, привезенной из Израиля.
Мне кажется, в «Саду Изгнания» скрыты другие —
страшные — смыслы, что раскрывает не земля,
а «ПОЭЗИЯ БЕТОННОЙ ФОРМЫ».
Марина Бреслав — автор снимков — была в Берлине в другое время, когда Сад стоял открытым. Говорит, высоченные стеллы сдавливают дыхание, посмотришь наверх — там вместо неба кресты просветов. Нет сил даже закричать.
Ее впечатление правдиво, судя по просьбе
не посещать Сад тех, кто не молод.
Ветви Древа пронизывают стены и потолки,
будто «Сад» прорывает границы бетонных форм.
В стеллах растут деревца, что хотят стать лесом. И становятся, когда наступает весна, обещающая лето. Становится, потому что это закономерно.
Я со своим трагическим восприятием в Лес не верю,
а вот в Закономерности верю. Конечно, верю.
Значит, Лес поднимется. Непременно.
Пока я стараюсь утвердить в душе Веру в Лучшее, возникают какие-то страшные звуки, будто кто-то плачет, даже воет или истошно кричит. Звуки невыносимы — спешим на голоса…
Пол этой «Области Пустоты» усыпан металлическими плашками — кричащими ликами.
Если по плашкам-ликам идти, они начинают плакать. Тихо плакать, если ступаешь по ним осторожно.
Плашки-лики начинают громко кричать,
если идти по ним строем или толпою!
Слышите?!!!
Крики раздаются и в Тишине,
потому что такие лики не плакать,
или не петь не могут!!!
Слышите песни?
Они глядят на мир сквозь тьму веков,
Огнём пылают и полны истомы,
Им помнятся пожары и погромы,
И раны от ударов и оков.
Еврейские глаза, ну что вам рассказать,
Солёных слёз невыплаканных море.
Еврейские глаза, ну что вам рассказать,
В них грусть не проходящая и горе.
Братья, сестры, братья, сестры —
Ну-ка быстро просыпайтесь, ну-ка разом поднимайтесь,
Ну-ка вместе собирайтесь и друг другу улыбайтесь —
Будем петь, будем петь — пить, любить и жить!