Из-за чего Меризи решает покинуть гостеприимный Неаполь, проведя там менее года, и перебраться на Мальту? Никто не знает. Возможно, ради того, чтобы, получив титул «мальтийского кавалера», избежать обычного судопроизводства (кавалеры ордена подлежали суду исключительно согласно дисциплинарным правилам, изданным самим орденом, основанным в конце XI века Гоффредо ди Бульоне, во время первого крестового похода).
Фрагмент — автопортрет-маска, на которой отражены
все грехи человеческие и мука осознанного раскаяния…
Точная дата прибытия Микеланджело Меризи в Ла Валетту неизвестна. Согласно некоторым свидетельствам, он мог прибыть на корабле, построенном на марсельской верфи (когда-то принадлежавшей Мальте) Фабрицио Сфорца Колонна — адмирала орденского флота. Корабль вошел в порт 12 июля 1607 года, после захода в Геную и Неаполь, где, скорее всего, Караваджо и поднялся на борт.
В это время Алоф де Виньякур — великий магистр Ордена — затеял грандиозные работы по обновлению церквей города. Караваджо пишет портрет Виньякура, отражающий весь характер этого человека — торжественный и авторитарный. Именно он жаловал живописцам, работавшим для Ордена, восьмиконечный крест — символ титула кавалера. Чтобы получить этот титул, нужно было провести на острове как минимум год.
Приобретена Людовиком XIV в 1670 г. Находится в Лувре. Париж.
Как всегда весьма реалистичный портрет с раскрытием характера портретируемого (чтобы убедиться, прочтите историческую справку).
Через год после своего прибытия на Мальту, 14 июля 1608 Караваджо удается получить звание «кавалера за заслуги». Некоторые биографы считают это звание «платой» за портрет великого магистра. Этот титул давался достойным «собратьям», которые не могли похвастаться знатным происхождением — условием, необходимым для получения титула «кавалера по справедливости».
В центре — огромное полотно Караваджо «Усекновение главы Иоанна Крестителя». 1608.
Это самая значительная из картин Караваджо, написанных на Мальте. Более того, некоторые искусствоведы причисляют ее к величайшим шедеврам. Она несколько особняком стоит в ряду других работ художника. Произведение Караваджо «Усекновение главы Иоанна Крестителя» пользовалось большим признанием. Живописцы со всей Европы специально приезжали на Мальту, чтобы на него посмотреть. Изображенная художником тюремная сцена производит большое впечатление. В картине господствуют свет и пустота, почти физически ощущаются последние конвульсии обезглавленного мученика, который распростерт на полу с закованными за спиной руками.
Собор Святого Иоанна, Ла-Валетта.
Сцена усекновения головы Иоанна Крестителя происходит на фоне мрачного тюремного здания, в окне которого смутно виднеются две фигуры, сквозь решетку наблюдающие за экзекуцией. На полу лежит мертвый Иоанн Креститель. Алая драпировка прикрывает его тело, кровавым языком «стекая» на пол, почти повторяя очертания лужи крови, образовавшейся по соседству. Голова Крестителя отрублена, рядом валяется меч, но скорее всего, экзекуция была произведена кинжалом, который полуобнаженный палач держит в заведенной за спину правой руке. Он схватил голову Иоанна за волосы, чтобы положить ее на большое блюдо, которое держит наготове молодая служанка. Девушка наблюдает за происходящим спокойно и бесстрастно. Столь же бесстрастен стоящий рядом мужчина с бородкой, который, по всей вероятности, следит за исполнением приказа царя Ирода — мужчина указывает пальцем на блюдо. Пожилая служанка — единственный персонаж, проявивший в этой трагической ситуации человеческие чувства. На ее лице читается сочувствие и глубокая печаль, от избытка эмоций она обхватила руками голову.
Фрагмент с автографом художника, написанным кровью, истекающей из тела Иоанна Крестителя:
«f [fecit — сделал, исполнил] michela…».
Обратите внимание, как изображен Иоанн Креститель. Рот его приоткрыт… В крике? Нет, как будто бы в молитве. Очевидно, последние слова, мысли пророка перед смертью – молитва к Богу. Да, на лице его видны черты смерти, признаки того, что душа уже покинула тело. Однако это самое красивое лицо на холсте. Оно исполнено внутреннего мужества, достоинства. Именно через телесность Караваджо подчеркивал жизнь духа, утверждал жизнь вечную. Внешняя красота в его работах свидетельствует о красоте внутренней.
И еще, судя по картине, КАРАВАДЖО ОТКАЗАЛСЯ
ОТ «ПОЭТИКИ КРИКА», КОТОРОЙ ОН ОТДАВАЛ ДАНЬ,
НАЧИНАЯ С «ПОРТРЕТА МЕДУЗЫ».
