II — 6: Очная ставка с Исаакием

Санкт-Петербург. Выход на Исаакиевскую площадь
со стороны Вознесенского проспекта, то есть маршрута,
которым ходил Раскольников в Университет и отправился
на очную ставку с Исаакием в ту точку, что была для него привычна…

Предположение, что конфликт возник из-за того, что одним — живущим во дворцах — дано все, а другим — ведущим существование в трущобах — не дано ничего, неправомерно. В конфликте города и горожан действовали более высокие — таинственные на неразвитый взгляд — силы. «Тайна Петербурга в нем самом — в сочетании его архитектурных линий» — напоминаю утверждение Достоевского, для меня — исследовательского наставления.

Воздействие на жителей «Адова квартала» трех Адмиралтейских лучей и четырех точек света, в которых стоят церкви, я показала. В этом сюжете необходимо рассмотреть воздействие петербургских панорам — того, чем так «тщеславится» Град прекрасный.

Панорама Васильевского острова со стороны Троицкого моста.
Панорама Стрелки Васильевского острова с Дворцовой набережной, точнее — со спуска у Эрмитажного театра.
Верхняя панорама — осевая, нижняя дана в боковом ракурсе.

Панорамы — реальные, то есть такие, какими их видит глаз. Это — два образца «прямой линейной перспективы», полученной с помощью фотоаппарата. Это — вид перспективы, предполагающий единую «точку схода» на линии горизонта в результате чего предметы уменьшаются по мере удаления их от переднего плана.

Мы смотрим и видим, как все законосообразно
и это доставляет нам эстетическое наслаждение.

Есть «обратная линейная перспектива», при которой все расширяется при удалении от зрителя, словно центр «схода линий» находится не на горизонте, а внутри самого зрителя. Обратная перспектива образует целостное символическое пространство, позволяющее воплотить сверхчувственное содержание в зримой, но лишенной материальной конкретности форме.

Достоевский заставил Раскольникова созерцать
именно такую перспективу — удручающе страшную.

Санкт-Петербург.. Невская панорама, видимая с окаёма
Заячьего острова, на котором расположена Петропавловская крепость. На переднем плане — Стрелка Васильевского острова с Биржей и двумя Ростральными колоннами…

Биржа в виде периптерального храма (в наружном обводе колонн) и двумя Триумфальными колоннами-маяками, украшенными рострами, полна оптимизма, веры в созидаемую человеком красоту.

И главное: Ось симметрии, проходящая через Стрелку, идет параллельно току Невы в обратном течению вод направлении. Эта параллельность превращает Стрелку в корабль, противостоящий Неве. Ничто не застывает. Всё сопряжено с движением, то есть с Временем. Всё сопряжено с Пространством, только этим и никаким другим.

На мой взгляд, эта точка созерцания Петербургских панорам — прекраснейшая: нет ей подобных и в других городах. Да, где эллинские Боги? Плывут на Стрелке-корабле!

Возвращаемся к роману…

«Он лежал на диване навзничь, еще остолбеневший от недавнего забытья. До него резко доносились страшные, отчаянные вопли с улиц. «А! вот уж и из распивочных пьяные выходят», — подумал он.
Он сел на диване, — и вдруг все припомнил

«В первое мгновение он думал, что с ума сойдет. Страшный холод обхватил его; но холод был и от лихорадки, которая уже давно началась с ним во сне. Теперь же вдруг ударил такой озноб, что чуть зубы не выпрыгнули и все в нем так и заходило. Он отворил дверь и начал слушать: в доме все совершенно спало. С изумлением оглядывал он себя и все кругом в комнате и не понимал: как это он мог вчера, войдя, не запереть дверей на крючок и броситься на диван, не только не раздевшись, но даже в шляпе: она скатилась и тут же лежала на полу, близ подушки. «Если бы кто зашел, что бы он подумал? Что я пьян, но..»

