Встречи происходят в Доме Архитектора — то в Белом, то в Бронзовом зале особняка Половцова. Бывают встречи редкие и неожиданные. Тяжелее «контактовские встречи», что планируются заранее и заставляют себя ждать, грозя тем, что «по многим причинам» записавшиеся в участники не придут. Не придут — и крупицы живого общения не станут сверкающими звездами в тусклой обыденности, а растают, как февраль.

Сфинкс из Древних Фив в граде Святого Петра.
26-27 декабря — последний раз в прошедшем году — приехала в Петербург туристическая группа из Московского «Нового Акрополя». К их приезду, будто специально, на Град Петров обрушились «белы снеги». Город стал иным — каким его уже не помнили и не надеялись увидеть петербуржцы…
Прибывшие желали посмотреть предновогодний Петербург. В программу входило ознакомление с историей праздничных развлечений и, конечно же, костюмированных балов. Меня попросили каким-то образом связать эту тему с Петербургом Лермонтова, точнее — с драмой «Маскарад». Попросили? Всегда готова даже праздник вывернуть наизнанку и показать скрытую во всем, что связано с Петербургом, «блистательную трагедию»…

Невский проспект, 32.
Особняк Половцова (Санкт-Петербургский Дом Архитектора).
Большая Морская улица, 52.
Первый вопрос: куда вести москвичей? В дом Энгельгардта огромный, что поворачивает с Екатерининского канала на Невский проспект? Конечно туда, где происходили самые знаменитые в Николаевскую пору маскарады, которые посещала даже императорская чета… Туда, где Арбенин…
Нет. Там сейчас Малый зал Петербургской филармонии. К тому же не сохранилось ничего, что связывало бы дом с былой жизнью. Место встречи должно быть другим… Каким? Не встретиться ли нам в скромном с виду особняке на Большой Морской улице, где сейчас размещается Дом Архитектора? Решено…
Чтобы попасть на Большую Морскую улицу, необходимо пройти мимо Исаакиевского собора — главной архитектурной доминанты Петербурга, от которой никуда не спрятаться.
Собор — самое грандиозное воплощение Ампира — стиля империи. Хотите в этом убедится? Медленно подходя к Собору, понаблюдайте, как, восходя от Земли к Небу всей своей пирамидальной мощью, Исаакий вбирает вас в себя, весь мир собою закрывая-затмевая. Собор говорит…
Люди — пена морская, что бьется об утес,
пытаясь умилостивить его своими страданиями.
Безнадежно все…
Ампир — стиль империи — утверждает:
человеческая жизнь — ничто!
Она — призрак пустой…
Она — неосуществимая надежда…
Она — обманное обещание…

Арх. О. Монферран. 1830-е
Уходим с Исаакиевской площади. В первоначале Большая Морская улица располагалась в районе Морской слободы, застроенной «образцовыми» (типовыми) домами «для именитых», «зажиточных» и «подлых» — все вперемежку. Не пропустите, следуя в особняк Половцова, два чудесных здания, весьма красноречиво связанных с нашей темой — маскарадной…
Поразитесь, дом для Петра Демидова — заводчика-миллионера — построил автор Исаакиевского собора! Где Ампир?! Монферран с наслаждением играет в асимметрию — то, что недопустимым считал даже Классицизм. К «апартаментам на погребах в один этаж» он пристраивает блок в три этажа, задвинутый вглубь участка. Зачем? Чтобы обрести свободу и от Петербургского первоначала, и от Ампира!

Арх. О. Монферран. 1830-е
В результате сдвижек и надстроек — игры объемов — возникает неоренессансная вилла. Правда, в петербургских условиях, что не позволяют ей развиться в полную силу. И все потому, что в Италии вилла в парке стоит, а в Петербурге даже ей участь отведена другая. Она — рядовой дом, подчиненный «фронту» или «красной линии», определяющим, как должны в России дома на улицах стоять. Никому не дается права на отступления. Все подчиняются. Только строем по жизни шагают… Куда? Сюда — в нынешнее время.
Отвлекитесь — в детали вглядитесь. Согласитесь, архитектор Монферран был великолепным рисовальщиком?

