В семье отца царил культ Данте, именно в его честь и было дано имя сыну. Отец издает «Аналитический комментарий к «Божественной комедии». Свою страсть он передает детям. Старшая дочь, Мария Франческа,написала книгу «Тень Данте», младшая, Кристина,стала известной английской поэтессой, младший сын, Уильям Майкл,- крупным литературным критиком и биографом брата. Сам Данте Габриэль уже в пять лет сочинил драму, в 13 — драматическую повесть, в 15 — его произведения уже печатают. Россетти перевел на английский язык «Новую жизнь» Данте, иллюстрировал эту поэму и неоднократно обращался к ней в своем творчестве — главной его темой была БЕССМЕРТНАЯ ЛЮБОВЬ.
В своем желании писать глубоко-значительные сюжеты прерафаэлиты обращались за вдохновением к Библии, которая давала им темы, исполненные истины, простоты духа, что было свойственно раннему христианству и Средним векам. Для них христианство было духовным началом, возвышающим искусство. Таковы два варианта «Благовещения» Россетти и «Пасха в Святом семействе». Есть перекличка с «Плотницкой мастерской» Миллеса. Есть какая-то своя обворожительная простота — освященная..
И еще, обратите внимание, Россетти изображает
не Рождество, в общепринятом смысле слова,
а День Рождения Мальчика — сына Марии и Иосифа, двоюродного брата Иоанна…
В чем признается художник? К счастью, я нашла подтверждение чувству, вызываемому картиной… Россетти где-то говорит — горько, но очень справедливо, — что «хуже всего атеисту, когда он чувствует благодарность, а благодарить ему некого».
ЧЕЛОВЕКУ НУЖНА ВЕРА —
говорит Россетти и теряется в БЕЗВЕРИИ…
Я думал, о Надежда, — мрачен цвет
Твоих одежд. Пространством отдаленный,
Теперь я вижу: в нежный цвет зеленый
Твой тонкий стан, как в юности одет.
Увы! А мне — одна лишь горечь лет,
На всем пути — мой след, соединенный
В один с твоим, — на водной глади сонной
И на оградах — наших теней след.
О свет Надежды, в чьих глазах — любовь,
Надежда и Любовь — одно и то же!
Прильни ко мне, — уж гаснет луч, и он
Лиц не окрасит, не согреет кровь.
Вы так обличьем, голосом похожи!
Прильни ко мне тесней — день завершен!
Июньский день. К руке скользит рука.
Простор. На лицах трепет ветерка.
Шептанье ивы тонет в небесах
Бездонных. Отраженье глаз в глазах.
Лучась над летним полем, облака
Ласкают души, нежных два цветка,
Раскрытые в улыбках и словах.Они идут, касаются едва,
Под сердцем слыша дрожь одной струны,
Их помыслы лишь сердцу отданы
Любви — она всегда для них права:
Так, пенясь, дышит неба синева
На синеве не вспененной волны.
ЧЕЛОВЕКУ НУЖНА ВЕРА —
говорит Россетти и теряется в безверии…
ЧЕЛОВЕКУ НУЖНА НАДЕЖДА —
говорит Россетти и не может ее найти…
ЧЕЛОВЕКУ НУЖНА ЛЮБОВЬ —
говорит Россетти и сам же ее губит…
Гамлет своей любовью запирает Офелию в золотой клетке, где ее мучает, перенося на нее Зло отношений между людьми, увиденных им в мире. Офелия бессильна защитить себя, ведь она любит и Гамлета, и своих близких. Трагедия, в которой все погибнут. Все до единого.
Дворцы её, не зная ничего,
Так презирают этот скромный дом,
Но милая мечтает лишь о нём.
Лишь здесь любви творится волшебство:
Пока, противясь действию его,
Бегут часы, сбиваясь в тёмный ком,
Часы любви в пространстве огневом
Поют, и всё лучится оттого.
Нисходит память к тонким уголкам
Любимых губ и, пламенем сквозным
Подхвачены, признанья дышат им.
И мы то отдохнуть даём губам,
Беседуя о прошлом, то молчим,
Внимая позабытым голосам.
Надежда и Любовь, благоговейте
Пред ними! Сколько дней в ночной тени
Исчезло, слезы ведали одни.
Те дни Любви, вы где? Где слезы дней те?
«Те дни, — ответ вам уловить умейте, —
И слезы те мертвы. Но лишь они.
А мы, Любовь с Надеждой, искони
С тобой и нежно здесь звучим на флейте».
В досужий час читали мы однажды
О Ланчелоте сладостный рассказ;
Одни мы были, был беспечен каждый.
Над книгой взоры встретились не раз,
И мы бледнели с тайным содроганьем;
Но дальше повесть победила нас.