«Он бросился к окошку. Свету было довольно, и он поскорей стал себя оглядывать, всего с ног до головы, все свое платье: нет ли следов? Но так нельзя было: дрожа от озноба, стал он снимать
с себя все и опять осматривать кругом».

«Вдруг он вспомнил, что кошелек и вещи, которые он вытащил у старухи из сундука, все до сих пор у него по карманам лежат! Он и не подумал до сих пор их вынуть и спрятать! Не вспомнил о них даже теперь, как платье осматривал! Что же это? Мигом бросился он их вынимать. Выбрав все, даже выворотив карманы, чтоб удостовериться, не остается ли еще чего, он всю эту кучу перенес в угол. Там, в самом углу, внизу были разодраны отставшие от стены обои: тотчас же он начал все запихивать в эту дыру: «вошло! Все с глаз долой и кошелек тоже!» — радостно думал он. Вдруг он весь вздрогнул от ужаса: «Боже мой, — шептал он в отчаянии, — что со мною? Разве это спрятано? Разве так прячут?»

«Окончательно разбудил его сильный стук в двери.
Повестка, из конторы, — проговорил дворник.
— Из какой конторы?..
— В полицию, значит, зовут, в контору.
— Я пойду: я сейчас пойду, — бормотал Раскольников».
«На лестнице он вспомнил, что оставляет все вещи так, в обойной дыре, — «а тут, пожалуй, нарочно без него обыск». Но такое отчаяние и такой, если можно сказать, ЦИНИЗМ ГИБЕЛИ вдруг овладели им, что он махнул рукой и пошел дальше».
«На улице опять жара стояла невыносимая; хоть бы капля дождя во все эти дни. Опять пыль, кирпич и известка, опять вонь из лавочек и распивочных, опять поминутно пьяные, чухонцы-разносчики и полуразвалившиеся извозчики».

Квартал, в котором обитает Раскольников, являет себя во всей своей — «адовой» — прелести. Собирая ощущения и виды, мы долго жили на Казанской улице в то же время года и, скажу честно, ходить по вечерам было страшно — всюду виделись призраки и слышались голоса.

«Солнце ярко блеснуло ему в глаза, так что больно стало глядеть и голова его совсем закружилась, — обыкновенное ощущение лихорадочного, выходящего вдруг на улицу в яркий солнечный день».

«Дойдя до поворота во вчерашнюю улицу, он с мучительною тревогой заглянул в нее, на тот дом… и тотчас же отвел глаза. «Если спросят, я, может быть, и скажу», — подумал он, подходя к конторе». «Войду, стану на колена и всё расскажу».

Никто Раскольникова ни о чем не спросил.
Правда, когда заговорили об убийстве,
он упал в обморок, но и это сошло:
вид у него был совсем больной.

Сенной мост через «канаву»..

Находясь в «конторе», Раскольников понял, что «надо схоронить концы». Бросить всё в «канаву» оказалось трудным делом: «или плоты стояли у самых сходов и на них прачки мыли белье, или лодки были причалены, и везде люди так и кишат».

Решил пойти на Неву или, лучше, на Острова. Следуя по Вознесенскому проспекту, увидел «глухое отгороженное место» и спрятал всё там под большим неотесанным камнем. Подгрёб земли, придавил по краям ногою – ничего не было заметно.

«Всё кончено! Нет улик!» – подумал и засмеялся
нервным, мелким, неслышным, долгим смехом».

Синий мост через Мойку. Впереди — Исаакиевская площадь.
Справа (за обрезом) — Мариинский дворец с Вознесенским проспектом. Впереди — памятник Николаю I, Башня Главного Адмиралтейства и громада Исаакия во всей имперской мощи…

«Тогда он вышел и направился к площади. Опять сильная, едва выносимая радость, как давеча в конторе, овладела им на мгновение. «Схоронены концы! И кому, кому в голову может прийти искать под этим камнем? Он тут, может быть, с построения дома лежит и еще столько же пролежит. А хоть бы и нашли: кто на меня подумает? Все кончено! Нет улик!» — и он засмеялся. Да, он помнил потом, что он засмеялся нервным, мелким, неслышным, долгим смехом, и все смеялся, все время, как проходил через площадь».