Арх. О. Монферран. 1830-е
Можно сделать и более весомый вывод… В ту пору, когда победу праздновал Ампир, от однообразия ордерных рядов, подчиненных осям симметрии, устали не только горожане, но и архитекторы.
Время — движение. Время — изменение.
Движение, изменение — это жизнь.
Если так, Архитектурный маскарад естественно и законно
пришел на смену Всевластию Больших стилей.

Мы переместились в пространстве — оказались внутри особняка Половцова. Видим дом напротив с непременным Исаакиевским собором, которому подвластны все пространства в городе, даже апартаменты. Можем разглядеть наружные стены особняка, что в таком ракурсе, согласитесь, весьма красивы.
Мы переместились во времени… 40-е годы, можно так сказать, — Лермонтовское время. Отношение к Городу меняется или точнее — определяется в своем негативе. Глядя из окон эркера на Большую Морскую улицу, хочется мне привести две цитаты, свидетельствующие, что люди меняются тоже.

Будуар с круглым эркером. Арх. А. Х. Пель. 30-е годы.
В романе Лермонтова «Княгиня Лиговская» главная героиня произносит в светской беседе неожиданное слово, будто невзначай… «А здесь, здесь все так холодно, так мертво… О, это не мое мнение; это мнение здешних жителей. Говорят, что, въехавши раз в петербургскую заставу, люди меняются совершенно».
Подобное представление о городе Лермонтов сохраняет и в романе «Герой нашего времени». Печорин, следуя «на Большую Морскую (!) туманным утром, обещавшим близкую оттепель», развивает следующую мысль… «Многие жители Петербурга, проведшие детство в другом климате, подвержены странному влиянию здешнего неба. Какое-то печальное равнодушие, подобное тому, с каким наше северное солнце отворачивается от неблагодарной здешней земли, закрадывается в душу, приводит в оцепенение все жизненные органы. В эту минуту сердце неспособно к энтузиазму, ум к размышлению».

И приходит мне в голову крамольная мысль, Исаакиевским собором и особняками на Большой Морской навеянная… По мере утверждения Ампира — стиля Империи — без архитектурного маскарада невозможна жизнь: маскарад — как глоток мнимой свободы. И Лермонтов прав: маскарад жизненную пустоту лишь усугубляет. Что это значит? Россияне во главе со своими царями Всевластием-Всеподчинением себя сами в безвыходный круг загнали.
Все танцуют, все ликуют, остановятся — заплачут.
Архитектурный маскарад — тема бесконечная,
ибо любое ряженье — действительности подмена.

На мгновение мы Белый зал в лекционный превратили. Что делать — времена другие: нельзя роскоши даром пропадать и ее к новым требованиям нужно приспосабливать, приручать. Пусть все работают…
Ах, архитектурный маскарад,
ни от чего не защищенное явление…

Белый зал в стиле Людовика XV. Арх. Г. А. Боссе. 1860-е г.г.
По оси Белого зала — балкончик с ограждением в кокетливо изысканных изгибах. Теперь на балкончике не бывает никого. Не исполняют камерные оркестрики музыку придворных композиторов Людовика XV — Куперена и Рамо.
В низвергнувшейся на Белый зал тишине я рассказываю слушателям о стилях трех Французских королей. О первом — Людовике XIV, что своей «версальской роскошью» Францию поставил на дыбы. О втором — Людовике XV, что, введя лишь эстетические новшества, в ходе истории своей страны ничего не изменил. О Людовике XVI — самом добром из Французских королей, что своим народом был безжалостно казнен. Рассказываю в зале, пытающемся воспроизвести столь опасный королевский стиль. Зачем?
Чтобы ход истории на русский лад повторить?..
Пережив правление Николая I, что извел на каторге
лучших граждан, Россией рожденных?..
Пережив правление и убиение Александра II,
что опоздал России Свободу подарить?..
Оборвав правление Николая II, что пошел на плаху
со своей семьей, Россию с собой прихватив?..

