Зинаида Гиппиус. «Снег». 1899
Пускай уйдет опять – но не страшна утрата.
Мне радостен его отход таинственный.
Я вечно буду ждать его безмолвного возврата,
Тебя, о ласковый, тебя, единственный.
Он тихо падает, и медленный и властный…
Безмерно счастлив я его победою…
Из всех чудес земли тебя, о снег прекрасный,
Тебя люблю… За что люблю – не ведаю.
Все размыто в оборачиваниях… Уход «несуществующего», в данном случае снега, — «не страшная утрата», потому что можно ждать «его безмолвного возврата».
Мы — тени, мы — тени, мы все — только тени…
Мы приходим в Мир не затем, чтобы быть,
а чтобы ждать и переживать
круговорот самых разных возвращений…
Исаакиевский собор — «Египетский колосс» в «Петербургской Сахаре». Невозможное сочетание, скажете? Разглядите картину мысленным взором… Снег падает с Неба и укрывает Землю белым покровом — сказочным: все преображающим. Песок перекатывается волнами по Земле, все поглощая, будто не было на ней ничего и никогда…
Петербуржцы уже в начале XIX века называли «Сахарой» три идущие друг за другом площади в центре Прекрасного града: Дворцовую — без Главного штаба и Александровской колонны: пустой плац перед Главным Адмиралтейством — без липок, позднее разросшихся и архитектуру плотной завесой укрывших; пустырь перед Исаакиевским собором, спрятанным от глаз людских за строительными лесами, очертания которых придавали Собору сходство с египетской пирамидой.
Когда строительные леса разобрали, связь с Египтом не порвалась, лишь дополнилась образом «Северной Пальмиры», что поднялась когда-то в песках другой пустыни — Аравийской…
Подлинная Пальмира — город коринфских колонн, пальмам подобных. Город этот возвели римляне в самом начале Новой эры. Сейчас Пальмира — древняя руина в песках, пытающихся поглотить ее останки.
Перед нами — одно из последующих воплощений Пальмиры: возведенный россиянами город колонн в просторах Невской дельты. Там — пески и ветер. Здесь снег и воды. Внешнее сходство видимо на поверхностный взгляд… Монументальные портики и колоннады. Триумфальные арки и аркады. Коринфских колонн тоже не счесть. Оси симметрии судьбу обоих городов решали, площади и улицы превращая в залы и галереи под открытым небом.
Различия есть? Есть… Коринфские колонны в Аравийской Пальмире — 10 метров высотой, самые высокие в Исаакиевском соборе — 17. Однако это — те различия, что видны лишь поверхностный взгляд…
По фризу антаблемента тянется вызолоченная надпись: «Господи, силою твоею возвеселится царь». Сила Неба возвеселит его — царя земного, а не наоборот: добродетели земного царя порадуют Царя Небесного?
Из цитаты, выдернутой из текста, следует… Любой император себя одного ответственным за все и за всех считает. И здесь — на Земле. И там — на Небесах. И никто этого закона не отменял и не отменяет. Ни при Петре I, когда родилась Новая Россия. Ни при Николае I , когда Новая Россия превратилась в «колосса на глиняных ногах». Ни при Николае II, когда Новая Россия рухнула в бездну, унеся с собой всех — и правых, и неправых.
Содержание надписей подтверждает масштаб Храма — его соотнесенность с человеком. Вы увидели бы это воочию, но в холодный воскресный день в Петербурге петербуржцев нет: попрятались, отдав Город холоду на расправу. Да, и что они могут сделать…
Люди — ничто, люди пена морская, что бьется об утес,
пытаясь умилостивить Его — Господа Бога своего —
страданиями. Безнадежно всё…
Ампир — стиль Империи — утверждает:
человеческая жизнь — призрак пустой, пустой…
Горельеф фронтона восточного портика посвящен рассказу о том, как «Святой Исаакий Долматский останавливает императора Валента», требуя прекратить гонения на православных христиан, иначе, предупреждает императора провидец, его погибель ждет.
Выбор житийных сюжетов из истории пребывания на земле преподобного Исаакия Далматского понятен: то был почитаемый Петром I святой, так как император родился в день его памяти — 30 мая по юлианскому календарю. Официальное название храма — собор преподобного Исаакия Далматского.
Здесь «Святой Исаакий Далматский благославляет императора Феодосия». Ему, напротив, благодать обещается за поддержку православных христиан. Своя правда у этого сюжета тоже есть: Российские императоры от древних библейских заветов не отступают и в этом — их сила.