Чуть мы прочли о том, как он лобзаньем
Прильнул к улыбке дорогого рта,
Тот, с кем навек я скована терзаньем,
Поцеловал, дрожа, мои уста.
И книга стала нашим Галеотом!
Никто из нас не дочитал листа».
(Пер. Михаила Лозинского)
Имя всесильно над человеком, носящим его. Дал отец Россетти имя Данте своему сыну и вошел Данте Алигьери в его жизнь непосредственно, напрямую, заставив повторить душевные страдания его собственного жизненного пути…
УМЕРЛА ПРЕКРАСНАЯ ВОЗЛЮБЛЕННАЯ
РОССЕТТИ — ЕГО МУЗА, СЧАСТЬЕ, ЖИЗНЬ…
Прерафаэлиты превращали свою жизнь в искусство. Писали великолепные стихи, издавали виртуозно оформленные книги, делали предметы быта — от мебели до обоев. И, естественно, превращали в совершенство своих женщин. При этом прерафаэлиты были настоящей богемой.
КАК СИЛЬНО ЕГО ЧУВСТВО К ЭЛИЗАБЕТ СИДДАЛ,
РОССЕТТИ ОСОЗНАЛ, КОГДА ПОТЕРЯЛ ЕЕ,
КОГДА БОГЕМНОСТЬ СПАЛИЛА СОВЕРШЕНСТВО,
КОИМ ОНА НА САМОМ ДЕЛЕ БЫЛА…
Эта иллюстрация к сцене из «Новой жизни» Данте переводит в образы смерть Беатриче. Сам художник говорил, что хотел показать СМЕРТЬ «КАК ДУХОВНОЕ ПЕРЕРОЖДЕНИЕ». У Элизабет-Беатриче глаза закрыты – она уже в другом мире. Роскошные рыжие волосы в лучах заходящего солнца – словно нимб. Вестник смерти в образе птицы бросает в ее ладони мак – символ забвения и покоя. На заднем плане Россетти изобразил справа Данте, а слева Амура, несущего любовь – пламенеющее сердце. Лицо Беатриче обращено к свету, который она принимает всем своим существом, ведь свет – это божественная благодать.
Тяжело переживая смерть жены, Россетти, снова обратившись к технике масляной живописи создавал памятник Элизабет — картину, в которой представил её в образе Беатриче из «Новой жизни» Данте. Беатриче изображена в момент смерти. Сам же Россетти ассоциирует себя с оплакивающим свою утрату Данте.
«Глядя на эту картину, важно помнить о том, что она призвана не изображать смерть, но заменять её формой транса, в состоянии которого Беатриче, словно парящая на балконе над городом. неожиданно оказывается вознесённой с Земли на Небо». (Из письма Россетти У. Моррису)
Россетти после смерти Элизабет ищет утешения в сонетах Данте Алигьери. Он переводит на английский язык поэму Данте «Новая жизнь».
«Новая» — не только юная, обновленная, но также небывалая, чудесная, преображенная, обновляющая. В «Пире» (III, 8) Данте уточняет, в чем причина обновления: «КРАСОТА СПОСОБНА ОБНОВЛЯТЬ ПРИРОДУ ТЕХ, КТО ЕЮ ЛЮБУЕТСЯ, ИБО ОНА ЧУДОДЕЙСТВЕННА».
Беатриче означает «дарующая блаженство». «Люди, еще до того, как узнавали ее имя, при первом же взгляде на нее говорили: «Это Беатриче», т. е.: «Вот дарующая блаженство».
«Тот, кто был родителем столь великого чуда, каким была благороднейшая Беатриче, покинул нашу жизнь…» Нет причины верить не словам Данте, а домыслам некоторых скептических комментаторов, которые считают благороднейшую госпожу «Новой Жизни» аллегорией или символом.
Боккаччо впервые назвал имя отца Беатриче: Фолько де Риковеро Портинари. Он умер 31 декабря 1289 г. Фолько Портинари — богатый и уважаемый гражданин Флоренции. Дом его был в пятидесяти шагах от дома Алигьери на Виа дель Корсо. Он занимал общественные должности и был приором в 1282, 1285, 1287 гг.; основал госпиталь Санта-Мария Нуова, где и погребен. В его завещании среди пяти сыновей и шести дочерей упомянута Биче, супруга Симоне де’Барди, которой отец оставил пятьдесят золотых флоринов.
«Новая жизнь» — первая в истории западноевропейской литературы автобиографическая повесть, раскрывающая читателю самые сокровенные чувства автора. Данте дает здесь необычайно тонкий и проникновенный анализ переживаний любящего человека. Вместе с тем в повести немало элементов, унаследованных и от литературы средневековья. Таковы многочисленные видения и аллегории, мистическая символика числа 9, таинственно сопутствующего всем важным событиям в жизни поэт. К концу книги спиритуалистические настроения Данте усиливаются, и его любовь к Беатриче принимает все более мистический характер.