Белый зал в стиле Людовика XV. Арх. Г. А. Боссе. 1860-е г.г.
Почему люди не делают выводов из ошибок собственного Прошлого? Ведь никто не возразит, сейчас возвращается — накатывает новая волна стилизаций, в том числе и повтор роскоши Французских королей.
Поднявшиеся из какой-то накипи русские нувориши рядятся в тоги, не замечая, как смешон нынешний маскарад. Причина скрывается уже в том, что предыдущие стилизации заказывались людьми просвещенными — гражданами мира — и исполнялись архитекторами-декораторами, для которых мир был открыт во всей бесконечности его многообразия.
Встреча происходила в предновогоднее время. Город готовился к празднику — рядился, как положено на костюмированных балах, в немыслимые наряды. Москвичи решили посмотреть — сравнить с Московией.
Я молча страдала, потому что я против подобного маскарада: он губит главное в Архитектуре — ее тектоничность.А вы, напротив, за ряженье?
Ох, уж этот архитектурный маскарад — тема,
не имеющая однозначных ответов…
Когда-то, теперь уже очень давно, я рассказывала итальянским архитекторам о Франческо Бартоломео Растрелли, называя его мастером Русского барокко. Их несогласие с принятым у нас определением было страстным по-итальянски. Это — не Барокко, это — Классицизм. Поспорили — ни до чего не договорились.
И не могли, потому что для Архитектуры деление на части противоестественно. Она, как любой человек, жива, если свободна от ограничений. Попробуйте убрать все, что навеяно воображением Растрелли. Архитектура умрет и наша душа умрет вместе с нею.
Ах, архитектурный маскарад — тема неисчерпаемая…
Смольный собор… «Он звучит» — сказал милый мне человек, альбом разглядывая. Я проверяла и не раз, какова тема Собора в музыкальном ее проявлении. Иоганна Себастьяна Баха? Вольфганга Амадея Моцарта? И того, и другого — в их единстве, в их слиянии, что прорываются Высшей гармонией, дарующей выход из трагедии человеческого существования…
Ах, архитектурный маскарад — тема всеобъемлющая…

Брошь пятилепестковая. Пять — число защитное, охранное, противостоящее нечистым силам. Город многое о многом знает и, к счастью, не иссякающая во времени любовь к декору золотому это знание продлевает…

Каждый год на 8 марта происходит ставшее ритуальным действие — женщина превращается в объект всеобщего поклонения. Куда приятнее… Московский «Акрополь» увидел в теме неожиданный поворот: связать воедино город и горожанку. Какой город? Петербург, конечно, — тот самый Град, в котором воплотился Идеал Классической красоты.

Источник сведений об Идеальном граде — эссе Константина Батюшкова «Прогулка в Академию художеств», написанное им в 1815 году по возвращении из Европы с российскими войсками-победителями в войнах 1812-1814 годов. Почему воин-поэт направляется именно в Академию?
«Академия трех знатнейших искусство» — детище Просвещения, на уровень которого поднялась Россия, потому что именно это образовательное учреждение сделало возможным осуществление главной установки Просветительской программы — воспитания Красотой.
Батюшков следует в тот художественный центр, которому Петербург обязан всем лучшим, что уже есть в нем и еще будет… Архитекторы — выпускники Академии, город создают. Горожане-россияне под воздействием эстетических установок становятся теми людьми, что составляют гордость России.
Что за время — это дивное начало XIX века!
В нем мечты становятся реальностью!
Кроме одной, кроме одной, самой страстной, что мечтой так и останется… И ныне мы жаждем Свободы, как тогда. Почему?..
Есть вопросы, ответы на которые дает каждый сам себе, о господа…

Батюшков описывает свои впечатления от видимого… «И в самом деле, время было прекрасное. Ни малейший ветерок не струил поверхности величественной, первой реки в мире… Великолепные здания, позлащенные утренним солнцем, ярко отражались в чистом зеркале Невы, и мы оба единогласно воскликнули: «Какой город! Какая река!» «Смотрите — какое единство! Как все части отвечают целому! Какая красота зданий, какой вкус и в целом какое разнообразие,
происходящее от смешения воды со зданиями».
Получите потрясающий дар от поэта-эссеиста Батюшкова:
определенную им сразу и навсегда формулу Архитектурной гармонии, присущей Петербургу…
То — «ЕДИНСТВО В МНОГООБРАЗИИ»,
возникающее благодаря сочетанию трех сил:
Неба — Архитектурных ансамблей — Вод.
О, Единство, ты — чисто Классический идеал Красоты,
равно принадлежащий Небу и Земле,
благодаря текущим через Город водам Невы прекрасной…
Не стоит заблуждаться! Идеальное — не Реальное: недостижимо оно в действительности. Только не для Петербурга, так как в нем, с деяний Петра I Великого начиная,
лишь «Небываемое и бывает». Согласны?