Смеялся, проходя через Исаакиевскую площадь,
находясь под прямым взглядом Собора.
Может быть лучше он этого не делал бы?

Конногвардейский бульвар…
«Но когда он ступил на К-й бульвар, где третьего дня
повстречался с тою девочкой, смех его вдруг прошел.
Другие мысли полезли ему в голову»…

«Показалось ему вдруг тоже, что ужасно ему теперь отвратительно проходить мимо той скамейки, на которой он тогда, по уходе девочки, сидел и раздумывал, и ужасно тоже будет тяжело встретить опять того усача, которому от тогда дал двугривенный: «Черт его возьми!»

Вдруг он остановился; новый, совершенно неожиданный и чрезвычайно простой вопрос разом сбил его с толку и горько его изумил: «Если действительно все это дело сделано было сознательно, а не по-дурацки, если у тебя действительно была определенная и твердая цель, то каким же образом ты до сих пор даже и не заглянул в кошелек и не знаешь, что тебе досталось, из-за чего все муки принял и на такое подлое, гадкое, низкое дело сознательно шел?… Это как же?»

ПАРАДНЫЙ ПЕТЕРБУРГ. Конногвардейский бульвар.
Доходный дом купца И.О. Утина. 1858-1860 гг.,
архитектор Кузьмин Р.И., скульптор Иенсен Д.И.
«Он шел не останавливаясь. Ему ужасно хотелось как-нибудь рассеяться, но он не знал, что сделать и что предпринять. Одно новое, непреодолимое ощущение овладевало им все более и более почти с каждой минутой: это было какое-то бесконечное, почти физическое отвращение ко всему встречавшемуся и окружающему, упорное, злобное, ненавистное. Ему гадки были все встречные, — гадки были их лица, походка, движения. Просто наплевал бы на кого-нибудь, укусил бы, кажется, если бы кто-нибудь с ним заговорил»…
Благовещенская площадь. «Дом с кариатидами» —
свидетель произошедшего на Николаевском мосту.
Доходный дом В. А. Вонлярлярского (писателя). 1840.
Арх. Н. Е. Ефимов и М. Д. Быковский.

«А черт возьми это все! — подумал он вдруг в припадке неистощимой злобы. — Ну началось, так и началось, черт с ней и с новою жизнию! Как это, господи, глупо!.. А сколько я налгал и наподличал сегодня! А впрочем, вздор и это! Наплевать мне на них на всех, да и на то, что я лебезил и заигрывал! Совсем не то! Совсем не то!»..

Он остановился вдруг, когда вышел на набережную Малой Невы, на Васильевском острове. «Вот тут он живет, в этом доме, — подумал он. — Что это, да никак я к Разумихину сам пришел! Опять та же история, как тогда… А очень, однако же, любопытно: сам я пришел или просто шел да сюда зашел? Все равно; сказал я… третьего дня… что к нему после того на другой день пойду, ну что ж, и пойду! Будто уж я и не могу теперь зайти…»

Помощи от Разумихина Раскольников не принял,
только напугал его своим видом и состоянием.

ПАРАДНЫЙ ПЕТЕРБУРГ. Николаевский мост (бывший Благовещенский) после реконструкции 2007 г. Мост соединяет ВасильевскиЙ остров, где расположен Университет, с центральной частью города, где находится «АДОВ КВАРТАЛ».

Если пристально смотреть, можно увидеть, там — вдали — возвращается с Васильевского острова Раскольников. И неизвестно почему, идет он «по самой середине Николаевского моста, где ездят, а не ходят».

