Рижский модерн. Архитектурное чудо на Гекатомбе

Рига — столь художественно насыщенный город, что его можно читать как роман. Я помню дом на улице Гертрудас со студенческих лет. Он был тогда неухоженным, непонятно-претенциозным, как король в дырявом плаще или рыцарь в проржавевших до трещин доспехах. Дом жил во мне, как точка-почка. Прорастание началось в 2008 году, когда рижские специалисты завершили его реставрацию.

Очаг «черной смерти» вспыхнул в 1320 году в пустыне Гоби. В 1345 году чума свирепствовала в низовьях Волги К 1346 году достигла Кавказа и Крыма. В 1347 году смерть была в Константинополе. К зиме мор пришел в Италию. Весной смерть добралась до Парижа. В сентябре — до Англии. Двигаясь по Рейну, по торговым путям, чума достигла Германии…

Работники кладбищ были не в состоянии хоронить умерших по христианскому обряду. Тела сбрасывали в огромные ямы с известью и лишь слегка присыпали землей. Исторические источники говорят, что одно из таких кладбищ было устроено близ старой — еще деревянной — церкви святой девы Гертруды.

Иоганн Фелско был главным архитектором Риги с 1844 года по 1879. При нем были снесены оборонительные сооружения Риги, мешавшие развитию города, а на их месте разбито «Бульварное кольцо».

Нет, здания из разных времен друг с другом играют: старое отражается в стеклах нового. Здания смотрят друг на друга — встречаются… Играть им позволяет то, что новый дом с помощью остекления в обезличенный призрак превращен. Он свою агрессивность тем самым скрывает. Обратите внимание, в стеклах автомобиля церковь св. Петра тоже отражается.

У нового и старого есть какая-то общая тема,
о которой можно бесконечно говорить?
Конечно, все города говорят о Времени…

Возник подходящий момент, что требует привести документально подтвержденное свидетельство общности разновременных произведений в архитектуре Старой Риги… В состав Всемирного наследия, утверждаемого ЮНЕСКО, Модерн включен на равных с «Кирпичной готикой», то есть с Рижским собором, церквями св. Петра и св. Иоанна Крестителя, Домом Черноголовых…

Дом Генриха Шееля и Фридриха Шеффеля стал «притчей во языцех». Именно он дал повод оппозиционерам называть Рижский модерн «стилем каракулей», «ленточных червей», даже «взбешённого червяка».

Мы дом отсняли, не в силах восторга удержать…
Дом неисчерпаем по содержанию.
Великолепен по прорисовке целого и деталей.

Образами «червей» и «червяков» дом обязан гекатомбе,
источающей свое болезненное дыхание?
Пожалуй, нет, змеи выползают из подсознания творцов
эпохи Модерна, в ощущении запредельности предстоящего
живущих — страдающих. Будьте милосердны
к создателям Модерна, господа…

Теплая стена с окнами для академика и его партнера по проектной деятельности — ничто в сравнении с возможностью разыграть на ней Архитектурно-скульптурный спектакль, герои которого рождены каким-то странным — болезненным — воображением.

Понятно, доходный дом позволяет, да что там — требует,
всех конкурентов по бизнесу повергать в изумление. Непонятно…
Разве бредовые видения способны обещать съемщикам квартир желаемый комфорт, в том числе и душевный?

Чем дольше я разглядываю декор, тем доказательнее для меня звучит только что сделанный вывод… В декоре здания представлены образы, рожденные пограничным временем, что вылезали из подсознания, и упорно завоевывали дом за домом, превращаясь в целое направление — Модерн.

Оруны исходят в таком крике, что челюсть им уже никогда не закрыть. Дева их ора не слышит. Она — водительница, судя по каким-то приспособлениям в ее руках. К тому же, похоже, она находится в сомнамбулическом оцепенении… Куда же такая Дева может корабль, даже лодку, привести?..

Что будет в дальнейшем, творцы подобных зданий не знают.
О предстоящем знаем мы — крушение Старого мира грядет…

Справа под креповкой карниза, на которой Дева-водительница стоит, свился в клубок «взбешённый червь» — так называли это существо оппозиционеры нового стиля. Если это существо и было червем, то лишь в детстве. Сейчас под воздействием раздирающией страсти детка-червь превратился в Дракона, опять кричащего или хрипящего или исходящего в смехе, подобном железу гремящему, что используется в спектаклях, чтобы слышен был небесный гром.

В декоре надоконном — опять сомнамбула с застывшим ликом, с вперед смотрящим взглядом, с крыльями, что позволяют ей над землею (или над водами) парить. К ней тянутся снизу деревья, что в ее грезах рождаются. Куда такие Девы корабль или лодку могут привести?

Тяжелые мысли становятся рисунком металлических решеток, что за все цепляются, стараясь все иное, не такое, как они, удушить…

Что будет дальше, творцы подобных зданий не знают.
О предстоящем знаем мы — крушение Старого мира грядет!
Верьте «взбешенному червяку»…

.В здании пять этажей Если цокольный за этаж не считать. Верхний этаж принадлежит Небу. Два золотых этажа — Земле. Два нижних, включая цокольный, — Морю. По-видимому, так…

Очень хороша штукатурка нижнего яруса — будто рябь морская. Морские змеи («ленточные черви» — по выражению оппозиционеров), свив хвосты спиралями, выплывают из морских глубин и подбираются к королевне…

Судя по короне на голове, эта Дева — королевна. Судя по выражению лица, уставшего преодолевать непрерывную муку, королевна — пленница ластящихся к ней морских змей.