Ах, как хочется в подобное утверждение верить.
Из заснеженного леса, разросшегося в долине под Исаакием, поднимаются вверх, как тумана истечения, плачущие об утрате смысла Бытия голоса Серебряного века…
Мы — тени, мы — тени, мы все — только тени…
Мы приходим в Мир, чтобы уйти, а не затем,
чтобы в нем быть — живой жизнью жить, действовать.
Мы обессилены, мы жаждем забвенья —
ухода в ирреальный мир, где все возможно…
Солнечный свет — жизнеутверждающий — забыт, избыт.
Снежный свет — в искушения души вводящий —
над Невой царит. о смертном покое напоминая,
к уходу в холодное небытие призывая…
Не верьте: у Исаакия купол богатырский — золотой!
Миры летят. Года летят. Пустая
Вселенная глядит в нас мраком глаз.
А ты, душа, усталая, глухая,
О счастии твердишь, — который раз?
Эти слова принадлежат Александру Блоку — последнему петербургскому мифотворцу. Ему нельзя не верить: он абсолютно искренен, он за каждое слово платит своей жизнью.
Ранит сердце картина одинокого существования
человеческой души во Вселенской пустоте и мраке.
«Миры летят. Года летят». Все мимо — мимо,
по своим траекториям, человеческих упований
не учитывающим, не замечающим, не знающим.
О, Серебряный век, ты прозорлив или просто печален?
А может быть, лучше вернуться к стилю Ампир.
О, Петербург, как умеешь ты мучить тех,
кто верен тебе в любви своей…
Покоя жду… Душа моя устала…
Зовет к себе меня природа-мать…
И так легко, и тяжесть жизни спала…
О, милый друг, отрадно умирать!
Зинаида Гиппиус. «Отрада». 1889
Доверимся Исаакию.
Рассказ его скульптурного убранства
еще не начался…
Евангелисты в переводе с греческого – возвещающие Благую весть. Они – авторы четырех канонических Евангелий – от Матфея, Марка, Луки и Иоанна.
Евангелист Матфей был вначале мытарем (сборщиком налогов). Проповедовал в Эфиопии, где принял мученическую смерть. Символ – Ангел, снимающий печать со Священной книги.
Евангелист Марк — ученик апостола Петра. Считается основателем Александрийской церкви и её первым епископом. Принял мученическую смерть. Символ – Лев.
Евангелист Лука — врач, иконописец, сподвижник апостола Павла. Кроме Евангелия является автором книги Апостольских деяний. Принял мученическую смерть. Символ – Бык.
Евангелист Иоанн — младший брат апостола Иакова, до призвания Иисусом был рыбаком. Кроме Евангелия написал Книгу Откровения и три послания, вошедшие в Новый Завет. Иоанн — единственный из апостолов, скончавшийся естественной смертью в старости. Символ – Орел.
Лука с юных лет посвятил себя науке. Он изучил иудейский закон, освоил искусство врачевания, познакомился с греческой философией, прекрасно знал греческий и египетский языки. Лука сподобился увидеть и услышать Спасителя…
Предание говорит, евангелист Лука первый в мире написал образ Божией Матери, держащей на руках Предвечного Младенца, а затем еще две иконы Пресвятой Богородицы и, желая узнать, угодно ли это Богоматери, принес их Ей. Богородица, увидав образ свой, изрекла пречистыми устами: «Благодать Родившегося от Меня и Моя да будет с сими иконами». Чудотворная Владимирская икона Богоматери была поставлена в Москве в Успенском соборе. Святого Луку признали покровителем художников.
Святой апостол и евангелист Марк родился в Иерусалиме в доме, примыкавшем к Гефсиманскому саду. Был ближайшим сподвижником апостолов Петра и Павла.
Во время многочисленных путешествий своих получил повеление от Духа Святого идти в Александрию для проповеди и противодействия язычникам. Его миссия возбудила ненависть язычников и они решили убить его. Когда апостол совершал Богослужение, его избили, волокли по улицам города и бросили в темницу. Там святой Марк удостоился видения Господа Иисуса Христа, Который укрепил его перед страданиями.
Язычники хотели сжечь тело Святого Марка. Но когда развели костер, все померкло, раздался гром и произошло землетрясение. Язычники разбежались, а христиане взяли тело святого апостола и погребли его в каменной гробнице.