Часовня Николая Чудотворца на Николаевском мосту.
Арх. Штакеншнейдер А. И. 1853-1854. Снесена весной 1930
по предложению общества «Старый Петербург» для установки памятника лейтенанту П. П. Шмидту (не осуществлено).
«На Николаевском мосту ему пришлось еще раз вполне очнуться вследствие одного весьма неприятного для него случая. Его плотно хлестнул кнутом по спине кучер одной коляски, за то что он чуть-чуть не попал под лошадей, несмотря на то что кучер раза три или четыре ему кричал».
Массивные и одновременно ажурные перила моста спроектированы архитектором А. П. Брюлловым. В них использованы символы водной стихии: трезубец Нептуна, раковина и гиппокампы с закрученными в спирали хвостами.

Удар кнута так разозлил его, что он, отскочив к перилам,
злобно заскрежетал и защелкал зубами.
Кругом, разумеется, раздавался смех.

— И за дело!
— Выжига какая-нибудь.
— Известно, пьяным представится да нарочно
и лезет под колеса; а ты за него отвечай.
— Тем промышляют, почтенный, тем промышляют»…

Символы водной стихии, использованные в перилах Николаевского моста: трезубец Нептуна, раковина и гиппокампы с закрученными в спирали хвостами. Воображение добавляет шипящего змея, не имеющего аналогов.

«Но в ту минуту, как он стоял у перил и все еще бессмысленно и злобно смотрел вслед удалявшейся коляске, потирая спину, вдруг он почувствовал, что кто-то сует ему в руки деньги. Он посмотрел: пожилая купчиха, в головке и козловых башмаках, и с нею девушка, в шляпке и с зеленым зонтиком, вероятно дочь. «Прими, батюшка, ради Христа».

Он взял и они прошли мимо. Денег двугривенный. По платью и по виду они очень могли принять его за нищего, за настоящего собирателя грошей на улице, а подаче целого двугривенного он, наверно, обязан был удару кнута, который их разжалобил»…

Фрагмент перил Николаевского моста, в просвет между которыми
смотрит Исаакий — за жертвой своей наблюдает…

«Он зажал двугривенный в руку, прошел шагов десять и оборотился лицом к Неве, по направлению дворца. Небо было без малейшего облачка, а вода почти голубая, что на Неве так редко бывает. Купол собора, который ни с какой точки не обрисовывается лучше, как смотря на него отсюда, с моста, не доходя шагов двадцать до часовни, так и сиял, и сквозь чистый воздух можно было отчетливо разглядеть даже каждое его украшение».

Санкт-Петербург. Николаевский мост и собор Исаакиевский. Уточнение точки предстояния перед «ЧЁРНЫМ ГЕНИЕМ ПЕТЕРБУРГА».

Сейчас на Николаевском мосту нет часовни: двадцати шагов отсчитывать неоткуда, да и не нужно, потому что и здесь 2 х 10 — Прачисло, сообщающее о завершении второго действа, что должно было наступить и наступило после убийства старухи-процентщицы.

Точку предстояния можно найти иначе: встать там, где силуэт Собора принимает наиболее симметричное очертание, что необходимо, чтобы ощутить неслучайность его местоположения в панораме. Собор — главный в созерцании видимого. Ось симметрии это подтверждает.

Группа людей стоит именно в этой — исключительной —
точке, страшнее которой в Петербурге нет,
только о том эта троица даже и не подозревает.

Санкт-Петербург. Невская панорама,
видимая с Николаевского моста.

«Одна беспокойная и не совсем ясная мысль занимала его теперь исключительно. Он стоял и смотрел вдаль долго и пристально; это место было ему особенно знакомо. Когда он ходил в Университет, то обыкновенно, – чаще всего, возвращаясь домой, – случалось ему, может быть раз сто, останавливаться именно на этом же самом месте, пристально вглядываться в эту действительно великолепную панораму и каждый раз почти удивляться одному неясному и неразрешимому своему впечатлению.»

Санкт-Петербург. Невская панорама,
видимая с Николаевского моста.

«НЕОБЪЯСНИМЫМ ХОЛОДОМ ВЕЯЛО НА НЕГО ВСЕГДА
ОТ ЭТОЙ ВЕЛИКОЛЕПНОЙ ПАНОРАМЫ,
ДУХОМ НЕМЫМ И ГЛУХИМ ПОЛНА БЫЛА ДЛЯ НЕГО
ЭТА ПЫШНАЯ КАРТИНА.

