Петербург: О реке Фонтанке и нескольких ее мостах

Сколько рек прекрасных в Петербурге. Сколько произведений высокого искусства на их берегах. Сколько на реках прекрасных мостов. Можно путешествовать по этой вязи, никогда и нигде связующей их нити не прерывая. Реку выбираем? Неву оставим на потом. Значит, пусть первой будет Фонтанка, украшенная в своем истоке шедеврами как небо звездами-жемчугами…

Что за прелесть эта река Фонтанка! Особенно в первой своей части, где она поуже, где русло ее покруче изгибается, где перспективы то и дело замыкаются какими-нибудь чудесами — смотри, не зевай.

Прямо по курсу — Большая Нева. Фонтанка из нее истекает, течет по дуге и снова в Большую Неву впадает. Представляете, сколько рек, речек и протоков было в дельте Невы, что вначале Фонтанка даже имени не имела, потому что называться «безымянным ериком», что без названия оставаться.

Слева по борту — Летний сад с Летним дворцом Петра I. Царь с семейством сюда выезжал, как мы выезжаем на дачу в окрестностях Петербурга. Дворец маленький, на голландский манер построенный, украшенный межоконными барельефами, на семи из которых изображены морские химеры. Это — знак, предупреждающий, нельзя со стихией в поединок вступать: встанет на дыбы и все, что затеяно было, в бездну смоет.

Прачечный мост появился, когда при Екатерине I, тоже Великой, «в гранит одевалась Нева».

Больше всего люблю восстанавливать в воображении то время, когда Фонтанка была пограничной рекой. С внутренней стороны — город. С внешней — дикий лес с волками, лисами, медведями — большими любителями поживиться за счет рачительных хозяев. Да, что там звери — так: кура на обед. В лесах окрестных орудовали воровские шайки. От них защита нужна. Появились заставы с шлагбаумами там, где через Фонтанку устраивались мосты, непременно разводные. С одной стороны — Город. С другой стороны — лес. Между ними — непроходимая преграда. С весны по осень.

Да, мосты вначале были деревянными, обшитыми, раскрашенными под камень. Мазанки тоже красили под кирпич. Бутафория историю Прекрасного града открывала! Ничего подобного, первостроители Петербурга, преображая Настоящее, стремились приблизить Будущее, в которое они верили.

Окраинный Летний сад чудом регулярной планировки был когда-то. Стриженые деревья, боскеты, кружевные партеры, скульптура, фонтаны, затейные павильоны… С Дудергофских высот по Лиговскому каналу текли воды самотеком. Затем проходили через реку по мосту-акведуку на арке и взмывали вверх в устройствах фонтанных на радость цареву семейству и приближенным. Тогда «безымянный ерик» имя обрел — замечательное… Фонтанка…

Каждое наводнение наносило урон Летнему саду, и гранитные набережные не помогали. Наводнение 1777 года разрушило фонтанную систему — восстанавливать не стали. Деревья тоже перестали стричь: другое время пришло с иными эстетическими вкусами, ценящими естественность. Сад разросся. Петровы липы на берегу Лебяжьего канала превратились в остовы дерев, одряхлевших. За садом нужно следить — менять посадки, омолаживать. Через двести с лишним лет, если вести счет от 1777 года, сад прекрасный в черте города пришел в аварийное состояние, потребовавшее «хирургического вмешательства». Сейчас за ограды никого не пускают — скрывают, что делают, от досужих глаз. В результате все страдают: и город, лишившийся зеленого оазиса, и горожане, не верящие в преображение, что вернет им любимый сад.

Не счесть, сколько времени я в саду проводила, сколько экскурсий в него водила, показывая детям и взрослым, что в Петербурге есть «остров блаженных теней» и, если постараться, можно увидеть тени людей из Петербургского золотого века. Смотрите… Может быть, и вам повезет…

Место это — из интереснейших на нашем пути…

Именно здесь в 1725—1726 годах мастером X. ван Болесом был построен деревянный мост-акведук для питания фонтанов Летнего сада из Лиговского канала. После наводнения 1777 года мост прекратил свое существование вместе с фонтанами.

В 1823—1824 годах по проекту инженеров В. фон Треттера и В. А. Христиановича на этом месте был построен цепной мост. Гранитные устои. На них с каждой стороны реки — порталы из чугунных колонн, богато декорированные в духе оформления входов в древнеегипетские храмы. Порталы держали железные цепи с раскосами, к которым было подвешено пролетное строение, нёсшее деревянный настил моста.