«Помню эту безобразную длинную фабрику, окруженную подъемными мостами, рвами глубокими, но нечистыми, заваленными досками и бревнами. Адмиралтейство, перестроенное Захаровым, превратилось в прекрасное здание и составляет теперь украшение города. Прихотливые знатоки недовольны старым шпицем, который не соответствует, по словам их, новой колоннаде, — но зато колоннада и новые павильоны или отдельные флигели прелестны. Вокруг сего здания расположен сей прекрасный бульвар, обсаженный липами, которые все принялись и защищают от солнечных лучей. Прелестное единственное гульбище»…

Конногвардейский манеж — «прелестное строение г. Гваренги» — напоминает Батюшкову «Партенон»… Почему Парфеноном Батюшков считает не Биржу Тома де Томона, по объемному решению подобную периптеральному храму в Афинском акрополе, а Конногвардейский манеж — «прелестное», на его взгляд, «творение г. Гваренги»? Отвечаю…
Для поколения приверженцев романтизма-классицизма
высшая ценность подлинной Архитектуры —
«благородная простота и спокойное величие»,
что, к сомасштабности с человеком прибегая,
его духовный мир так счастливо преображает,
а потому, сердце поэта более других восхищают
произведения палладианца Кваренги.
Труды представителей Высокого классицизма —
Адриана Захарова и Тома де Томона — прекрасны иным:
они торжествующе величавы в своей сомасштабности Неве.
Этого не может не осознать эстетически образованный ум.
А сердце… Сердцу не прикажешь.
КАКОВ ГОРОД — ТАКОВЫ И ГОРОЖАНЕ!
То утверждает Батюшков. Придет пора, и Петербургский миф покажет, и во всех подробностях, что это за «космические узы». Многое будет потом, а пока… Многое сокрыто, ибо в начале XIX века Город гармоничен, — горожане таковы же, точнее, стремятся к достижению Высокой цели — Духовного совершенства.
На человеческую жизнь влияют три обстоятельства:
Небо «отеческой земли»;
воспитание, в котором предпочтение отдается Красоте;
образ правления, главный импульс которого — Свобода.
Результат таких воздействий — человек,
становящийся «благородным отпрыском Свободы».
Да-да-да – вторит сердце поэта…
Красота — главное средство преображения Мира
в соответствии с Благом, даруемым знанием Истины.
Красота — главное средство совершенствования человека что, благодаря ей, становится Гражданином Вселенной.
Классика, дополняю я, — Вечный идеал для классицистов,
что в России превращаются в романтиков,
сердца которых так по-русски о Мире болят, страдают,
к Счастью взыскуют, Счастье предрекают…
Я утверждаю:
Петербург — воплощение Единства Неба и Вод.
Он — Город, поднявшийся из Небытия.
Дивный, как сказка, как мечта о Горних мирах,
как чей-то сон, как обещание, что Рай на Земле возможен,
если люди сохранят чистыми души…
Град над безмерными водами — упование на «Золотой век», когда Боги нисходили на Землю, чтобы сделать ее еще краше, когда люди поднимались в Небеса, чтобы стать Богам равными. В Петербурге Классицистической поры все прекрасно.
Все идеально… в Идеале.
Вот и поговорили… Хрустальные подвески роскошных люстр в Белом зале чуть слышный звон издавали: не то с нами соглашались, не то нам возражали…

Бронзового зала свечение…
Фантастического орнамента струение…
Отражение света в четырех зеркалах…
Свет, льющийся из глаз
тех, кто сюда приходил и будет приходить.
Я верю в нас…