Он избавился от ее проклятья?!
Выстраиваем ряд отсеченных голов…
Сохранилось впечатление, которое произвела картина на английскую путешественницу леди Анну Миллер, посетившую Италию в 1779 году. «Эта картина кажется написанной с натуры. Ее идея вызвала во мне дрожь ужаса, так что мне стало не по себе: те же чувства я испытала бы, глядя на настоящую казнь. Отрезанная голова, перерезанное горло и хлещущая из артерий кровь, сила, с которой действует Юдифь, как бы отстраняющая взгляд от страшного зрелища, выражение лица, в котором обнаруживается жестокость и своего рода мужество, необычные в женщине, наконец, конвульсии тела Олоферна — на все это не следует смотреть тому, кто обладает хоть малейшей чувствительностью».
Караваджо дерзко идет наперекор сложившимся стереотипам. Юдифь всегда изображалась как героиня, совершившая подвиг во имя израильского народа, боровшегося с ассирийцами. Здесь впервые внимание сосредоточено на самом убийстве во всей суровой и страшной его правде.
Фрагменты: два лица, демонстрирующие каменную суровость Юдифи, истинно библейской героини, и застывший взгляд вытаращенных глаз старухи-служанки.
На лице Юдифи явное отвращение к тому, что она вынуждена сделать, тем не менее она полна решимости довести свое дело до конца. Изящной красоте юной израильтянки художник противопоставляет грубый натурализм самой сцены убийства. Олоферн показан в самый страшный момент — момент, когда человек расстается с жизнью. Закатившиеся глаза Олоферна свидетельствуют о том, что его сознание угасает, а в сведенном предсмертной судорогой теле еще теплится жизнь. Рот военачальника раскрыт, еще слышен его отчаянный вопль. Он еще пытается подняться, но уже не поднимется никогда.
Вот такая — СУРОВАЯ ПОЭТИЗАЦИЯ
ПРЕДСМЕРТНОГО КРИКА. Ради чего?
Ради ЖЕСТОКОСТИ, ЧТО УТВЕРЖДАЕТ СЕБЯ?
Заказчиком картины был кардинал Сципионе Боргезе.
Юноша-Давид торжествует благодаря решительности характера и вере. СИЛЬНЕЙШИЙ ДУХОМ ВСЕСИЛЕН: ЭТО — ЗАКОН.
Это — второй сюжет усекновения голов. Первый — Юдифь и Олоферн. Второй — Давид и Голиаф. Третий — Саломея и Иоанн Креститель.
Согласно библии, Давид и Голиаф были знаменитыми древними героями; один — будущий иудейский царь, другой — филистимлянский исполин. По библейскому свидетельству, Голиаф был ростом более 4,5 метров. Вес его брони составлял более 81 килограмма, а один наконечник железного копья весил почти 10 килограмм. Во время войны филистимлян с израильтянами он наводил ужас на израильское войско. Только у Давида достало мужества выступить против этого страшного противника, поразив камнем из пастушеской пращи.
Венский Музей истории искусств
Юноша Давид смотрит с глубокой грустью на отрезанную голову великана. Похоже, здесь два автопортрета: идеальный и реальный.
Картина считается многими последней работой Караваджо
Караваджо необычно решил образ Давида: победитель (воплощение ДОБРА) сам выглядит поверженным (воплощением ЗЛА), со страданием смотря на деяние рук своих.
Здесь явлена критическая точка в становлении личности, что заключается в равновесии ДОБРА и ЗЛА, при котором они могут меняться местами. Человек может остановиться в этой точке и не различать, ЧТО ЕСТЬ ДОБРО, ЧТО ЕСТЬ ЗЛО. А может и пойти дальше, причем, в любом направлении…
Он кричит? Нет, раздается ЗВЕРОПОДОБНЫЙ ХРИП.
В «Усекновении головы Иоанна Крестителя» с собственным автографом он разделяет ДОБРО и ЗЛО. И это является его высшим нравственно-интеллектуальным достижением. Почему высшим? Потому, что ПУТЬ ЗЛОДЕЙСТВА бесплоден и разрушителен, а ПУТЬ ДОБРА, в конечном счете, прогрессивен, конструктивен и оптимальнее любых безжизненных схем со злодейским сценарием.