У этого цепного моста, называемого Египетским, была особенность — он раскачивался. Через 85 лет мост обрушился и его разобрали. Горожане горевали, перенести мост чуть подальше предлагали. Отцы города им в том отказали.

Построили новый Пантелеймоновский мост по имени стоящего неподалеку храма. Красивый получился мост, воспроизводящий рисунки К. И. Росси…

За Пантелеймоновским мостом высится Михайловский замок — тема бесконечная, тема особая, проплывая мимо, ее не расскажешь. Об одном лишь могу поведать — личном. Когда Замок был набит проектными и прочими институтами, в одном из них я работала восемь лет. Каждое утро входила в восьмигранный внутренний двор, входящих охватывающий, что захватывающий. Поднималась по каменной винтовой лестнице на третий этаж и понимала: все поймана — погружена в особое состояние. Чтобы снять напряжение, в перерыв выходила на Неву, проходя через Летний сад, — от наваждения спасалась. Подтверждаю: Замок — самый мистический объект в Санкт-Петербурге, ибо иной не может быть «проповедь в камне», Василием Ивановичем Баженовым писаная.

Северный фасад Замка такой светлый, открытый в сторону Летнего сада, такой… Чтобы не поддаваться искушению архитектуры и не забывать того, чего никак нельзя забывать, думая о будущей Российской истории, я вспоминаю оборонительную систему Замка…

Тройные ворота с массивными башнями для стражи. От ворот отходит глухая стена в два с половиной метров, что следует по всему периметру императорской личной резиденции. Внутри — каналы с подъемными мостами и будками. Все раскрашено в черно-белую чересполосицу на прусский — полицейский — манер.
Восточный и Западный каналы образуют два полубастиона с пушками. И это — не все…

С этой террасы при Павле выходили не в Райский сад, а на плац, по периметру которого были установлены пушки. Ощерившиеся дула 20 орудий были наведены… на Санкт-Петербург — Новую столицу Российской империи

На «площади Коннетабля» (Верховного главнокомандующего всех родов войск) перед входом в Замок установлена на высоком подиуме конная скульптура. То — «Великий конь» с восседающей на нем «персоной в цветущем возрасте». Модель Всадника на коне исполнил Растрелли-отец по Петрову заказу. Царь вносил поправки в замысел, но так и не отдал приказа отлить выполненное в металле. Что-то мешало? Или пугало? В себе самом?

Что в памятнике страшного? В «персоне» Петра запечатлено преображение «Отца Отечества»… В кого? Судите сами… Перед нами — не герой Полтавской битвы. То император-триумфатор в римском одеянии с лавровым венком на голове, с фельдмаршальским жезлом в правой руке, к ногам которого брошены бесчисленные народы…

Лишь в царствование Елизаветы Петровны памятник отлили, но не водрузили. Долго в специально сооруженном для конной статуи сарае дожидался император-триумфатор своего часа… И вот, наконец-то, при Павле I свершилось…

«Великий конь» — самое страшное, что есть в Петербурге. Он несет Весть: горожан, а значит, и Россию погубит Абсолютная власть, ничем не ограниченная. Абсолютное всевластие непременно прорастет Абсолютной вседозволенностью, и Бездна поднимется, и выйдет из своих пределов, и все разрушит до основания…

«Бедный Павел», духов, что должны быть сокрыты
в недрах земных, выпустил ты на свободу…

Город — живой организм… Это — правда. Растет численность горожан, ветвится, как Древо, — растет территория города: отодвигаются его границы. Да, тут еще воровские шайки и волки. Что делать? Нужно Фонтанку с обеих сторон застраивать, отодвигая лес подальше от центра города. Что же жителей из переднего фронта домов волкам на съедение отдавать? Ни в коем случае! Нужно по южной границе города строить новое оборонительное сооружение — Обводный канал.

Рыть Канал начали в 1769—1780 (при императрице Екатерине) по проекту инженера Л. Л. Карбонье между рекой Екатерингофкой и Лиговским каналом. Со стороны города он был укреплен валом. Работы продолжены в 1816—1833 годах под руководством инженеров П. П. Базена и Б. П. Э. Клапейрона. К 30-м годам XIX века Обводный канал стал южной границей города.

А Фонтанка? А Фонтанка, как начала, так и продолжала обрастать домами, всю историю Петербурга в их череде запечатлевая…

Особняки «под неизменным греческим фронтоном» принадлежали петербургской знати: Олсуфьевым, Пашковым, Голицыным… Особняки — памятники архитектуры местной категории (?). Они просты, как все здания в стиле Раннего классицизма, во всем знающего меру.