Дивился он каждый раз своему угрюмому
и загадочному впечатлению и откладывал разгадку его,
не доверяя себе, в будущее».

Санкт-Петербург. Две «Египетские координаты», видимые с Николаевского моста: Сфинкс из Древних Фив,
Исаакиевский собор, по монументальности и внешним (силуэтным) очертаниям подобный Египетской пирамиде.

Таким Сфинкса не увидеть с моста, только вблизи. Да, но если образ запечатлелся в воображении навсегда, взгляд будет видеть то, что знает.

К Собору это относится в той же степени: при длительном знакомстве с Иаакием глаз будет считывать с его силуэта все мельчайшие детали.

Если так, от Сфинкса до «Пирамиды» тянется связь
или явно существующая «Египетская координата»…

Санкт-Петербург. Вид с Университетской набережной, в котором сопоставляются «Египетский колосс» и «Сфинкс из Древних Фив», вызывая ощущение Вечности, где нет Времени, где Пространство — Пустыня-Пустота…

Есть фильм — «Преступление и Наказание» 1969 года, снятый Львом Кулиджановым. Главный герой этого в очень многом замечательного фильма — не парадный, мрачный Петербург. Город без красок. Город сумасшедших.

Согласиться с таким представлением, что оставить от целого половину, утратив возможность разглядеть самый интересный, на мой взгляд, конфликт между ГОРОДОМ-АДОМ и «ПАРАДИЗОМ НА НЕВЕ», в двуединстве которых вынуждены существовать горожане.

В «АДОВОМ КВАРТАЛЕ» Раскольников живёт несколько лет. ПАРАДНЫЙ ПЕТЕРБУРГ столько же лет за ним наблюдает. Я специально демонстрирую те виды, что должны были за достаточно долгое время созерцаний сформировать ум и душу Раскольникова — студента…

Санкт-Петербург. Невская панорама, холод источающая…
«Теперь вдруг резко вспомнил он про эти прежние свои вопросы и недоумения, показалось ему, что не нечаянно он вспомнил теперь про них».

Тот, кто видит связь, может ощутить наличие и третьей точки — той, в которой вы стоите на мосту. Ощутили? Тогда ничего не остаётся делать, как «увидеть» и треугольник, в вершинах которого расположены Сфинксы, Исаакий, подобный Египетской пирамиде, и вы.

Если еще какое-то время на мосту в определённой точке постоите, то ощутите, что реальные Пространство и Время исчезают, а вместо них возникают Пустыня-Пустота и Вечность — два Абсолюта, безразличных к реалиям.

Тот, кто знает, что такое ОБРАТНАЯ ПЕРСПЕКТИВА,
используемая в иконописи, поверит: созерцатель в этой точке находится под воздействием страшной силы — НЕМОЙ И ГЛУХОЙ, ТО ЕСТЬ БЕЗЖИЗНЕННОЙ И МЕРТВЯЩЕЙ. Уходите скорее, уходите…

Вид на Николаевский мост снизу. «Уж одно то показалось ему дико и чудно, что на том же самом месте остановился, как прежде, как будто и действительно вообразил, что может о том же самом мыслить и такими же прежними темами и картинами интересоваться.»

«Даже чуть не смешно ему стало и в то же время грудь сдавило до боли. В какой-то глубине, внизу, где-то чуть видно под ногами, показалось ему теперь все это прежнее прошлое, и прежние мысли, и прежние задачи, и прежние впечатления, и вся эта панорама, и он сам, и все, все… Казалось, он улетал куда-то вверх и все исчезало в глазах его… Сделав одно невольное движение рукой, он вдруг ощутил в кулаке своем зажатый двугривенный. Он разжал руку, пристально поглядел на монетку, размахнулся и бросил ее в воду; затем повернулся и пошел домой.

