Вам интересно узнать, какими должны быть здания с точки зрения архитектора уже далекой для нас послепетровской поры? Еропкин дает следующий ответ: “ко всякому зданию подлежит пропорциа, крепость, покой, красота и великолепие, без которых оное похвально быть не может”.
Разве “похвально”, с точки зрения человека, ставить во главу представления о Должном “пропорцию”? Если свести ее к “усредненной красоте” ордерного строя, как велит Виньола, ряд долженствований откроет отвлеченный, абстрактный принцип. Если расширить сферу действия “пропорции” до пространственной организации комнат за фасадной стеной, как велит Палладио, ряд долженствований откроет ПОЛЬЗА. Известно, Еропкин был первым “русским палладианцем”…
“Крепость” и “покой”, несомненно, характеризуют конструктивное решение архитектурного сооружения. Тот же смысл мы вкладываем в понятие ПРОЧНОСТЬ.
Перечень архитектурных достоинств завершает КРАСОТА, уточненная через “великолепие”. Если так…
По мысли петербургских зодчих —
приверженцев Петровых преобразовательных идей,
“СОВЕРШЕННАЯ АРХИТЕКТУРА” — детище триады:
ПОЛЬЗА — ПРОЧНОСТЬ — КРАСОТА,
что искони превращала здания в Архитектуру.
Вопрос второй — все здания должны быть “великолепны”? Нет, отвечает трактат, в первую очередь — “публичное строение”, которое должно служить “красоте и славе нашей императорской резиденции”. Еропкин перечисляет подробно, что это такое… “Публичное строение нарицается оное, которое всякому народу потребно и нужно есть, яко вначале наши императорские домы, а потом святые церкви, монастыри, госпитали, богоделни, сенат с протчими колегиями, канцеляриями и канторами, пирамиды, театры комедиалные, гостиные и мытные дворы, лавки для товаров, колодези, пруды, каналы, гавани, пристани, еленги, мосты, ворота триумфальные, трактирные и концертные домы, биржи,
почтовые и постоялые дворы, торговые бани, кабаки, фабрики, винокурни, пивоварни, аптеки, академии, посолские домы, монетные или денежные дворы, магазины…”
Хотите сказать, какая мешанина, то ли дело город Леблона, “воспитывающий изящный вкус”? Есть “смягчающее вину” обстоятельство: в пору Еропкина наука, называемая “архитектурной типологией”, находилась в зачаточном состоянии. Однако, главное положение выражено предельно ясно…
По мысли петербургских зодчих — новороссиян,
“красоту и славу императорской резиденции”
приносит все, что “народу потребно и нужно есть”.
Я думаю, и Вы заметили, в перечне не упомянуты жилые дома для горожан. Почему они выпадают из общего ряда? Не из-за того же, что им не нужна красота?
Нет, конечно. В другом месте, описывая “принципы регулярности”, Еропкин указывает, какие “похвальные свойства” должны отличать “жилую застройку”, “…чтоб симметрия была и одною б высотою все строены были, от чего немалая красота городу придается”. Значит, по концепции Еропкина, все здания в городе делятся на два типа, у каждого из которых свое Должное…
“Похвальна” для жилых зданий “регулярная красота”,
что выстраивает их в общий ряд, как войско на смотру.
Красиво? Во всяком случае — рационально.
Другое дело — “публичное строение”. Это — индивидуальные зданця по назначению своему, а потому — не могут они подчиняться элементарным требованиям “регулярной красоты”. Чему же подчиняются они?
“Публичные строения” должны быть иными —
подчиняться ЗАКОНУ АНСАМБЛЯ, что увязывает воедино
ПРИРОДУ и АРХИТЕКТУРУ, сотворенную людьми,
ЖИВОПИСНОСТЬ и РЕГУЛЯРНОСТЬ ПЛАНИРОВКИ,
ЦЕЛЫЙ ГОРОД и САМУЮ МАЛУЮ ЕГО ЧАСТЬ.
“Ансамбль” — целое, состоящее из частей, связанных воедино правилом “субординации”: главное, второстепенное, не имеющее особого значения… “Ансамблевость застройки” станет для Петербурга законом лишь на рубеже XVIII — XIX веков. Либо мы спешим в своих выводах, либо Еропкин опережает время. Судите сами, пытаясь представить, каким должен был стать, а во многом и стал, город, следующий Генеральному плану, разработанному в 1737 году Комиссией о Санкт- Петербургском строении…
Адмиралтейская часть — главный район столицы. От Адмиралтейского шпиля исходят три планировочных луча: “Большая перспективная дорога” или Невский проспект; “средняя перспектива” или Гороховая улица; “западная перспектива” или Вознесенский проспект.
Лучи “трезубца” пересекаются тремя дугами водных протоков и улиц: Мойки, Кривуши, Фонтанки, а также — Большой и Малой Морской улиц, проложенных в Петрову пору, и новой Садовой.
На Садовой улице намечено по Генеральному плану создать три площади: Сенную; плац на месте, где Никольский собор; Покровскую площадь, позднее ставшую центром Коломны.
Каков результат — жесткая геометрическая схема, как у Леблона? Нет — ответит каждый, знающий Петербург…
Петербург, по Генеральному плану 30-ых годов,
как и в свою “детскую пору”, — слияние двух начал:
ПРИРОДНЫХ, запечатленных в живописности дельты,
РАЦИОНАЛЬНЫХ, не губящих, а, напротив, выявляющих
естественную красоту Невы, рек, речушек, островов.
Не трудно понять, как возникло подобное единство…
Действовал, несомненно, действовал градостроительный опыт Древней Руси, в живописных поселениях которой главенство принадлежит эстетизации природы, становящейся краше в сочетании со зданиями…
Взгляд требует — и возникает вертикаль.
Мало одной — выстраиваются рядом другие, и столь же мощные, и послабее, подобно подголоскам в церковном хоре.
Однозначна тема вертикалей — усиливается покой земли белыми стенами оград, бегущих по холмам.
Несомненно, постарался и сам Петербург, изначально превратившийся для всех поколений столичных зодчих в двуединую — живописно-регулярную, “архитектурную школу”.
Какое действо возникло в точке, отмеченной вертикалью Адмиралтейской башни! Три луча идут в ширь и глубину городской плоти. Зачем? Для подтверждения власти стремления вверх над невской землей, над русской судьбой. Фантастика!
Видна и верность “петровских пенсионеров” своим итальянским учителям — великим гуманистам, утверждавшим, что при всех обстоятельствах нужно следовать “указаниям природы”, в том числе, и человеческого восприятия видимого мира.
Глубина воздушной перспективы — для услады взгляда, для упоения души, для полета мысли.
Гармоничность сочетаний природного и рукотворного — для подтверждения способности человеческого разума реализовать Высшую — Небесную гармонию. Как светла вера россиян даже в темное время!
Несомненно, в течение своего первого века
Петербург осваивал в мировой культуре лишь то,
что требовали развить его “русские корни”.
Переходим ко второй позиции Еропкинского трактата…