С другими дамами вы надо мной
Смеетесь, но неведома вам сила,
Что скорбный облик мой преобразила:
Я поражен был вашею красой.
О, если б знали, мукою какой
Томлюсь, меня бы жалость посетила.
Амор, склонясь над вами, как светило,
Все ослепляет; властною рукой
Смущенных духов моего сознанья
Огнем сжигает он иль гонит прочь;
И вас один тогда я созерцаю.
И необычный облик принимаю,
Но слышу я — кто может мне помочь? —
Изгнанников измученных рыданья.
Куртуазия — средневековая концепция любви, согласно которой отношения между влюбленным и его Дамой подобны отношениям между вассалом и его господином.
При появлении благородной дамы все силы души как бы замирают и «в живых» остаются лишь духи зрения, органы высшего духовного и эстетического восприятия, но и они подчинены Амору.
Для того чтобы вспыхнула в сердце высокая любовь, необходимо, по мнению Гвидо Гвиницелли, чтобы сердце было уготовлено для ее восприятия: «Всегда любовь находит убежище в благородном сердце, как птица в зелени леса. Природа не сотворила любовь прежде, чем благородное сердце, ни благородное сердце прежде любви. И как свету солнца свойственен жар, так в свете благородного сердца возникает пламя Амора. Если же свет солнца падает на грязь, грязь остается презренной, а солнце не теряет своих лучей».
КРАСОТА ПОРОЖДАЕТ ЛЮБОВЬ. Пленяя взоры, она превращает потенциальную силу, заложенную в благородных душах, в действенную. Таким образом, красота — форма, соединяющая универсальную потенцию Амора с индивидуальной потенцией в душе человека. Это — «аристотелизм» флорентийского «сладостного нового стиля».
Я часто думал, скорбью утомленный,
Что мрачен я не по своей вине.
Себя жалел, пылая как в огне;
Твердил: «Так не страдал еще влюбленный!»
О, сколько раз, нежданно осажденный
Жестоким Богом, в сердца глубине
Я чувствовал, что дух один во мне
Еще живет, любовью озаренный.
Стремился вновь волнение унять
В моем бессилье и в изнеможенье.
Чтоб исцелиться, к вам я шел спеша.
Осмеливаясь робкий взгляд поднять,
Я чувствовал такое сотрясенье,
Что мнилось мне — из жил бежит душа.
Амор воскликнул в полном изумленье:
«Клянусь, Господь в ней новое явил».
Сравнится с ней жемчужина лишь та,
Чей нежный цвет достоин восхищенья.
Она пример для всякого сравненья,
В ее красе — предел природных сил,
В ее очах — сияние светил,
Они незримых духов порождают,
Людские взоры духи поражают,
И все сердца их лик воспламенил.
И на лице ее любовь алеет,
Но пристально смотреть никто не смеет.
Беатриче распространяет вокруг себя как бы атмосферу добродетели, и любовь, которую она вызывает в людях, сама оказывается путем к добродетели. Облагораживающее воздействие Беатриче особенно усиливается после ее смерти, которая является главным переломным событием в «Новой жизни».
Рассказ о смерти Беатриче подготовлен рассказом о кончине ее отца и о вызванном ею горе Беатриче. Поэта охватывает предчувствие, что вскоре умрет и его возлюбленная. Он видит женщин с распущенными волосами, которые говорят ему о смерти Беатриче. Тускнеет солнце, дрожит земля, птицы стремглав падают на землю. Поэту представляется, что он видит Беатриче, покрытую белым саваном. Мало-помалу он приходит в себя и успокаивается. Вдруг вбегает один из его друзей, восклицающий: «Что ты делаешь? Ты не знаешь, что произошло? Умерла твоя возлюбленная, которая была так прекрасна!»
«Случилось по истечении немногих дней, что тело мое было поражено недугом… И столь великое охватило меня смущение, что я закрыл глаза и начал бредить… И мне казалось, что я вижу женщин со спутанными волосами, рыдающих на многих путях… И мне казалось, что летящие в воздухе птицы падают мертвыми и что началось великое землетрясение. Страшась и удивляясь, во власти этой фантазии, я вообразил некого друга, который пришел ко мне и сказал: «Разве ты не знаешь: твоя достойная удивления дама покинула этот век»… и мне показалось, что я вижу множество ангелов, которые возвращались на небо, а перед ними плыло облачко необычайной белизны… И после этого мне показалось, что я иду, чтобы увидеть тело, в котором обитала благороднейшая и блаженная душа».
