“Pro et contra”: Великое открытие, сделанное совестью убийцы • Миф-Медузы

Каморка Раскольникова, похожая на камеру преступника, на гроб…

Повторяю…

Раскольников воротился в свою каморку. В бессилии лег на диван. Ни о чем не думая, пролежал полчаса. «Так, были какие-то мысли или обрывки мыслей, какие-то представления, без порядка и связи, – лица людей, виденных им еще в детстве или встреченных где-нибудь один только раз и об которых он никогда бы и не вспомнил; колокольня В — й церкви, распивочная, черная лестница, совсем темная, вся залитая помоями и засыпанная яичными скорлупами, а откуда-то доносится воскресный звон колоколов… Предметы сменялись и крутились, как вихрь».

Вихрь унес все внешние впечатления,
оставив Раскольникова НАЕДИНЕ СО СВЕЙ СОВЕСТЬЮ…

Жан Огюст Энгр. «Наполеон на императорском троне». 1806.

«Нет, те люди не так сделаны; настоящий властелин, кому всё разрешается, громит Тулон, делает резню в Париже, забывает армию в Египте, тратит полмиллиона людей в московском походе и отделывается каламбуром в Вильне; и ему же, по смерти, ставят кумиры, – а стало быть, и всё разрешается. Нет, на этаких людях, видно, не тело, а бронза!»

«Одна внезапная посторонняя мысль вдруг почти рассмешила его». Следим внимательно за определениями эстетического свойства… «Наполеон, пирамиды, Ватерлоо – и… тощая гаденькая регистраторша, старушонка, процентщица, с красною укладкою под кроватью, – ну каково это переварить хоть бы Порфирию Петровичу!.. Где ж им переварить!..

ЭСТЕТИКА ПОМЕШАЕТ, полезет ли, дескать,
Наполеон под кровать к «старушонке»!

Иллюстрации к произведениям Ф. М. Достоевского.
Ю. Е. Брусовани. Ленинград. 1980-е годы.
Бумага, графитный карандаш.

«Старушонка вздор! – думал он горячо и порывисто, – старуха, пожалуй что, и ошибка, не в ней и дело! Старуха была только болезнь… я переступить поскорее хотел… я не человека убил, я принцип убил! Принцип-то я и убил, а переступить-то не переступил, на этой стороне остался… Только и сумел, что убить. Да и того не сумел, оказывается…

Эх, ЭСТЕТИЧЕСКАЯ Я ВОШЬ И БОЛЬШЕ НИЧЕГО, –
прибавил он, вдруг рассмеявшись, как помешанный…

Да, я действительно вошь, – продолжал он, потому, что, во-первых, теперь рассуждаю про то, что я вошь; потому, во-вторых, что целый месяц всеблагое провидение беспокоил, призывая в свидетели, что не для своей, дескать, плоти и похоти предпринимаю, а имею в виду великолепную и приятную цель,– ха-ха! Потому, в-третьих, что из всех вшей выбрал самую наибесполезнейшую и, убив ее, положил взять у ней ровно столько, сколько мне надо для первого шага. Потому, потому я окончательно вошь,– прибавил он, скрежеща зубами,– потому что сам-то я, может быть, еще сквернее и гаже, чем убитая вошь, и заранее предчувствовал, что скажу себе это уже после того, как убью!

Да разве с этаким ужасом что-нибудь может сравниться! О, пошлость! О подлость!.. О, ни за что, ни за что не прощу старушонке!» О, как я ненавижу теперь старушонку! Кажется бы, другой раз убил, если б очнулась! Бедная Лизавета! Зачем она тут подвернулась!.. Странно, однако ж, почему я об ней почти и не думаю, точно и не убивал?..

Лизавета! Соня! Бедные, кроткие, с глазами кроткими… Милые!.. Зачем они не плачут? Зачем они не стонут?..
Они всё отдают… глядят кротко и тихо…
Соня, Соня! Тихая Соня!..»

Открытие, сделанное совестью Раскольникова,
началось с того, что он страдает не потому,
что ему жаль жертву, он страдает, ибо…
произошедшее оказалось слишком уж
НЕ ЭСТЕТИЧНЫМ – пошлым, значит, сам он –
ЭСТЕТИЧЕСКАЯ ВОШЬ, и больше ничего.

Есть в этом представлении созидательный результат:
ЭСТЕТИКА – НАУКА О ПРЕКРАСНОМ –
способна влиять на ход событий. Каким образом?!
Пока это неведомо совести Раскольникова…