Мы начали снимать город 11 января 2010 года на Иоанновском мосту в 12 часов дня, когда на Нарышкинском бастионе прогремел полуденный выстрел пушки. Присоединяйтесь… Мы хотим показать вам, что произошло в этот день в Прекрасном граде, выбрав ту точку в дельте Невы, с которой, на мой взгляд, открываются самые красивые Петербургские виды.
В ЭТОТ ДЕНЬ ИНЕЙ РИСОВАЛ КАРТИНЫ,
НЕТ — НЕ НА СТЕКЛЕ, А В ПЕТЕРБУРГСКОМ НЕБЕ.
Смотрите…
Черная нить под снегами гудёт.
Чудо ползет под моими санями,
Чудо мне сверху поет и поет…Всё мне, певучее, тяжко и трудно,
Песни твои, и снега, и костры…
Чудо, я сплю, я устал непробудно.
Чудо, ложись в снеговые бугры!
Александр Блок. 28 декабря 1903
Вдоль набережной бодро идем,
ритму фасций и двуглавых орлов подчиняясь.
Что нам символы прошедших времен,
когда в наследство от них такая красота нам досталась!
Стоп: впереди — сугроб, не расчищенный.
Что нас ждет там — вдали? Вдруг не дождется:
вместе с городом в морозном тумане растает?
А от города останутся огромная Река
под бездонным Небом и высокоствольный лес,
по берегам Реки привольно раскинувшийся,
как когда-то тогда — в Петербургском первоначале.
В Белой сказке, так положено,
все в одно целое сливается:
застывшее Небо, замерзшая Река,
Прошлое, Будущее, Настоящее…
Видимое — не реальность.
То — картина, нарисованная в Петербургском небе
инеем, все опушившим, все очертания размывшим,
превратившим город в замершую в пространстве
мечту всех петербургских поколений о Красоте,
что неотрывна от Добра и Правды.
Город рожден мечтой…
Город рождает мечтателей…
Город принадлежит Небу больше, чем Земле…
Согласитесь, не так ли?..
Стойка, на которой держится ограждение, — фасция: символ абсолютной власти римских императоров. Через много веков фасция новую жизнь обретет, дав имя амбициям фашистов, возжелавшим управлять всем миром. А всего-то — пучок розг, которые носили с собой ликторы (телохранители), прибегая к их помощи, чтобы расправиться с толпой — плебсом. Секира двусторонняя, воткнутая в пучок розг, — лабрис: символ права ликторов вершить суд здесь-сейчас — без промедления.
«Слово и дело» Аннинских времен
было тем же судопроизводством,
что зиждется на вседозволенности.
Не могу, не печалясь, по Петербургу ходить?
Не могу, простите…
Первое торжественное разведение моста был доверено самому императору. Речь не шла о тяжелой физической работе. Николаю II предстояло нажать на электрическую кнопку, которая приводит в действие огромные электромоторы. Император кнопку нажал — и Россия вступила в эпоху электричества.
Как положено, был устроен торжественный орудийный салют, и не менее торжественный крестный ход. Все газеты хором восхваляли Троицкий мост — «парижскую красавицу».
Было чему радоваться —
Царской России оставалось прожить
пятнадцать страшных лет до полного крушения
ее основ, уже ни на чем не державшихся.
Огромная переправа, соединившая Петроградскую, Выборгскую стороны с центральными районами Петербурга, не мешала судам двигаться по древнейшему Великому пути «из варяг в греки» и обратно.
Что за день такой — фантастический…
Рассказываю о жизни на Неве
и сама же в свои слова не верю…
Не позволяет верить застывшее Небо.
Не позволяет верить замерзшая река.
Вернуть веру не помогает даже корабль-призрак,
навечно к Петровской набережной причаленный.
Жизни нет — есть Пустыня-Пустота и Вечность,
что видит сны об былом,
в котором все неразличимо…
Поменяли точку созерцания — и все изменилось… Дворцовая набережная проявилась. Возле проруби в ледяном панцире Невы возник человек. Не призрак — реальный. Судя по месту, это — «петербургский морж», одержимый страстью к зимним купаниям.
За долгие годы постижения Бытия Прекрасный град на Неве заставил понять, что Временная спираль не свернется раньше положенного срока в точку — черную дыру, если люди, даже, замерзая, даже силы теряя в Пустыне-Пустоте и смотрящей из ее мертвых глазниц Вечности, СОХРАНЯТ ЖАР СЕРДЦА.