Унынье слез, неистовство смятенья
Так неотступно следуют за мной,—
Что каждый взор судьбу мою жалеет.
Какой мне стала жизнь с того мгновенья,
Как отошла мадонна в мир иной,—
Людской язык поведать не сумеет.
Россетти в отчаянии покушается на самоубийство. Друзья спасают его. Потом эта страшная эксгумация тела Лиззи — вторая попытка, за которой следует постепенный уход в Безумие..
… Оторвавшись от рисунка, я поднял глаза и увидел рядом с собою людей, которым надлежало воздать честь. Они смотрели на мою работу. И как мне было сказано потом, они пребывали там уже в течение некоторого времени, прежде чем я их заметил. Когда я их увидел, я встал и, приветствуя, сказал им: «Некое видение пребывало со мной, и я весь был погружен в мысли». Когда ушли эти люди, я вернулся к моему занятию и снова стал рисовать ангела. И за работой мне пришло в голову сочинить стихи как бы к годовщине, обратясь к тем, кто посетил меня. Тогда я написал сонет, начинающийся: «Явилась мне…»
И столь они во мне разнообразны,
Что, вот, одни отвергли все соблазны,
Другие пламенем ее горят.
Окрылены надеждою, парят,
В слезах исходят, горестны и праздны;
Дрожащие, они в одном согласны —
О милости испуганно твердят.
Что выбрать мне? Как выйти из пустыни?
Хочу сказать — не знаю, что сказать.
Блуждает разум, не находит слова,
Но, чтобы мысли стали стройны снова,
Защиту должен я, смирясь, искать
У Милосердия, моей врагини.
Праматерь наша Рахель — жена Яакова, дочь Лавана. Когда бежал Яаков из Ханаана, он пришел к Лавану и встретил Рахель у колодца, куда пришла она, чтобы напоить овец. Рахель была прекрасна собою, и заплакал Яаков при виде Рахели, так как не привез ей подарка, и еще потому, что увидел пророческим взором, что быть им погребенными раздельно.
Яаков любил Рахель и семь лет служил за нее Лавану. По прошествии этого срока, в первую брачную ночь, подменил Лаван Рахель старшей своей дочерью, Леей. Когда утром Яаков возмутился, Лаван отдал ему и Рахель за обязательство служить еще семь лет.
После двадцати лет службы в доме Лавана взял Яаков своих сыновей, жен и наложниц и бежал от Лавана. В дороге Рахель умерла при родах. Глас в высях услышан, вопль и горькое рыдание: Рахель плачет о детях своих… (Иер. XXXI,
Какой урок извлекли из этой истории оба Данте,
неведомо, но какой-то, конечно, извлекли…
О если б, Гвидо, Лапо, ты и я,
Подвластны скрытому очарованью,
Уплыли в море так, чтоб по желанью
Наперекор ветрам неслась ладья,
Чтобы фортуна, ревность затая,
Не помешала светлому свиданью;
И, легкому покорные дыханью
Любви, узнали б радость бытия.
И монну Ладжу вместе с монной Ванной
И той, чье «тридцать» тайное число,
Любезный маг, склоняясь над волной,
Заставил говорить лишь об одной
Любви, чтоб нас теченье унесло
В сиянье дня к земле обетованной.
Под тайным числом «тридцать» зашифровано имя Беатриче — возлюбленной Данте.
За сферою предельного движенья
Мой вздох летит в сияющий чертог.
И в сердце скорбь любви лелеет Бог
Для нового Вселенной разуменья,
И, достигая область вожделенья,
Дух-пилигрим во славе видеть мог
Покинувшую плен земных тревог,
Достойную похвал и удивленья.
Не понял я, что он тогда сказал,
Столь утонченны, скрытны были речи
В печальном сердце. Помыслы благие
В моей душе скорбящей вызывал.
Но Беатриче — в небесах далече —
Я слышал имя, дамы дорогие.
!После этого сонета явилось мне чудесное видение, в котором я узрел то, что заставило меня принять решение не говорить больше о благословенной, пока я не буду в силах повествовать о ней более достойно. Чтобы достигнуть этого, я прилагаю все усилия, о чем она поистине знает. Так, если соблаговолит Тот, Кем все живо, чтобы жизнь моя продлилась еще несколько лет, я надеюсь сказать о ней то, что никогда еще не было сказано ни об одной женщине. И пусть душа моя по воле владыки Куртуазии вознесется и увидит сияние моей дамы, присноблаженной Беатриче, созерцающей в славе своей лик Того, «qui est per omnia saecula benedictus»*.
В «Новой Жизни» Данте обещает написать «Божественную комедию», в которой Беатриче будет вознесена на высоту, ранее недостижимую ни для кого из смертных. Данте исполнит обещанное своей возлюбленной.