Раньше я по этой лестнице взбегала, опаздывая и спеша…
Теперь торжественно восхожу, делая остановки,
чтобы процесс восхождения продлить (хитрю).
Мне без этих балясин, задающих моей жизни ритм, не быть…
Получится — не получится…
Нужно это людям — уже не нужно: они другие,
не такие, как мои слушатели былые…
Одни вопросы. Ответы потом.
Мистерия – Таинство, от поверхностного взгляда сокрытое…
Мистерия – посвящение в сокровенное знание Сути…
Мистерия – действо, что позволяет Вечность оживить
и в ней хранящиеся события пережить,
как лично с вами случившееся, а тем самым превратить в то,
что определяет строй души и силу духа.
Такова же и «Петербургская мистерия» и все потому что…
Петербург – фантастический город и делает его таким явленность Тайны, поднятой из временных глубин и архитектурными ансамблями на островах застывшей.
Петербург родился в эпоху Просвещения,
значит Архитектурный спектакль на Неве должен
строиться по законам Классической трагедии:
Пролог — Три акта каждый длиною в один век — Эпилог.
Так оно и есть…
«Повесть временных лет» сообщает: «Волхов впадает в озеро Великое Нево, и устье того озера входит в море Варяжское».
«Повесть» написана в 9 веке Новой эры, событие состоялось 2 тысячи лет до начала эры этой, а люди все вспоминают и вспоминают… о Всемирном потопе… Он начался там, где поныне на острове, вытянутом по направлению движения вод, стоит древнерусская крепость «Орешек»…
«Море Варяжское» (Балтийское) не приняло «устья Великого озера Нево» (Ладоги), встало встречной стеной, заставив воды идти против собственного течения. Это верчение кругов и есть подлинная природа Невы, что искала свое русло 2 тысячи лет. Нашла: стала рекой в 74 км длиной, шириной до 1 км с четвертью, в дельте обтекающей 101 остров. Не намывной — материковый.
Библейскую параллель не пропустите…
В Православии счет времени положило Рождество Христово,
здесь — Рождение Невы: Великой реки времени.
Нева старается выдать себя за шелковоструйную голубицу — красавицу. Природа берет свое, и Река превращается в Пучину, Хаос, Бездну. Нельзя над Бездной Город возводить: смоет все — вернет к Первоначалу!
Не пропустите еще одной Библейской параллели…
Богочеловек пришел в Мир, чтобы принести себя в жертву — искупить грехи людские. Город родился, чтобы быть или не быть, постоянно находясь на грани жертвоприношения.
Первый век Петербургского бытия был Золотым, потому что занят он был воплощением Идеи Всеобщего счастья. В ритме смены поколений, каждому из которых отпущено 20 лет деятельного времени, пять типов Всеобщего счастья было опробовано.

что никогда не стреляла по врагу, сразу же тюрьмой стала.
Социальные проблемы при царях решились просто — по-русски… При Петре Первом к Великой цели шли (в Петербург — «на каторгу») единым строем — без «пряников», ведомые кнутом и дыбой. Монарх определил минимум материальных благ, необходимых для «блаженства и славы» России, введя понятие «образцовые дома» — то бишь типовые: для «знатных, зажиточных, подлых»… Несмотря на старания самого Великого Петра, мздоимство победило!
Не надо думать, что царь Петр был искренен, называя себя «работником на троне». Судя по панегирикам, он не протестовал против обожествления собственной персоны. В барельефах Летнего дворца царя Петра представлены главные герои его царственной жизни: Нептун и Амфитрита, Зевс и Афина. Славословие подобное — свидетельство из временных глубин идущего мировосприятия, согласно которому Провидением избранный человек — что Бог, ему все Божественное доступно… Сам Бог без Бога? А-а-а…
При царе Петре для подтверждения того, что Он — как Бог, было достаточно декоративных прокламаций на стене. «Дщерь Петрова» получила своему избранничеству архитектурные подтверждения. «Золотое царство» в золотых дворцах возвел для нее архитектор-мистификатор Растрелли. В царстве этом поклонение Божеству превращено в ритуальный процесс, имеющий глубинные истоки в древнейших цивилизациях.
Встаньте на ось Растреллиевой галереи, сжатой мощными пилонами в обводе колонн. Пройдите через арочное сужение — духа напряжение. Взойдите на трехчастную площадку беломраморной лестницы, над которой мощные колонны держат небесный свод. Обратите лицо свое по направлению к верхней площадке, где вас ждет Божество и… Падайте, падайте скорее на колени. «Ради Славы Всероссийской» творил Растрелли. Новое время — новые умозрения. Чувства — те же…

Главки Павильона под орлом рассказывают, как Растрелли останавливает течение Времени и в Петергоф входит Вечность, чтобы сообщить прекрасную весть: «Золотое царство» в золотых дворцах будет вечным, потому что лучше его нельзя вообразить ничего. Ничего.
Кто станет возражать?! Я не смею, хотя и знаю — через 20 лет деятельное время одного поколения истекает….