На их портики дважды низвергалась хула общественного мнения… В пору Эклектики, яростно разрушавшей устои Классицизма, поднявшегося на бесчеловечный уровень Ампира.
И в мои студенческие годы — после «отмены излишеств», коим отличался «Сталинский неоампир».

При чем тут прелестные особнячки? Именно они ни при чем, но, так уж устроено общественное мнение: если что-нибудь отрицается или утверждается, то непременно огульно.

Все-то есть на берегах Фонтанки, даже Аннинское барокко. Таких церквей в Петербурге три: Пантелеймоновская неподалеку (внешний декор изменен); Сампсония странноприимца, поставленная в честь победы под Полтавой (на Выборгской стороне); Симеона и Анны.

Все три церкви построены «кораблем». И здесь впереди — стройная колокольня, за ней — трапезная, потом главный зал идет, что собой представляет » восьмерик на четверике», перекрытый куполом с фонариком и крестом. Движение завершает апсида, на восток, как положено, смотрящая. Церковь от древнерусских храмов отличает ордерный декор. Ордер наделяет храм светским духом, превращая его в воспоминание о Петровых деяниях.

Больше подобных церквей в Петербурге не ставили. Я думаю, масштаб — человеческий — помешал: не годился он для столицы Российской империи, вершители судеб которой жаждали повелевать толпами.

После того, как в 1712 году Санкт-Петербург стал столицей России, Петр I начал на Фонтанку переселять самых знатных россиян. Способ известен: он дарил им землю для того, чтобы новые владельцы её обустраивали, облагораживая этот район Санкт-Петербурга. Среди отправившихся в Петербург был генерал-фельдмаршал граф Борис Петрович Шереметев, женатый государем на своей родственнице А. П. Нарышкиной.

Сын Бориса Петровича Пётр Борисович Шереметев в 1730-ых годах на месте старых построек возвел новый одноэтажный дворец. А в начале 1750-ых годов по проекту С. И. Чевакинского и Ф. С. Аргунова это здание было надстроено вторым этажом. После смерти жены и дочери граф Пётр Борисович в 1768 году переехал в Москву. Несмотря на отсутствие хозяев, усадьба продолжала перестраиваться. В 1788-1792 годах она сдавалась в наём португальскому посланнику, а затем князю В. Б. Голицыну.

Следующий большой участок земли был подарен Петром I своей дочери Анне, после того как трёхлетнюю Анну нарекли царевной. На берегу Фонтанки итальянский мастер построил двухэтажный дворец, получивший название Итальянский. Точно также назвали и улицу на другом берегу реки — Итальянская, также назван и мост через Екатерининский канал в створе Итальянской улицы. Улица Жуковского до 1902 года называлась Малой Итальянской.

В 1730-х годах здание дворца перестроили по проекту М. Г. Земцова для герцога Э. И. Бирона. Площадь резиденции сократили, часть земли отдали Шереметьевым.

В ноябре 1740 года Бирон был арестован и отправлен в ссылку. После этого его дворец отдали для проживания чиновникам Удельного ведомства. В 1796 году здесь решили разместить военно-сиротский дом, а в 1800 году Павел I подарил его новому женскому учебному заведению — Екатерининскому институту благородных девиц. Существующее строение оказалось ветхим, его снесли. На освободившемся месте в 1803-1807 годах по проекту Джакомо Кваренги было построено новое здание.

В Екатерининский институт принимали детей незнатных небогатых дворян. Девушек из более обеспеченных семей принимал Смольный институт.

Крайнее здание слева — произведение Джакомо Кваренги. Перед вами, господа, Ее Величество Простота, что, по определению теоретика эпохи Просвещения И. И. Винкельмана, «созидается без всяких усилий, появляется как мысль и исполняется одним дуновением». Кваренги — палладианец, воплотивший в Петербурге Мир благородной простоты и спокойного величия, что «взрастил» новых россиян, столь же прекрасных.

Снимите шляпы, господа… Вы ничего особенного не увидели? В этом наша беда — поколения, утратившего подлинный эстетический вкус, что позволяет нам восхищаться лишь богатой декорировкой.

Первый деревянный Аничков мост со шлагбаумом был построен по указу Петра I в 1715 году. Здесь находилась застава, через которую въезжали в Санкт-Петербург. На заставе проверяли паспорта, брали плату за въезд. Такой платой могли быть не только деньги, но и камни, необходимые городу для мощения улиц. Чтобы по Фонтанке могли проплыть суда с высокими мачтами, мост был сделан разводным. Разводили мост и по ночам, дабы в город из леса за рекой не забегали волки.