Иоанн Креститель — после Девы Марии самый из всех чтимый. По милости Божией он избежал смерти во время резни младенцев в Вифлееме. Вырос в дикой пустыне, готовя себя строгой жизнью — постом и молитвой — к великому служению. Носил грубую одежду, прихваченную кожаным поясом. Питался диким медом и акридами (род саранчи).
К Иоанну на Иордан пришел креститься Сам Спаситель мира, Господь Иисус Христос. И сошел Святой Дух с неба в виде голубя и прозвучал голос Бога Отца: “Сей есть Сын Мой возлюбленный…
Иоанн Креститель прославляется Церковью, как “ангел, и апостол, и мученик, и пророк, и свечник, и друг Христов, и пророков печать, и ходатай ветхой и новой благодати, и в рожденных пречестнейший, и светлый Слова глас”. За достоинства свои он и пострадал. Ирод, Иродиада, Саломея — замкнулась цепь и кровь лучшего из рожденных пролилась…
В Соборе строго размечено, какие места должны занимать евангелисты, а какие — апостолы. Тумбы на вершине треугольных фронтонов предназначены для евангелистов. Портиков — четыре, четыре фронтона, четыре тумбы — четыре евангелиста: Матфей, Марк, Лука, Иоанн.
Тумбы в основании фронтонов предназначены для апостолов. Портиков — четыре, четыре фронтона, тумб восемь. Значит, в Исаакии представлено восемь апостолов из двенадцати. Кого-то во имя чистоты архитектурного решения пришлось вниманием обойти.
Православные храмы должны быть пятиглавыми и четырехстолпными. В Исаакие закон построения целого строго соблюдается, только…
Внутри Собора-колосса четыре столпа превращены в четыре огромных триумфальных арки. Четыре звонницы на углах основного объема — в плане клети или четырехугольники — по своему объемному решению никак не соотносятся с купольным завершием. Они — изящнейшие беседки в парке, куполок которых увенчан крестом…
Трактовка очень свободна?
Ну должна же свобода хоть в чем-то проявить себя…
Уже засветилось небо отблесками света золотого. Значит, еще мгновение — из жерл светильников вырвется пламя и устремится в Небеса с вестью, озвучиваемой колоколами: начинается богослужение в самом красивом петербургском храме. А потом…
А потом огромные врата раскроются и перед толпой прихожан, пришедших на богослужение, возникнет грандиозное пространство, пронизанное силой триумфальных арок, залитое светом, источаемым «небом», расцвеченное каскадами свечей, обогащенное сверканием позолоты, драгоценных камней, мозаик, многоцветья росписей…
Там, где красота и богатство неразличимы, разве слышна мольба, обращенная человеком к Богу? Значит, в Исаакие не остаться наедине с Богом, как в древнерусском храме. В нем человека нет. Есть толпа у подножия пилонов, что должна слышать проповеди о послушании тем, кто выше ее. Послушание через устрашение — главное для любой толпы, утверждает Ампир, для которого жизнь человеческой души — то, что неразличимо, не имеет цены.
Петербург играет. Души петербуржцев-россиян,
как бильярдные шары, из угла в угол гоняет…
Уходим с Исаакиевской площади, оставив за собой Мариинский дворец и памятник Николаю I. Об императоре Николае I — виновнике очень многих бед, пережитых Россией, — я ничего не говорю, хотя именно в его правление был возведен Собор-колосс. Умолчание — что славословие наоборот. Так я думаю и так поступила, извините, Николай Павлович.
Уже темнеет. Впереди — Сенатская площадь, называемая ныне площадью Декабристов. Идем через заснеженный лес вместе с Зинаидой Гиппиус, душа которой в зимнем Петербурге невыносимой болью мается…
Глухим путем, неезженным,
На бледном склоне дня
Иду в лесу оснеженном,
Печаль ведет меня.
Молчит дорога странная,
Молчит неверный лес…
Не мгла ползет туманная
С безжизненных небес —
То вьются хлопья снежные
И, мягкой пеленой,
Бесшумные, безбрежные,
Ложатся предо мной.
Пушисты хлопья белые,
Как пчел веселых рой,
Играют хлопья смелые
И гонятся за мной,
И падают, и падают…
К земле все ближе твердь…
Но странно сердце радуют
Безмолвие и смерть.
Зинаида Гиппиус. «Снежные хлопья». 1894.
