Поражения у Кваренги были. Были. Разбирали в «невеселую годину» на стрелке Васильевского острова его Биржу, подведенную под карниз. Легко праздновать победы. Объяснять причины поражений — трудная задача. Но, я попробую сделать это, чтобы не было на Вашем светлом образе, господин Гваренги, незаслуженно-темных пятен…
Архитектор прибыл в Петербург в декабре 1779 года. Проект и начало строительства Биржи на стрелке Васильевского острова датируются 1781 годом. Одновременно с нею было начато проектирование и строительство еще нескольких объектов, в том числе, Английского дворца в Петергофе. До того Кваренги выполнял проекты, так называемых, малых архитектурных форм в загородных императорских резиденциях, была построена одноэтажная больница в Павловске и все.
Значит, по велению Императрицы проект здания общегородского назначения в самом ответственном, с градостроительной точки зрения, месте заказали архитектору, не имевшему достаточного профессионального опыта для выполнения подобного задания.
Как поступил он в создавшейся ситуации? Как истый палладианец: пририсовал к огромному овальному залу два прекрасных — достойных Учителя, дорических портика, отметивших главенство оси, идущей от Стрелки к Зимнему дворцу. Заказчица признала решение удачным — «восхитительным».
Биржа Кваренги, подведенная под карниз, простояла в недостроенно-руинированном виде с 1781 по 1805 год, когда, разобрав старую, заложили новую Биржу по проекту Тома де Томона, при участии Андреяна Захарова, осуществлявшего экспертизу.
Более двадцати лет понадобилось на то, чтобы понять ошибку, предложить исправляющее ее решение, найдя средства на чисто «эстетические расходы». Чтобы такое произошло, все должны были дорасти до необходимого уровня пространственного мышления: и город, и горожане, и архитекторы.
Как Кваренги справился с произошедшим? Пришел в отчаяние? Заболел? Уехал прочь, не снеся обиды? Ничего подобного. Очень похоже, он воспользовался единственным способом, к которому прибегают в таких ситуациях люди, близкие ему по духу…
Друг верный, Труд неутомимый,
Кому святая власть дана:
Всегда творить, не разрушая,
Мирить печального с судьбой.
И силу в сердце водворяя,
Беречь в нем ясность и покой.
В. Жуковский. 1816.
Сохранение «ясности и покоя» позволили Кваренги одержать свою самую значительную победу — возвести Александровский дворец в Сарском селе неподалеку от дворца Растрелли. И опять начался молчаливый поединок двух отрицаний? Нет… Возник очередной мираж, вобравший в себя самую высокую поэтику классицизма эпохи Российского просвещения.
Делаем то, что уже делали, разглядывая ансамбль Ассигнационного банка. Находим главную точку восприятия художе-ственных достоинств произведения и начинаем процесс созерцания, что должен позволить нам проникнуть за границу внешне видимого в попытке постичь его внутреннюю суть…
На берегу заросшего тростником пруда стоит дом.
Нет, не дом — стоит великолепная, колонно-арочная,
архитектурно-музыкальная композиция,
полная явно звучащей Гармонии.
Вот — тема триумфальных арок-аккордов…
Ритм величественно прост, как положено первооснове:
три арки на ризалите — одна арка-сень —
еще одна арка-сень — еще три арки на ризалите.
Слышите, звучит праритм Вселенной: три-один-один-три.
Все начатое началось, раскрылось и свершилось.
Тема праздничных колонн задана в ином ритме.
Сохраняя величественную простоту, он разрабатывает
основную тему, становясь более учащенным и разнообразным.
Слева: две колонны-одна-одна-две; две-две.
Посередине: двенадцать сдвоенных колонн-тактов.
Справа: зеркальный повтор: две-две; две-одна-одна-две.
Арочные аккорды и колонные такты, по сути своей,
представляют тему скоординированных осей, что неотделима
от сопутствующей ей темы горизонтальных линий — мелодий.
Их много — самых разных:
в уровне земли — тянуто-прямых осей,
упруго-криволинейных, циркульных очертаний;
на уровне антаблемента — жестко-прямоугольных,
подчиняющих себе форму и ей подчиненных.
По карнизу антаблемента бегут, взбираясь на фронтоны,
«сухарики» — самая малая деталь архитектурного целого.
Их мерный счет — как биение человеческого пульса,
пронизывающего арочно-колонный архитектурный строй.
Каков результат? Полифония скоординированных осей
в мелодическом разнообразии архитектурных сил и линий.
Двенадцать сдвоенных колонн на сцене-подиуме
исполняют главную архитектоническую партию в «мажоре».
Им вторят колонно-арочные портики боковых ризалитов,
Под воздействием циркульных крылец
они набирают ту степень динамичности,
что позволяет и их партию перевести в «мажорный лад».
В колонно-арочных подъездах с криволинейными пандусами
возникает иная — изящная и несколько камерная, мелодия,
поднимающаяся вверх и зависающая в средокрестии
арочных сводов, подобных сени…
Ваш дворец ждет Вас — Человек из мира
«благородной простоты и спокойного величия».
Ждет, все наши годы…
Снимите шляпы, господа! Перед нами — шедевр, ничем не уступающий Растреллиеву шедевру неподалеку. И там, и здесь время — не длительность стояния в главной точке восприятия видимого, а движение архитектурной формы, возникающее при изменении характерного для нее строя: метро-ритмического, пропорционального, масштабного. Время-движение — восхитительная иллюзия, превращающая оба дворца в живых, одухотворенных существ, рассказывающих потомкам о мыслях и чувствах людей из отличных от нынешнего времен…
Растреллиев дворец уповает на Вечное счастье, что сон.
Кваренгиев дворец пронизан верой в иное —
героику античных времен, что, спустившись в дельту Невы
с холмов Греции и Рима, вернет в сегодняшний день
то лучшее, что было в Прошлом. Да, Кваренгиев дворец —
будущее желанное совершенство, пришедшее из Прошлого
и будто замершее от неожиданности своего появления.
Дворец — мираж, рождающий мечту,
без которой не жива человеческая душа.
Смотрите, опять возникла вдали коренастая фигура в длинном сером пальто и шляпе с высокой тульей… Вы счастливый человек, «господин Гваренги», — осуществивший все, о чем мечталось…
Там на зеленом лугу из мрамора храм я вздвигну
Возле воды, где, лениво виясь, блуждает широкий
Минций, прибрежья свои тростником укрывающий мягким…
Неужели такое возможно, о Господи!