Разгорится в сердцах человеческих жар,
словно Космогонический пожар,
и даст начало Новой жизни!
Значит, все — можем уходить из главной точки созерцания Апокалиптических ужасов, которыми город своих жителей пугает, будто за судьбу Мира не только он, но и они отвечают…
Вьюга пела.
И кололи снежные иглы.
И душа леденела.
Ты запрокинула голову в высь.
Ты сказала: «Глядись, глядись,
Пока не забудешь
Того, что любишь».
И указала на дальние города линии,
На поля снеговые и синие,
На бесцельный холод…
В небе вспыхнули темные очи
Так ясно!
И я позабыл приметы
Страны прекрасной —
В блеске твоем, комета!
В блеске твоем, среброснежная ночь!
И неслись опустошающие
Непомерные года,
Словно сердце застывающее
Закатилось навсегда.
3 января 1907
Александр Блок. Настигнутый метелью
По Троицкому мосту идем, мелодию напевая,
записанную точками и линиями
в решетке кружевной — очень не простой,
потому что представляет она собой
не только орнамент…
Горизонтальные линии — строчки нотной записи.
Вертикальные опоры — басовые ключи,
что в партитуре, как и в архитектуре,
структурными элементами служат.
Между строчками «солнечная дорожка» бежит,
задает архитектурно-музыкальную тему — в мажоре.
Спирали — точки-почки, из которых вырастают тугие,
линии кривые или мелодии. Исчерпав силу точки-почки,
линейные мелодии сворачиваются в обратные спирали
и затихают. Вместо них звучать начинают вертикали.
Их ветер, как струны арфы, перебирает…
Точка в Архитектуре — все…
Она — первооснова того, что за нею последует.
Она — завершение того, что до нее происходило.
Она — толчок, что ритмизирует распределение силы.
Значит, Точка — царица Пространства.
Линия в Архитектуре — то, что оправдывает
явление Точки, развивая дарованные ей силы.
Движение — изменение.
Изменение — форма бытия Времени.
Насладитесь движением Линии:
она — царица Времени.
Значит, Архитектура — не трехмерна.
Архитектура — самое малое, четырехмерное
пространственно-временное явление.
Вот он — Петербургский модерн.
Целое, как в Классике, собой представляет
статично-симметричную композицию.
И здесь все соподчинено, соразмерено друг с другом,
уравновешено по вертикали и по горизонтали.
Целое застыло в Пространстве — вышло из Времени,
чтобы общаться с Вечностью…
Части целого и частицы полны движения.
Они не расстаются с живой жизнью.
Петербургский модерн —
образ преодоления Смерти
в попытке обрести Бессмертие.
Зрители, прикоснувшись к тайнам Модерна, не могут
не получать несравненного эстетического наслаждения.
Если быть до конца откровенной,
доставлять эстетическое наслаждение —
прямая и главная цель Модерна.
Скажете, Модерн — не исключение?
Отвечаю, другие стили имеют различные цели.
А здесь все остальное — ничто.
Поэтому Модерн вспыхнул и погас,
став в истории искусств прекрасным мгновением.
Как мог возникнуть подобный образ?
Это же — урны с прахом.
А держащие урну кронштейны
похожи на плакальщиц, обессиленных горем.
Столь активны верхние спирали.
Столь безжизненны нижние спирали.
Им уже не стать источником нового движения.
Горе силы изъяло — застыло прекрасное мгновение.
Листья аканта превращены в траурные плащи,
ниспадающие с плеч водопадом слез-складок.
Обелиски на предмостной площади стараются сменить мелодии Модерна бравурным пра-правительственным маршем. И что получается?
Целое распадается надвое.
В первой части есть правда Времени.
Во второй — Ложь. Справьтесь у истории.
Двуглавые орлы кричат…
Не то бранятся, не то испускают предсмертные хрипы.
Ничего уже не изменить Самодержавию:
упущены мгновения, когда хоть что-то
было сделать можно.
<— САНКТ-ПЕТЕРБУРГ: ГОРОД ГОВОРИТ С ГОРОЖАНАМИ О ВЕЧНОМ — Притча 4
ОСОБНЯК ПОЛОВЦОВА НА БОЛЬШОЙ МОРСКОЙ: ПРЕДИСТОРИЯ — ВЕСТИБЮЛЬ… —>