В возникновении Петербурга — города на Неве, много таинственного, мистического, даже сказочного, что определило его великую и трагическую судьбу. Прямых свидетельств тому нет и не может быть: такова природа глубинных явлений, не поддающихся чисто научному объяснению. Имеется другое: отсветы-отблески каких- то внутренних сил, что неожиданно и ярко начинают прояснять произошедшее. Например…
Есть в биографии Петербурга факт — Царь Петр впервые увидел Неву 28 апреля 1703 года. В ту пору Нева вскрывалась на Святого Георгия -21 апреля, и за один день почти полностью очищалась ото льда. Через четыре, самое большее — через шесть дней, начинался второй ледоход — ладожский. И все!
Значит, Царь Петр впервые увидел Неву, когда уставшая от ледохода река была чарующе спокойной. Удваивая берега в зеркале вод, она лишала землю реальности. Не то — есть видимое, не то — нет его, лишь световое марево рождает чудо-миражи. Какие?
Чтобы понять, нужно «взлететь умом под облака». Если не удастся, можно встать в центре Троицкого моста и внимательно разглядеть панораму Невы, убрав «лишнее»: все здания до единого.
Смотрите… Тонкие линии берегов разделяют видимое на Безграничное небо и Бездонные воды. Остров посередине «держит» в состоянии взаимной уравновешенности верх и низ, правое и левое. В результате Безмерное пространство «застывает» или «погружается» во Вселенский покой, который, как везде н всегда, соотносится в мироощущении людей с самой Вечностью.
То, что увидел Петр, было поэтическим образом
Безграничного пространства и Бесконечного времени
воплотившегося в соотношении Неба — Земли — Воды.
Этот образ должен был вызвать
призраки Первых дней творения,
когда не было ничего, лишь зачарованная тишина затаилась
в ожидании чудодейственного Слова!
А всего-то — река в обличье несказанной красоты или «прелести», что на языке глубинных смыслов обозначает ложь, обман, соблазн, наваждение, вообщем, — искушение.
Не выдержал Петр искушения и сказал… Нет, написал в письме к Меншикову, отправленному уже в сентябре 1703 года, что едет в «столицу Питербурх». Куда???
Нева не скрывала, что может быть иной. В ночь с 30 на 31 августа 1703 года уровень воды в реке поднялся почти на два метра. Нева помочила «людишек», затопила склады, унесла лес, приготовленный для строительства «фортеции».
Нева поступила честно: показала свой норов в двух состояниях. И в умиротворенном, когда трудно отличить, где — явь, а где — отражение этой яви в зеркале вод. И в противоположном, когда исполинская река превращается в Пучину, Бездну, Хаос…
Судя по последствиям, Петр пленился красотой реки, восприняв ее Зло-нравие, как необходимость борьбы за осуществление мечты о Прекрасном граде. О людях не подумал. Бывало и будет такое в русской истории не раз…
В истории России решающей оказалась взаимосвязь:
Нева — восхищение увиденным — новый город и страна!
Подобная красота присуща не только дельте Невы, но и всему Русскому Северу, где, как в Первые дни творения, Небо еще не рассталось со Вселенскими водами. Даже города Киевской Руси возникали в той же ландшафтной ситуации: над поймами рек, в которых тонет Бескрайнее небо.
И в столь решительном влиянии подобной красоты на русскую историю тоже нет ничего неожиданного. Вспомните, как выбирали «религию греков» послы Великого Киевского Князя Владимира… «И пришли мы к немцам и видели в храмах их различную службу, но красоты не видели никакой. И пришли мы в Греческую землю, и ввели нас туда, где служат они Богу своему, и не знали на небе на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как и рассказать об этом. Знаем мы только, что пребывает там Бог с людьми, и служба их лучше, чем во всех других странах и не можем забыть красоты той…»
Событие, описанное в «Повести временных лет», происходило в храме Святой Софии — Божьей Премудрости, построенной императором Юстинианом в 537 году. Главное в храме — грандиозное пространство в центре под куполом. Диаметр — 33 метра, высота в зените — около 60 метров. Череда окон между «парусами» идет по периметру купола, впуская свет внутрь храма.
Не трудно понять, что произвело столь сильное впечатление на русичей, поэтизирующих Пространство, поклоняющихся Солнцу… Купол-небо источал солнечный свет, что лился сверху потоками, боролся с темнотой окаема и дарил людям ощущение сопричастности к чему-то Высшему — Божественному, Вселенскому. Солнцу или Христу? Попробуй— разберись в этом сверкающем мареве, когда не понять, где находишься — «на небе или на земле».
Семь веков прошло после 988 года, когда наступило время нового выбора. Внешне — многое изменилось. Главное в глубине — осталось тем же. И тогда, при Владимире I Святом, и сейчас, при Петре I Великом, принятие решения определило одно и то же: световое марево в храме, световое марево на реке. Значит…
В российской судьбе все решала не раз Красота.