Екатерине II Великой архитектура Растрелли стала казаться «варварской безвкусицей». Ей новая императрица противопоставила произведения своих архитекторов — Ринальди, Камерона, Кваренги, подготовленных Римом к службе в России…
Воплощение Классицистических идеалов в Екатерининский «Золотой век» подарило России «Мир благородной простоты и спокойного величия», что преобразил россиян, превратив лучших из них в граждан мира.

и итальянца по происхождению архитектора Антонио Ринальди…
Под Петербургом есть шедевр живописного паркостроения, связываемый с именем Павла Петровича, хотя получил он его в подарок от матери после смерти первого владельца Гатчины графа Григория Орлова. В Гатчинском парке Павел мстил Орлову за унижение и в лесах над озерами расстреливал тишину…
Своей красотой Парк обязан Северной природе и архитектору из Италии – Антонио Ринальди, умевшему останавливать течение Времени, позволяя Парку рассказывать о Вечном…
Планиметрия Гатчинского парка – чистейшее воплощение закона «Золотого сечения», используя который, сам Бог творил Мир. Такой Парк нельзя утратить… Как нельзя забыть о Божественном вдохновении, воплощенном в Красоте бытия…

В. Бренна (главный строитель).
Екатерина пробыла на троне вместо положенных 20 лет — 34 года. В 1796 году она преставилась. На трон взошел не внук — сын нелюбимый Павел Петрович. Что он должен был сделать, чтобы жизнь в России стала прекрасной? Подарить новым россиянам Свободу — «естественное следствие просвещения», скажет позднее Александр Сергеевич Пушкин.
Павлово правление всех удивило, напугало и, к сожалению, все дальнейшее определило. Он узурпировал Власть, определяя все — до мельчайших сторон быта. «Я-я-я всему голова», — закружил клич Единовластия над Россией…
Что осталось от Павлова правления? Обращенная к Павлу «Проповедь в камне» Василия Ивановича Баженова, возведенная Винченце Бренна, и только?..
Остался в память о пребывании на Земле «бедного Павла» его именем называемый Парк, что создан был не Всевластием-Всеподчинением, а упованиями Камерона, Гонзаго, Бренны на Божественную красоту, присущую естественной природе…
Храм Дружбы Павел I посвятил своей матери Екатерине II.
Зачем, ведь о дружбе на самом деле не могло идти и речи? Чтобы за охранным кругом колонн спрятаться от страшных мыслей – эринний, что сердце рвут на части… О, «бедный Павел» — сердце свое твердит, все безумцу прощая…
Содержание Второго акта, или Второго века Петербургского бытия — XIX по общему счету — надвое разделилось. Первая половина его определилась правлением двух «Павловичей» — Александра I и Николая I. Вторая половина была расплатой за деяния предшествующих властителей. Французская трагедия, что в Версале началась, себя повторила, но по-русски — с большим размахом и шлейфом, что по сю пору шевелится, не изжитыми страстями играет.

Таким обнадеживающим было «дней Александровых прекрасное начало»! Петербург выразил свои упования на Лучшее в двух ансамблях: Главного Адмиралтейства и Стрелки Васильевского острова.
Золотой кораблик парит над дельтой Невы на высоте в 72 метра. 406 метровый главный фасад уравновешен по вертикали и горизонтали с непостижимой простотой. В теле Надвратной башни (под Коробовским шпилем) установлена памятная доска: «Здесь центр Санкт-Петербурга». От Точки-Центра уходят в городскую плоть три проспекта-луча, Света полные… Слава создателям Петербурга! Слава.
Лишь через 100 лет усилиями архитекторов Тома де Томона и Адриана Захарова Василеостровская стрелка обрела красоту небывалую. Она превратилась в корабль, течению Невы противостоящий, а на высоком подиуме внутри корабля встал периптеральный храм — многоколонный. Будто истоки эллинских представлений о Красоте ожили и воспроизвели себя в чем-то самом главном здесь — в Северной столице России.
И… Свершилось невозможное, небывалое:
в Петербурге идеал Классической красоты воплотился! Идеальное — не реальное? Это где-то там — не у нас, а в Петербурге искони «Небываемое бывает»…
И, однако, не воплощение Идеала Классической красоты было в произошедшем самым-самым главным, а преображение Пустыни-Пустоты… Раньше Пустыня-Пустота жаждала все вернуть к Первоначалу, когда не было ничего, кроме нее и Вечности.Теперь — в таком-то дивном архитектурном обрамлении — Пустыня-Пустота в центре Петербурга получила Великую очистительную силу. Она стала защитницей горожан и Города, поднявшегося над водами Невской дельты.