В 1749 году Аничков мост основательно укрепили, так как по нему должны были пройти слоны…

Первого слона в 1714 году подарил Петру персидский шах. Слон от Астрахани шел «своим ходом» в специально сшитых кожаных сапогах. Крестьяне принимали его за божество, падали на колени и сопровождали от селения к селению. И в Петербурге ему жилось хорошо. В год слону к обычному пайку добавляли 40 ведер виноградного вина и 60 ведер водки лучшего качества.

В 1741 году из Персии в Санкт-Петербург прибыл караван из 14 слонов. Место их поселения стало называться Караван-сарай. Об этом событии помнит Караванная улица неподалеку. Возле Фонтанки расчистили площадку для прогулки слонов и сделали деревянный настил — спуск в реку для купания.

Через три года слонов перевели к Московскому вокзалу. А здесь — на Фонтанке — продолжали строиться цирковые балаганы. А в 1877 году открылся цирк Чинизелли.

Тот Аничков мост, который мы видим сейчас, был построен в 1841 году. До того он был другим, а потому… Мы пройдем под мостом, чтобы посмотреть на его собрата, а потом вернемся обратно, чтобы выйти у Аничкова моста на берег.

Не могу обойти вниманием дворец князей Белосельских-Белозерских. Первый дворец был построен на этом месте в конце XVIII века архитекторами Тома де Томоном и Ф. И. Демерцовым. Дом был трёхэтажным, со скромным фасадом в классическом стиле. Такие дома мы только что видели.

В 1847-1848 годах дворец перестроил в стиле нео-барокко придворный архитектор императора Николая I Андрей Иванович Штакеншнейдер — мастер самых различных архитектурных стилизаций. Здание стало напоминать произведения Растрелли? Несомненно, но главное во дворце себя явило в том, что борьба с «греческими фронтонами» началась и идет весьма успешно.

В 1780-х годах, когда берега Фонтанки одевали в гранит, Аничков мост стал одним из семи гранитных мостов с четырьмя башнями и разводной средней частью. Чернышов мост и Старо-Калинкин сохранили «стиль эпохи императрицы Екатерины».

Своё первоначальное название Чернышёв мост получил от находившейся здесь загородной усадьбы графа Чернышёва. Изначально средний пролёт был деревянным, разводным. Разводные механизмы находились в четырёх гранитных башенках. В 1912—1913 годах средний пролёт был заменен на металлический (реконструкция — инженер А. П. Пшеницкий), и башни с цепями стали чисто декоративными.

Сохранение облика Чернышёва моста вызвало целую полемику. Идею сохранить старый облик поддерживали Академия художеств и Общество архитекторов, а сторонником проекта моста без башен была Городская Дума. Первые победили.

Возвращаемся к Аничкову мосту. Слева по борту — Кабинет Его Императорского Величества (Александра I. За ним стоит в глубине участка немного-немало Аничковский дворец с очень сложной «биографией»…
(Еще две страницы будут добавлены чуть позже)

Не хотите выходить в город, даже на Аничковом мосту? Сверху — сетка из электрических проводов, снизу — темная вода. Мост ремонтируется: туда не иди — здесь не останавливайся. В общем машины, кони, люди — суета!

И, однако, мы выходим, потому что Кони Клодта — то, что непременно нужно видеть и не раз…

Бронзовые конные группы изготовлены петербургским скульптором-анималистом Петром Карловичем Клодтом. Когда скульптуры уже были готовы к установке, их по указанию Николая I подарили прусскому королю Фридриху Вильгельму IV. В качестве ответного жеста прусский монарх в 1845 году подарил Санкт-Петербургу два изваяния Славы, которых установили на Конногвардейском бульваре. В 1843-1844 годах барон Клодт выполнил новые скульптуры, но и их подарили, на этот раз королю Сицилии Фердинанду II. В 1850 году для Аничкова моста Клодт создает четырехчастную композицию «Покорение коня человеком».

«Нет Петербурга без клодтовских коней!»

«Академия не подготовляла художника с юности; его не окружала днем и ночью Зевсы и Абадонны; его предмет не из древности, его предмет простой и самый обыкновенный. Предметом его любви и изучения были не Аполлоны, не Венеры и Антинои, а простая лошадь», – так писали в середине XIX века о прославленном петербургском скульпторе и литейщике Петре Клодте.

Сын боевого генерала Отечественной войны 1812 года Петр Карлович Клодт фон Юргенсбург родился в Петербурге 24 мая 1805 года. Семья была большая – 6 сыновей и 2 дочери. Юность Петр провел в Омске, куда семья переехала в 1814 году в связи с назначением на новую службу главы семейства. После смерти отца в 1822 году семья вернулась в Петербург, и юноша поступил в Артиллерийское училище.