Рожденная борьбой Света и Тени…
Рожденная союзом Неба и Воды…
Рожденная высокой поэзией
пространственно-временной безмерности.
Чтобы появились уточнения, попробуем понять, что за имя у реки Невы. В «Повести временных лет» Ладога названа «Beликим озером Нево», «устье» которого «входит в море Варяжское». То — уже Нева, но — еще не ставшая рекой. И проясняется временная даль…
Десять тысяч лет тому назад, по мнению археологов, появились люди в прибалтийских землях.
Четыре тысячи лет тому назад, по мнению гидрологов, возникла река Нева в виде «устья озерного».
Две тысячи лет тому назад, по тому же мнению, река приняла нынешние очертания. Значит, случилось это на рубеже «новой эры», ведущей счет от «Рождества Христова».
Здесь, в озерном краю, далеком от древних цивилизаций, счет времени в жизни людей, несомненно, был иным. Его задавали природные явления. Люди видели, как вставало солнце над землей, как весны сменяли зимы, как умирали старики и рождались их потомки. И не только. На их глазах изменялась земля: появлялись озера, реки, острова. Они отмечали это в своей памяти с помощью простых слов — «Новое», «Новая».
Однажды, «Великое Новое озеро» — «Нево», начало переполняться, затоплять окрестности, сгоняя прибрежных жителей с насиженных мест, хороня в своих водах покинутые ими стоянки. И вдруг, воды хлынули через край, двинулись по земле мощным потоком вперед к морю. Море отступало от реки и из его вод выплывали острова. Река преследовала море, распадаясь на множество рукавов и протоков. В любом случае…
Нева — не просто река, текущая оттуда и туда-то.
Она — «Великая река Времени»,
положившая для окрестных мест счет веков «новой эры».
Такая река должна была определить «Дух места», свойственный землям, по которым она протекает. Она сама должна была стать «Гением» этих мест, их «Божеством», потому что «Дух места» — сила, подобная той, которую источает Красота, но, более емкая, глубинная, отражающая первобытное единство человека и Природы.
Не побоюсь сказать, «Дух места» формирует народы. Русичи — люди, рожденные Русской землей: воспитанные ей свойственными видами неба и воды, холмов и леса, дачей и силуэтов церквей Нет другого объяснения, почему остается «русским» столь различный по крови народ.
Возникает вопрос — каким был «Дух места», решавший судьбу Прекрасного града? Выслушиваем свидетельства тех, кто знал реку, когда Город лишь рождался…
Фридрих-Христиан Вебер пишет: «…местность, действительно, является одной из приятнейших в том краю». Чем?
Питер Генри Брюс уточняет: «…от нападения на суше он (город) защищен самой природой, так как окружающая местность представляет собой почти сплошное болото». И это — «приятно»?
Названия урочищ, расположенных вблизи реки, рисуют еще более печальную картину. Они таковы: «Зыбкая земля», «Земля, смешанная с навозом»… Есть даже урочище «Чертовое».
Более поздние оценки становятся совсем неприязненными. Пример: «Место такое, которое одно всякого бы иного сильно было отвратить от такого предприятия, ибо было оно болотное, непроходимое, пустое и весьма отдаленное для работников, коим строить оный город надлежало».
Что есть — то есть: другого не дано. На взгляд очевидцев, невскую дельту отличали «пустынность» и «болотистость», что не лишало ее, на тот же взгляд, и «приятности».
«Пустыня»: мертвая, безжизненная «пустота»… Судя по ведийской мифологии (праоснове воззрений древних славян), «пустота» — то, что было до того, как возник Мир. Она же — то, что будет, если Мир погибнет. Языческий страх «пустоты» подобен более поздней — христианской, боязни «Конца света». «Болото», во всех образных системах, что утверждение: напрасны все усилия — «пустыни-пустоты» не победить! Перед нами —- несомненные истоки мироощущения, что проходит через века в наш день…
Место, где царит «Богиня Нева»,
связано с запредельными состояниями Мироздания —
с тем, что было, когда не было ничего
с тем, что будет, если вернется «пустыня-пустота»
Что посередине?.. Санкт-Петербург!
Подобный «Дух места» не мог не наделить «детище Петрово» апокалиптическим содержанием. Каждый знает, что так оно и случилось. Город еще не родился, а над ним уже повисло пророчество- проклятье: «Петербургу быть пусту!».
Какие ощущения должна была вызвать вся эта апокалиптика в душе русского царя? Те ж:е, что возникали в душе всех русичей, ведь воспитаны они принципиально ничем не отличающимися картинами земли. «Пустыня-пустота», смотревшая в окна теремов, не нагоняла на князей страха, напротив. Выходил поутру князь, садился на «борзого коня» и отправлялся в «чистое поле» по «дорогам прямоезжим», прокладываемым перед началом похода по солнцу и звездам, зовущим в даль.