Значит, это — король: отец замученной королевны. Два змееподобных чудика, что-то наговаривающих, — его мысли, что гнетут своей безнадежностью. От змей не освободиться — Драконы положения дел в королевстве изменить не дадут. Ужасный путь предначертан — предначертан ужасный путь.

Что будет дальше, творцы подобных зданий не знают.
О предстоящем знаем мы — крушение Старого мира грядет!
Верьте морским змеям, верьте Дракону — «взбешенному червяку»…

Нет, пожалуй, предстоящее известно главным орунам, что в оконном ритме строем идут по первому этажу фасада.

Оруны знают: предстоящее будет ужасным…

Орунов вот-вот и победит Море — уже раковинами прорасли их черепа. У них осталась лишь последняя возможность землян о предстоящем предупредить, в крик последние силы превратя…

Оруны кричат — люди временного порубежья удивляются, но смысла в их оре не улавливают. Как и творцы подобных зданий. Как и творцы, что создают декор неосознанно: извлекая из глубин собственного подсознания образы непостижимые, необъяснимые, не переводимые в ряд слов…

Вот так: в двухмерной плоскости стены разыгрывается Архитектурно-скульптурный спектакль. Он имеет сценарий, автором которого может быть лишь странное — болезненное — воображение.

Предположение нужно доказать?..

Все здания Рижского модерна изучать и классифицировать не станем: непосильная это задача, к тому же, дающая обратный эффект — главное скрывающая из-за обилия поверхностных примет.

Посмотрим дома-представители Национального Романтического стиля и Декоративного, представленного в творчестве Михаила Осиповича Эйзенштейна. Он запроектировал большую часть домов в пределах центрального района Риги: улицы Альберта (епископа), Елизаветинской (названной по имени Елизаветы Петровны — Российской императрицы), Стрелков.

Достаточно? Более чем…

Первый этаж здания украшает характерный для югендстиля меланхолический образ женщины с закрытыми глазами. Именно это меня и настораживает.

Лицо совершенно по рисовке своей. Это — образ Абсолютной красоты, что, как все Идеальное, несовместима с жизнью Реальной — живой. Если так, попытайтесь вообразить, что будет, если женщина с прекрасным ликом поднимет веки и посмотрит на вас.

Что будет? Наступит ваше последнее мгновение.
Перед нами не Медуза горгона. Ее змеи не нужны,
ее змеи даже смешны: здесь с помощью Красоты
выявлена суть Абсолюта, что должен быть от людей сокрытым…

В общем-то, это — достаточно большой пятиэтажный дом с магазинами в первом уровне, но… Считать этажи, оценивать количество и качество возможных квартир как-то не хочется. Взгляд замирает, любуясь красотой сопряжения двух угловых фасадов. Скос убирает угол прямой, придавая решению дома полигональность. Вдруг на третьем этаже появляется скругление, в результате чего возникает очень красивый — пластичный — эркер с не менее красивым — фигурным — балконом. По улице Смилшу устраивается еще один эркер. Посмотрите на фронтоны над эркерами и идем дальше — рассматривать детали…

С обезьяной в угловом фронтоне не все так просто…

В античные времена устроители уличных зрелищ дрессировали обезьян и использовали их для «театральных представлений». Слово «обезьяна» считалось оскорбительным прозвищем. Эти животные были символами злобности и отвратительной внешности. По народному поверью тот, кто владел глазом обезьяны, мог быть невидимым, а если помазать обезьяньей мочой дверь недруга, то ему будет уготована ненависть окружающих его людей.

В христианском искусстве обезьяна является символом греха, злобы, коварства и вожделения. Она также может символизировать нерадивость души человеческой — слепоту, жадность, склонность к грехопадению. Иногда в облике обезьяны изображают сатану. Иногда…

Здесь обезьяна в главном — угловом — фронтоне, по-видимому, смеется или насмехается над прохожими, чем-то ей неугодными. Насмешки, похоже, обидны, хотя бы потому, что все маски — кричащие. У одной, уже виденной нами на первом доме, даже челюсть запала. На чьей стороне победа — добродетели или греха, пока не понятно…

На балконе под фронтоном с Медузой стоят девы — такие милые, такие живые. В их руках — праздничный венок. Они уверены: все злое людей минует.

Посмотрите на ажурную вязь металлического балкона. Видите «удары бича»? Или извивы змееехвоста? А в центре… А в центре — разглядели — «Колесо Фортуны» с прямой и обратной свастикой?

Все, господа, ни туда, ни сюда — ваши дни отмерены.
Архитекторы искусствоведческих трактатов не писали.
Они «веленное» им рисовали, не в силах что-то другое
в двухмерной плоскости стены изобразить…

Дева смотрит старцу в глаза Суровые воины глаза опустили. Детское личико над входом в дом или крылатый херувим — обещание спасения: будет земля цвести садами. Будет…

Что будет в дальнейшем, творцы подобных зданий не знают.
О предстоящем знаем мы — крушение Старого мира грядет…
И придет.

 

<— МЕДУЗА ГОРГОНА В ПЕТЕРБУРГЕ НИКОЛАЕВСКОЙ ПОРЫ…