В послевоенную половину своего правления Александр I Благословенный стал служить в организованном им Священном союзе «караульным часовым чужих престолов против народов». О России он тоже позаботился… «Кроткий ангел во плоти» сил не жалел, чтобы подвластную ему державу превратить в систему «военных поселений».
Петербург приводил в должный порядок великий Карл Росси.
На Дворцовой площади был им возведен Главный штаб немыслимых художественных достоинств. В центре — чудо Арка… Рассказывающая о том, на какие высоты духа поднялись россияне в Отечественную войну 1812 года?! Пожалуй, нет: римские легионеры влекут «Колесницу Славы»через все пространства-времена, все покоряя — все России подчиняя. Стиль Ампир, что грядет, сам определяет художественные темы.

Арка Главного штаба демонстрирует, и делает это с блеском, как можно расправиться с толпою. Сжать своей массой, развернуть куда ей угодно и предложить восхитительный вид, что иллюстрацию к Великой цели. Если к подобной цели идти, все утраты — пена морская: тающая, исчезающая…
И здесь архитектура, обычно считаемая «немым свидетелем былого», продолжает «говорить». Более того, архитектура позволяет услышать ответ на вопрос, почему история России столь трагична.
Александр Сергеевич Пушкин увидел в Городе, обретающем не сравнимое ни с чем Совершенство, «багряницу» (царственное облачение), которым «прикрыто зло». Пушкин не любил произведений Росси, хотя именно они позволили Городу говорить «пушкинской строфою».
В восприятии Города Пушкиным было много тонкого и точного ощущения скрытых смыслов. Петербург его поры, действительно, переставал быть городом для горожан, он превращался в «Северную Пальмиру», что когда-то была возведена римлянами в песках Аравийской пустыни. Там — пески. Здесь — снега. Там и здесь — арки, аркады, колонны, колоннады, образующие залы, галереи под открытым небом. Залы, в которых следует маршировать, на конях гарцевать, отправляясь Мир покорять и возвращаясь с победой.
А где горожанин? Он — «маленький человек»,
что плачет, подавленный всей этой имперской мощью.

что установлен по смерти императора на Исаакиевской площади
Исаакиевский собор в «Петербургской Сахаре» – «Египетский колосс», утверждающий главную имперскую идею: так было, так есть, так будет всегда — ничто не изменится никогда, потому что таково Мира устройство. Вслушайтесь: Собор-колосс поет аллилуйю. Кому? Не нам. Конечно же им — земным царям…
Жизнь россиян во втором веке существования Послепетровской России стала трагедией, холодным блеском славы расцвеченной. Почему? Может быть, именно потому что пришлось россиянам, отстояв независимость своего Отечества, пережить Время прозрений и обманутых надежд? Прозрения россиян догнали, когда они по бульварам покоренного Парижа гуляли. Французы не относятся к своим королям, как к избранникам Божественного провидения, — грянула весть, как гром с неба.

Попали россияне, Петром Великим ведомые, в апокалиптический круг, из которого нет выхода, ибо в создавшейся ситуации не разобраться в отношениях целей и средств. В том — 1825 году — выступили россияне сами против себя. Сами себя на Голгофе распяли… Но, распяли же!!!
А земные цари… Павел I своими приближенными удавлен с попустительства собственного сына. Александр I не то в старцы ушел, не то расправился с ним несчастный случай. Николай I, отправив лучших из новых россиян в Сибирь, на каторгу, стал «искупительной жертвой» падения Севастополя, а может быть утраты веры в самого себя.
Не мы им судьи. Прости всех, Господи:
и тех, кто вел к обманным целям, и тех, кто был ведомым.
Время правления Александра II Освободителя, Александра III Миротворца, Николая II в своих высокодержавных целях не состоялось — в Вечность утекло, преломить ситуацию, возникшую в России, не позволив.
Раньше Всадники-цари преследовали одиночек, посмевших возроптать или только помыслить о неподчинении. Теперь одиночки-террористы охотились за власть имущими. Даже лучшего из Российских царей — запоздавшего Освободителя — они преследовали, как зайца в поле, и… убили.
Сына его — Царя Миротворца Александра III — чаще звали «гатчинским затворником», проведшим в этом затворничестве немалую часть своего 13-летнего правления, что могло быть славным.
Что случилось? Преследователи и жертвы -друг от друга неотрывны, а значит, и взаимозаменямы…

