СЭР ЭДВАРД БЕРН-ДЖОНС (1833-98)
Ведутся споры о том, можно ли считать Берн-Джонса настоящим прерафаэлитом, но как бы то ни было, он очень близок им по духу, если не по технике и колориту. Он работал вместе с Моррисом, создавая для него витражи, и разработал свой собственный, легко узнаваемый стиль, которому потом очень часто подражали. Ему не свойственен прерафаэлитский натурализм и стремление к правдоподобию, но его работы не меньше, чем работы Россетти или раннего Миллеса, порывают с академической традицией. Картины Берн-Джонса почти плоскостны, в них нет ярко выраженной игры светотени. Он делает упор на линию, а колорит его работ очень часто золотисто-оранжевый.
в картинах которых мы видим очень мало действия: герои Берн-Джонса очень статичны, их лица отрешенны, их позы скорее напоминают изящные позы статуй. В работах Берн-Джонса почти нет динамики, только созерцание. Очень часто он подчеркивает это и форматом своих картин: многие из них вытянуты либо в длину, где действие теряется и останавливается, либо в высоту, где для него просто нет места. Это не случайно: постепенно, вслед за Раскином, Берн-Джонс стал находить больше красоты в античности, и его полотна становятся похожими на скульптурные фризы древнегреческих храмов с их статичными процессиями.
Картина «Любовь среди руин» написана на собственный сюжет: то – размышление на тему недолговечности красоты.
Привлекали Берн-Джонса и сюжеты из артуровских легенд, например, в картине «Зачарованный Мерлин» (1874) мы видим великого волшебника, который пал жертвой любви: Мерлин научил свою возлюбленную, Нимуэ, всему тому волшебству, что знал сам, в награду за ее любовь, но она с помощью этого самого чародейства навечно заперла его в скале.
В 1857 г. Россетти вместе с другими мастерами (в числе которых был и Уильям Моррис) расписал стены одного из новых зданий Оксфорда сценами из книги «Смерть Артура» Томаса Мэлори. Под влиянием этой работы Моррис написал полотно «Королева Гиневра», изобразив в роли жены короля Артура свою будущую супругу Джейн Бёрден. Моррис и Россетти много раз рисовали эту женщину, находя в ней черты романтической средневековой красоты, которой оба так восхищались.
Американский писатель Генри Джеймс в письме, датированном мартом 1869 года, рассказывая сестре Алисе о своём визите к Моррисам, описывает его жену… «О, моя дорогая, что это за женщина! Она прекрасна во всем. Представь себе высокую, худощавую женщину, в длинном платье из ткани цвета приглушенного пурпура, из натуральной материи до последнего шнурка, с копной вьющихся черных волос, ниспадающих крупными волнами по вискам, маленькое и бледное лицо, большие темные глаза, глубокие и совсем суинберновские, с густыми черными изогнутыми бровями… Высокая открытая шея в жемчугах, и в итоге — само совершенство. На стене висел ее портрет почти в натуральную величину кисти Россетти, настолько странный и нереальный, что если бы вы его видели, то приняли бы за болезненное видение, но необыкновенной похожести и верности чертам. После обеда… Моррис прочитал нам одну из своих неизданных поэм… а его жена, страдая от зубной боли, отдыхала на софе, с платком у лица. Мне казалось, что было что-то фантастичное и удалённое от нашей настоящей жизни в этой сцене: Моррис, читающий плавным античным размером легенду о чудесах и ужасах (это была история Беллерофонта), вокруг нас живописная подержанная мебель квартиры (каждый предмет — образчик чего-либо), и, в углу, эта сумрачная женщина, молчаливая и средневековая со своей средневековой зубной болью».
Однако Братство распадается. Кроме юного революционного романтического духа и увлечения Средневековьем, мало что объединяло этих людей, и из первых прерафаэлитов только Холман Хант остался верен доктрине Братства. Когда в 1853 году Милле стал членом Королевской академии художеств[18], Россетти объявил это событие концом Братства. «Круглый стол отныне распущен», — заключает Россетти.[16] Постепенно уходят и остальные члены. Холман Хант, например, уехал на Ближний Восток, сам Россетти вместо пейзажей или религиозных тем заинтересовался литературой и создал много работ по Шекспиру и Данте.
Форд Мэдокс Браун, оказавший влияние на прерафаэлитов, писал о своей картине «Прощание с Англией»: «Я постарался забыть все существующие художественные течения и отразить эту сцену так, как она должна была бы выглядеть». Брауна очень интересовали проблемы цвета и освещения в живописи. Чтобы добиться эффекта «освещения со всех сторон», которые бывает на море в пасмурные дни, он специально писал картину на побережье.
Полотно создано в эпоху массового вынужденного переселения из Англии в поисках лучшей жизни. Злободневная для тех лет картина изображает супружескую пару, уже погрузившуюся в лодку, в последний раз глядящую на родную землю, прежде чем покинуть ее навсегда. Картина имеет вполне конкретный сюжет: она посвящена отплытию в Австралию одного из основателей «Братства», скульптора Томаса Вулнера. При всем при том сюжет выходит за рамки этого конкретного события, позволяя картине стать памятником великому исходу 1850-х. Муж и жена печальны, но полны решимости: они не рады разлуке с родиной, но и не смотрят в тоске на белые утесы Дувра, оставшиеся позади. У них есть будущее: левой рукой женщина сжимает пальчики младенца, укрытого от ветра в ее шали.
Однако Братство распадается. Кроме юного революционного романтического духа и увлечения Средневековьем, мало что объединяло этих людей, и из первых прерафаэлитов только Холман Хант остался верен доктрине Братства. Когда в 1853 году Милле стал членом Королевской академии художеств[18], Россетти объявил это событие концом Братства.«Круглый стол отныне распущен», — заключает Россетти.[16] Постепенно уходят и остальные члены. Холман Хант, например, уехал на Ближний Восток, сам Россетти вместо пейзажей или религиозных тем заинтересовался литературой и создал много работ по Шекспиру и Данте.
В 1856 году Россетти встречается с Уильямом Моррисом и Эдвардом Бёрн-Джонсом. Бёрн-Джонс был восхищен картиной Россетти «Первая годовщина смерти Беатриче» (англ. The First Anniversary of the Death of Beatrice),[7] и впоследствии они с Моррисом напросились к нему в ученики. Бёрн-Джонс проводил целые дни в студии Россетти, а Моррис присоединялся в выходные.[7] Так начинается новый этап в развитии движения прерафаэлитов, основной идеей которого становится эстетизм, стилизация форм, эротизм, культ красоты и художественного гения.[19] Все эти черты присущи творчеству Россетти, который поначалу был лидером движения. Как писал впоследствии художник Вэл Принсеп (англ. Val Princep), Россетти «был планетой, вокруг которой мы вращались. Мы копировали даже его манеру разговора». [7] Однако здоровье Россетти (в том числе психическое) все ухудшается, и постепенно лидерство подхватывает Эдвард Бёрн-Джонс, чьи работы выполнены в стиле ранних прерафаэлитов. Он стал необычайно популярен и оказал большое влияние на таких живописцев, как Уильям Уотерхаус, Баям Шоу, Кадоган Купер, его влияние заметно также в работах Обри Бердсли и других художников-иллюстраторов 1890-х годов. В 1889 году на Всемирной выставке в Париже он получил Орден Почетного легиона за картину «Король Кофетуа и нищенка».[19]
Среди поздних прерафаэлитов также можно выделить таких живописцев, как Симеон Соломон (англ. Simeon Solomon) и Эвелин де Морган (Evelyn de Morgan)