Зачем отправлялся, ведь «пустыни-пустоты» не победить? Князь видел в ней другое: Безграничное пространство, Бесконечное время, что должны Ему принадлежать — Ему петь славу.
И былинный богатырь выезжал в «чистое поле», где ждал его бой с «силой несметной». Не выдюжит богатырь —Зло победит Добро, «положиша пусту» Русскую землю. Выдюжит — оживет родная земля. Все так, потому что…
Искони оборачивается в русской душе
ужас «пустьни-пустоты» поэтикой «чистого поля»,
куда отправляются герои за славой — себе и Руси.
Скажете — когда это было? Понаблюдайте за собой. Речка вьется между холмами, по ним идут леса с перелесками, сквозь купы деревьев проглядывает маковка церкви. Ничего особенного: все привычно — все обычно. Вдруг, как-то чудно солнце осветило видимое и возникло оно — упоительное чувство: это — моя, родная земля! Душа расправила крылья — обнадежилась! Что произошло? Мы ощутили «Дух места». Это он укрепил нашу душевную силу…
Первобытные образы и чувства — не изобретения ума,
которыми можно попользоваться и забыть навсегда.
Они запечатлеваются в глубинах подсознания…
Действуют, когда и как сами сочтут то нужным…
При выборе ответственных решений именно они
становятся не терпящей возражений силой.
Вот так… Царь Петр не был свободен в своих действиях: решающей оказалась первобытная поэтика «чистого поля», свойственная красоте Невы. Не помешали даже страшные тени, стоявшие за ней, — «пустынность» и «болотистость», что обещали: обернется своей противоположностью все — и «Начало» станет «Концом»! Не помешали, потому что никому не под силу, даже царю, преодолеть природы своей души.
История, если приглядываться к ней внимательно, становится весьма красноречивой. Рассказывают, был у Петра обычай еще в ледоход первым переходить Неву на своем голландском буере. Даже болезнь не могла удержать его от опасной затеи. «Какой страстный навигатор!» — восхищаются исследователи.
А может быть, дело в другом чувстве, далеком от навигации? Может быть, Петр поступал так из-за боязни? Нет, Царь боялся не реки, а того, что делает, потому что, всем известно, героизма без страха не бывает.
Еще и еще раз Петр старался пережить потрясение от первой встречи с мечтой. Питало оно, как чудо, его веру в «Поднебесный град». Один, без неисчерпаемой силы воды, он не поднял бы на своих плечах груз затеянного им «Великого предприятия».
И кричали — «Ура!», и «салютовали семью выстрелами», и «палили с фортеции», устраивая «преизрядный церемониал» по случаю вскрытия реки. Начало судоходства — начало новой жизни, что привиделась однажды, и вот, поглядите, ликует, веселится!
Царь стремился победить водную стихию — и радовали сердце «водометы», заставляющие струи взлетать в небо, как Он велит. Подождите, если вода — прообраз временного потока, устройство «водометов», в глубинной сути своей, — игра со Временем. И не единственная игра…
Царь любил устраивать фейерверки, особенно, вертеть «огненные колеса» в петербургском небе. На древнерусском языке время — «върти». Его естественный ход — «солнечная круговерть»; прообраз этого самого «огненного колеса».
Очень похоже, все царские забавы — игра со Временем. Опасная игра, бросающая вызов Вселенским первоосновам. Он чувствовал это и неистовствовал во всем: добром и злом.
Возникает ряд предположений. Исходных, затрагивающих причины произошедшего на невских берегах. Позднее, по мере постижения-переживания петербургской судьбы, они не смогут не развернуться в бесконечную цепь последствий, тянущихся из временных глубин в Петров, а значит — и в наш день…
С рождением Санкт-Петербурга на исполинской Неве
началось фантасмагорическое представление
с вечным, как мир, сюжетом:
«Быть или не быть сотворенному волей людей».
Самое главное в сюжете — не оценка деяний Петра:
имел право — не имел, хорошо — плохо…
Самое главное в том. что получили горожане-россияне
возможность увидеть, как махина идей и чувств
сосредоточенная в Петербургском первоначале,
пойдет в новый день мощными кругами,
подобными «солнечной круговерти»…
Очень похоже, с рождением Санкт-Петербурга
началась на реке Неве «МИСТЕРИЯ» —
представление, устраиваемое с особой целью:
чтобы поняли люди сокровенные тайны Бытия.
А всего-то, Небо — Земля — Вода,
где плывут не то — острова, не то — облака,
не то — туманные, не то — обманные.
Небо — Земля — Вода… Только-то и всего.