В училише развилась в бароне Петре Клодте та страсть к лепке, резьбе и, преимущественно, к изучению лошади, которые и заставили его в 23 года решительно оставить службу и серьезно заняться скульптурой. Что и неудивительно, так как род Клодтов в своей династии имел 18 художников разных жанров.

Он стал вольнослушателем Петербургской академии художеств. Главным его учителем была натура, любимый предмет, и лошадь, которую он рисовал при каждой малейшей возможности, стараясь везде и всюду наблюдать и изучать ее строение, повадки, движения. Именно изображения лошади и принесли ему раннее признание и славу. Н. И. Греч вспоминал… «Введет к себе в тесную квартиру лошадь, поставит, а самому уже негде поместиться; сядет, съежившись, у ее задних ног и рисует или режет из липового дерева, не боясь, что она его лягнет».

Неожиданно для себя вольнослушатель оказался профессором скульптуры, избранным в «назначенные академики». Впоследствии Петр Клодт стал членом Берлинской, Парижской и Римской академий художеств.

Когда первые скульптуры уже были готовы к установке, их по указанию Николая I подарили прусскому королю Фридриху Вильгельму IV. В качестве ответного жеста прусский монарх в 1845 году подарил Санкт-Петербургу два изваяния Славы, которых установили на Конногвардейском бульваре. В 1843-1844 годах барон Клодт выполнил новые скульптуры, но и их подарили, на этот раз королю Сицилии Фердинанду II.

Лишь в 1850 году для Аничкова моста Клодт создает четырехчастную композицию «Покорение коня человеком».

Прототипом скульптур лошадей стал арабский скакун Амалатбек. В работе Клодту помогала дочь. Она садилась на коня, поднимала его на дыбы, что и зарисовывал скульптор.
Работа была признана современниками одной из вершин изобразительного искусства, сопоставимой с картиной К. П. Брюллова «Последний день Помпеи». В короткое время она приобрела европейскую известность.

Что думаю я по поводу Клодтовских укрощенных коней? Есть толчок, позволяющий развить мысль… Общепринятое мнение утверждает: Кони Клодта на Аничковом мосту — символ Петербурга. Вряд ли кто-то захочет возразить.

Символ, в данном случае, — в художественный образ переведенная суть явления. Суть Прекрасного града на Неве — Противостояние… Стихие. Бездне. Хаосу.

Кони — Природная стихия. С ней борьбу начинает человек и побеждает — Стихию укрощает: в дружественную силу превращает.

Такой видит Россию XIX век — первая его половина.
Кони Клодта — символ Веры в силу человека: укротителя, «водителя». Таковы же Атланты в портике Нового Эрмитажа.

Горожане верили в себя, и это было
счастливым мгновением в жизни Города.
Если бы не было таких мгновений,
Зло одержало бы в России верх над Добром

Не забывайте люди о Противостоянии:
оно не дарует полной победы, оно дарует Жизнь…

Петр Карлович Клодт был человеком высоких душевных качеств. Был он необыкновенно добр — к нуждающимся щедр — и к ваянию имел ни с кем другим не сравнимое рвение.

Наш друг из Германии — Роз-Мари Хауф — рассказывала нам об одном из потомков Клодта, тоже необыкновенно добром человеке. Он работает учителем в Вальфдорской школе. Дети пользуются его добротой, подшучивают. А у учителя этого была великая мечта приехать в Санкт-Петербург и увидеть Коней… Мечту удалось осуществить. Учитель стоял на мосту потрясенный, а мимо двигался поток пешеходов, не зная, что движется он через судьбу рода Клодтов — людей удивительно богатых при всей реальной бедности своей.

Если кто-то скажет вам, что автор решетки — Александр Павлович Брюллов, не верьте ни в коем случает. Он был талантлив не менее, чем его брат — Карл Брюллов, написавший «Гибель Помпеи». Чтобы убедиться в этом поднимитесь на Благовещенский мост через Большую Неву и посмотрите на украшающих их гиппокампов. Они столь же своей силой горды, как Клодтовские кони.

Мы непременно должны совершить весь путь до Главного Адмиралтейства, потому что река Фонтанка — не единственная поперечная ось, что перерезает Невский проспект, открывая волшебные перспективы…

Но отправимся мы в путь в следующий раз, так как сейчас все стемнело, а мне бы хотелось начать показ-рассказ с дневного Невского проспекта.