Храм Спаса на крови на народные деньги был возведен во имя народа, что должен быть спасен принесением в жертву царя, желавшего своему народу лишь хорошего…
Тема принесенного в жертву Земного царя и Небесного — Христа — в Петербурге утвердилась и среди тех, кто жаждал разрушения Старого мира, и среди тех, кто пытался противостоять разрушению. В тенетах Морока запутались все: и Город, и горожане, и властители, и простые жители.
История твердила свое — Бездна поднимется и все поглотит, ибо Хаос грядет. Противостояние этим силам — твердила история — безрезультативно: ни ответный террор, ни запоздавшие реформы уже России не помогут. Так оно и было…
Будто действовало Пророчество Бездны, что забытийствовало в Невской дельте до рождения Града. Будто засыпающий разум порождал чудовищ. Будто «бесовщина», что начала по России кругами ходить, все созидательное в ирреальность превращала.
Грядущее торжество Хаоса неотвратимо — утверждал сам Город, распадающийся в стилизациях, эклектике, играх подсознания невообразимого-неизъяснимого Модерна…
Почему титаны-созидатели не нашли в себе сил противостоять Грядущему Хаосу? Почему? Почему?! А может быть, и нашли, только в России действовали другие Законы — не Событийного, а Бытийного мира?

Почему титаны-созидатели не нашли в себе сил
противостоять Грядущему Хаосу? Почему? Почему?!
А может быть, и нашли, только в России действовали
другие Законы — не Событийного, а Бытийного мира?
Третий акт, или Третий век Петербургского бытия — XX по общему счету — мифологическое сознание требует назвать «железным»: полным бедствий немыслимых. Нравственные ценности теряют четкость очертаний, размываются, оборачиваются. Люди делятся на тех, кто не может пойти против Света в собственной душе и восходит на Голгофу; и тех, кто, потеряв ориентиры, оказывается способным пасть в самые немыслимые низины человеческого духа. Страшный Морок ползет по Земле, сметая границы между любыми разделениями: странами, городами, семьями. Ослепшие не видят своей вины. Зрячие в толпе бессильны.
Сбываются пророчества Апокалипсиса…
Что в этом XX веке — «железном» — случилось?..
Человек остался один-одинешенек на Земле, обнаженный — утративший былую культуру, но с горящим духом. Он жаждет Новое слово сказать вопреки тому, что даже говорить разучился. Он скажет?
Если глубинная память,сохранившись, возродится…
Зимние видения на Неве о своем — произошедшем с Городом и горожанами — напоминают…
Апокалипсис послереволюционных лет должен был обратиться Катарсисом — очищением души Прекрасного града. Катарсис не могла не подарить городу и горожанам светящаяся Пустыня-Пустота, наделенная силой Красоты очистительной.
Так оно и было… Снятие Блокады не позволило Петербургу остаться городом мертвых. Более того — Блокада освятила Город, Россию и Мир. Теперь дело за теми, кто пришел на смену выстоявшим в Блокаду.
Сегодня мы зависли на мосту над водами Невы — Великой реки Времени. С одной стороны — наше Прошлое, трехвековое с Бесконечностью… С другой стороны — наше Будущее, что грозит быть утраченным в величии своем. Посередине — мы: те которым предстоит в очередной раз довериться Времени и сделать шаг, ведущий в неизвестность.
Мы преодолеем все бедствия?
Если окажемся достойны Прекрасного града на Неве,
пережившего собственную смерть…
Все. Спектакль закончился. Если бы только знали вы,
как я устала, потому что всегда вместе с Городом прихожу
из Небытия, в Небытие ухожу и вновь возрождаюсь…