Строительство Исаакиевского собора в стиле Ампир завершило столетнюю эпоху Классицизма, что начался с высоко-гражданственных представлений. «Мир благородной простоты и спокойного величия» творил новых россиян — граждан мира — пока не обратился Классицизм другим стилем — Ампиром…
Исаакиевский собор всей мощью своей пишет
в Петербургском небе формулу Небытия,
что исходит из главенства двух сил:
Пустыни-Пустоты и неотрывной от нее Вечности.
Все в Соборе твердит: им изначально принадлежит
судьба Прекрасного града на Неве.
Принадлежит?
Вот и вершится…
Я вышел. Медленно сходили
На землю сумерки зимы.
Минувших дней младые были
Пришли доверчиво из тьмы…
Пришли и встали за плечами,
И пели с ветром о весне…
И тихими я шел шагами,
Провидя вечность в глубине.
О, лучших дней живые были!
Под вашу песнь из глубины
На землю сумерки сходили
И вечности вставали сны!..
Александр Блок. 25 января 1901
Пусть здание Сената и Синода Карла Ивановича Росси успокоит душевные волненья. Вдоль аттика в центре здания стоит скульптурный ряд Гениев — Ангелов чистого вдохновения. Они, как Ангелам положено, всезнающи и, вопреки всему происходящему в Прекрасном граде, верят в чистоту души и помыслов.
Откуда я это знаю? Просто я в это верю…
Неужели вас образы «Правосудия и Благочестия» не пугаеют? Траурная урна. Темный покров, скрывающий лицо. Весы, ищущие ось равновесия. Царская корона в петле из венка славы.
В Петербурге все о чем-то вещает,
не то пророчествует, не то обещает,
ставя невыполнимые условия.
Столица Севера — холодна-холодна
особенно в зимний день, склоняющийся к вечеру…
Что это — Петербург особое место на Земле:
то, которого на самом деле быть не может?
Он — утопия, рожденная пятнадцатью поколениями петербуржцев, что отдавли свои силы Городу
и исчезли? Во всяком случае в зимний день,
вы заметили, их на улицах города нет…
Этого не может быть, ведь Ангелы
с кем-то разговаривают…
Перед нами — апокалиптическая картина, согласно которой в Городе победили Холод, Бессветье, Безлюдие, значит, вот-вот и восторжествует в нем Пустыня-Пустота…
Хватит, нужно выбираться из Серебряного века: то — не наше время. Разве сейчас нет угрозы грядущей катастрофы?! Есть, но… Сейчас другие люди — самые разные, а не только истомленно-обессиленные. Многие из них вообще не знают, что такое мироощущение и предчувствие.
Чтобы выбраться из Серебряного века, нужен другой попутчик. Есть такой! Федор Иванович Тютчев, вернувшийся в Петербург в 1844 году из «тех стран, где солнце греет, где на солнце пламенеет роскошной Генуи залив»… Каким он увидел Петербург, судя по первому стихотворению, написанному им сразу же по возвращении?
Всходили робко облака
На небо зимнее, ночное,
Белела в мертвенном покое
Оледенелая река.
О Север, Север-чародей,
Иль я тобою околдован?
Иль в самом деле я прикован
К гранитной полосе твоей?
Ф. И. Тютчев. 1844
И вами овладевали подобные чувства? Смотришь, как в морозной дымке поднимаются над ледяной равниной Невы прекрасные петербургские панорамы с рядами дворцов, шпилей, куполов и сердце тает, обо всем дурном забывая, на все лучшее уповая…
На Университетской набережной Кунсткамера стоит — первый русский музей. Он выполнен в стиле Петровского барокко, что был таким человечным, возвещавшим: «человек — мера всех вещей». То, что заложено в Первоначале — как природа явления: ее не искоренить в том, что придет позднее.
Спасай Город, Петровское первоначало!
Смотрите, на Университетской набережной здание Академии наук стоит. Оно выполнено в стиле Раннего классицизма, что целенаправленно «Мир благородной простоты и спокойного величия» создавал, чтобы воспитать новых россиян — Граждан мира — и воспитал. То был, так называемый, «Золотой век Екатерины». Любой Золотой век — то явление, что не может изгладиться из памяти людей.
Спасайте Город от безлюдья, господин Кваренги —
самый чистосердечный из петербургских архитекторов!
<— КОЛОКОЛЬНЯ ПЕТРОПАВЛОВСКОГО СОБОРА — РЕСТАВРАЦИЯ 2012 ГОДА.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ: ГОРОД ГОВОРИТ С ГОРОЖАНАМИ О ВЕЧНОМ — Притча 4 —>