Ему показалось, что он как будто ножницами
отрезал себя сам от всех и всего в эту минуту».

ПАРАДНЫЙ ПЕТЕРБУРГ. Перила Николаевского моста. Бег спиралей…

Временная координата не тратила усилий на самоопределение: внутреннее ощущение героя подсказало, что срок наступил теперь – когда он дошел до предела: осуществления «безобразной мечты», под искушением которой он пребывал в течение месяца.

До того Раскольников был человеком.
Теперь стал убивцем, нелюдем, ибо не выдержал
искушения: позволил себе сделать то,
чего не должен был делать, чтобы человеком оставаться.

ПАРАДНЫЙ ПЕТЕРБУРГ. Великолепные Невские панорамы в ночи…

Убивец смотрит в лицо Исаакию-великану и видит: от «великолепной панорамы», где Собор прекрасный царит, «веет холодом», веет «духом немым и глухим», как от Пустыни-Пустоты и Вечности – тех Прасил, что обозначают отсутствие Простора – души парения, что обозначают отсутствие Времени – изменения, что в целом обозначает невозможность жизни живой:
человеческой, земной, простой…

ПАРАДНЫЙ ПЕТЕРБУРГ. Спуск к Неве у Николаевского моста…

Их Величества – Пустыня-Пустота и Вечность, взирая на жалкие притязания горожан – петербуржцев-россиян, в искушение впавших, глухо и немо твердят свое… Рай – не для всех, лишь для избранных. «Парадиз на Неве» – таков же. Все остальные должны влачить убогое существование, потому что… не быть иному Никогда! Никогда-а-а…

Раскольников в борьбе с Городом проиграл: признал себя ничем – человеческой жалости недостойным, не имеющим прав ни на что, ибо и он — ничтожество.

Площадь перед Николаевским мостом поздним вечером.

«Он пришел к себе уже к вечеру.
Весь дрожа, как загнанная лошадь, он лег на диван,
натянул на себя шинель и тотчас же забылся»…

ПЕТЕРБУРГ ДОСТОЕВСКОГО. «Дом Раскольникова»…

И приснился Второй страшный сон Раскольникову… «Он очнулся в полные сумерки от ужасного крику. Боже, что это за крик! Таких неестественных звуков, такого воя, вопля, скрежета, слез, побой и ругательств он никогда еще не слыхивал и не видывал. Он и вообразить не мог себе такого зверства, такого исступления. В ужасе приподнялся он и сел на своей постели, каждое мгновение замирая и мучаясь…

И вот, к величайшему изумлению, он вдруг расслышал голос своей хозяйки. Она выла, визжала и причитала, спеша, торопясь, выпуская слова так, что и разобрать нельзя было, о чем-то умоляя – конечно, о том, чтоб ее перестали бить, потому что ее беспощадно били на лестнице… Вдруг Раскольников затрепетал как лист: он узнал этот голос; это был голос Ильи Петровича. Илья Петрович здесь и бьет хозяйку! Он бьет ее ногами, колотит ее головою о ступени,– это ясно, это слышно по звукам, по воплям, по ударам! Что это, свет перевернулся, что ли?»

ПЕТЕРБУРГ ДОСТОЕВСКОГО. «Дом Раскольникова»…

«Слышно было, как во всех этажах, по всей лестнице собиралась толпа, слышались голоса, восклицания, всходили, стучали, хлопали дверями, сбегались… Но, стало быть, и к нему сейчас придут, если так, «потому что… верно, всё это из того же… из-за вчерашнего… Господи!» Страх, как лед, обложил его душу, замучил его, окоченил его… Но вот наконец весь этот гам, продолжавшийся верных десять минут, стал постепенно утихать… Раскольников в бессилии упал на диван, но уже не мог сомкнуть глаз…

Он пролежал с полчаса в таком страдании,
в таком нестерпимом ощущении безграничного ужаса,
какого никогда еще не испытывал».

<—II — 5: Шествие на казнь

II — 7: Поиск исхода —>

Leave a Reply