Это — пророческая картина или, самое малое, философское размышление… ФАКТ СМЕРТИ прерывает ПУТЬ ДОБРА? Ответ лежит в иной плоскости: не событийной, а временной…
Мадрид, Эскориал. Мрачное изображение ТИШИНЫ, что наступает, когда все свершилось, даже раскаяния никто не проявляет. То — АПОФЕОЗ НАПРЯЖЕННОГО МОЛЧАНИЯ, когда ПРИХОДИТ ВЕЧНОСТЬ.
ПУТЬ ДОБРА нельзя прервать,
потому что он продолжается в ВЕЧНОСТИ.
Значит, Караваджо, обратив КРИК МОЛЧАНИЕМ,
победил «ПРОКЛЯТЬЕ МЕДУЗЫ»? Нет…
После гениального озарения должно прийти
осмысление реального пути жизни и творчества,
а на это у художника не хватило времени…
Погружение в сон — символ освобождения от чувственности,
к которому стремились рыцари, дававшие обет целомудрия.
Или это — выражение болезненного оцепенения? Нет ответа.
В картине художник обещает блюсти нравственную чистоту, но крылья у купидона по-прежнему черные. Дальнейшие события показывают, что давать обещания легче, чем их исполнять. И все потому что злодейство является проявлением неразвитого (недоразвитого) человеческого духа. А добро, любовь, гуманизм, альтруизм есть проявление человеческого духа, достигшего гениальной зрелости.
До возраста зрелости Караваджо не дожил.
Пребывание на Мальте могло бы стать в жизни Караваджо оазисом покоя, временем отдыха и размышлений. Однако получилось иначе, и оно стало причиной его преждевременной кончины. При всем видимом благополучии несчастная жизнь Караваджо устремилась к своему закономерному завершению.
Высоким художественным уровнем отличается написанный на Мальте Святой Иероним. Черты лица святого напоминают Великого Магистра Алофа де Виньякур. Из мрачной тени фона выступает полуобнаженный торс, написанный суховато и строго, как и другие обнаженные фигуры у позднего Караваджо; на первом плане столь же аскетичный и суровый натюрморт из немногочисленных предметов: камень, чтобы бить себя в грудь, подсвечник, распятие, череп, составляющие некое «memento mortis».
Мудрого старца пишет художник.
От картины веет таким высоким спокойствием…
Но, нет: его природа возьмет свое!!!
Как свидетельствуют документы, три месяца спустя после того, как Караваджо был возведен в ранг Рыцарей, он бежал из тюрьмы (в соответствии с классической традицией, спустившись с крепостной стены бастиона по веревочной лестнице), а затем и с острова.Неизвестно, по какой причине он был заключен в тюрьму; но дело, видимо, состояло в ссоре с другим рыцарем, более высоким по званию, и должно было произойти нечто серьезное, если Караваджо предпочел бежать.
Мальтийский орден изгнал его из своих рядов: он «был отрешен от своего положения и изгнан и вышвырнут вон, как прогнивший и зловонный член», — и затем госпитальеры его безжалостно преследовали.
В Сицилии, благодаря сопутствовавшей ему славе, Караваджо тут же получил ряд церковных заказов. Из этих картин четыре сохранились до наших дней: «Погребение Святой Лючии», «Воскрешение Лазаря», «Поклонение пастухов», «Рождество со Святым Лаврентием и Святым Франциском». Все они исполнены с той головокружительной быстротой, словно мастер испытывал беспокойное нетерпение как можно скорее избавиться от работы, как только для него оказывалось ясным решение художественной проблемы.
Судьба последней картины печальна. Говорят, картину прятали на ферме, где ее погрызли свиньи и крысы. Увидев это, похитители сожгли шедевр. А в церкви выставили копию.
Правитель гуннов (слева) предложил Урсуле — дочери короля Бретани — стать его женой, получил отказ, пронзил ее стрелой. Здесь показана СМЕРТЬ, ЧТО ПРИХОДИТ МОЛЧА И НЕИЗБЕЖНО…
Караваджо умер в результате лихорадки восемнадцатого июля 1610 года на побережье у Порто Эрколе. Он искал возможности добраться до Рима, ожидая прощения, известие о котором должно было вот-вот прийти (и пришло, но после его смерти).
Для одних имя Караваджо звучало как символ скандала (отзвук подобной репутации дожил до недавнего времени). Для многих выдающихся художников Караваджо был сияющим светилом, чьи лучи питали их искусство.
Во всех его произведениях — от дерзостно-смелых первых полотен до великолепных произведений центрального периода и, наконец, до одинокого монолога его последних картин — мы обнаруживаем творческую энергию и жажду обновления; их глубину и силу определяла та постоянная борьба, которую он вел всю жизнь с отчетливой волей к саморазрушению.
<- Караваджо: B бегах. Неаполь
Данте Алигьери «Божественная комедия» ->