Итальянский период в жизни зодчего
В письме к другу своему Луиджи Маркези, собиравшему сведения о соотечественниках, прославивших город Бергамо, Кваренги выделяет наиболее важные, на его взгляд, события в своем детстве. «Не буду отрицать, что в курсе риторики я чувствовал особенную склонность к поэзии и что мне до крайности нравились три изящнейших латинских поэта — Катулл, Тибулл, Проперций, и более всех Вергилий, из которых я перевел в итальянских стихах несколько произведений первых и почти всю «Георгику» последнего.»
Чем нравились Кваренги «сладчайшие», по выражению Вольтера, «Георгики» Вергилия? Торжественно-замедленной, тяжеловатой на наш вкус, поступью-метрикой латинского стиха? Поэтизацией сельской жизни и труда? Высоким слогом отступлений, в которых начинает звучать всей мощью чувство, делающее Поэта равным Богам?
…Ярчайшие светочи мира,
Вы, что по кругу небес ведете бегущие годы…
…И ты, что ударом трезубца
Из первозданной земли коня трепетавшего вывел,
Грозный Нептун!
Не для себя я о главном прошу: пусть милые Музы,
Коим священно служу, великой исполнен любовью,
Примут меня и пути мне покажут небесных созвездий,
Муку луны изъяснят и всякие солнца затменья…
Я не верю в судьбу, но не могу не верить в творческую предопределенность. Чаще всего, не художник ищет свою тему. Она сама выбирает его и заставляет высказать себя сполна, определяя, казалось бы, мельчайшие детали его жизни. В Кваренгиевом случае за увлечением античной поэзией последовала поездка в Рим — художественную Мекку той поры. Представьте себе Рим, переживший три эпохи…
Античность лежит в руинах: императорские форумы и термы, триумфальные арки, Пантеон и Колизей. Все погибло?! Нет, все источает гармонию, столь созвучную только что приведенному стиху.
Возрождение украшает город зданиями и загородными виллами, в которых тема Вселенского владычества соотносится с человеческим масштабом, с миром высоких человеческих чувств.
Барокко доходит до «предела пышности», когда «красота и величие, доступные избранным», сменяются «богатством, доступным всякому». Будто старательно исполняет Рим пророчества- предупреждения великого архитектора-теоретика Палладио.
Представьте себе Вечный город в восторженной толпе любителей старины со всего света. Их присутствие нагнетает
чувство слепой любви — поклонения всему и вся, лишь бы оттуда-из Прошлого. В подобной атмосфере особенно восторженно воспринимаются будоражащие воображение фантастические композиции Джованни Пиранези, ностальгические видения Гюбера Робера, заставляющие мучиться стремлением к Недостижимому: реальности того, что было, да прошло.
В профессиональных кругах атмосфера еще накаленней. Бьются в «малоздравых рассуждениях» (выражение Кваренги) господа знатоки. Штудируют прошлое, подменяя знание сути количеством увиденного, господа академисты: римские, парижские, петербургские… Практикующие архитекторы, считая своим назначением оформление зданий в «древнеримском духе», потрясают общественность грандиозностью геометрических композиций, обилием колоннад, порталов, аркад…
Roma antica! Рим античный!
Выставленный на потребу любителей и знатоков старины!
Кваренги — среди прочих: зарисовывает, изучает, рассуждает. Увлекаясь, меняет пристрастия, даже профессиональные намерения. Сначала — художник. После встречи с известным нам Винченце Бренна — архитектор. В результате — архитектор-художник в двуединстве своем.
Есть в продолжительных поисках самого себя эпизод, которому позднее Кваренги отказал в состоятельности. Почти год ему пришлось поработать под руководством французского архитектора Антуана Деризе, активно пропагандировавшего на склоне лет своеобразный взгляд на зодчество. Деризе был убежден, что «музыкальные пропорции имеют полное значение и в архитектуре». Под влиянием этой идеи Кваренги изучал контрапункт и даже сочинял квартеты, стараясь музыкальные лады перевести в образы архитектуры. Потом оставил отвлеченно-умозрительные попытки, придя к выводу, что «дух гармонических пропорций совершенно иного свойства, чем пропорции архитектуры, и если кто-нибудь, основываясь на этих принципах, что-нибудь значительного и делал, то это следует приписать более напряжению таланта, чем правильному пониманию». Запомнили? Позднее вернемся к этому вопросу еще раз.
Неудачи влекли к размышлениям и вдруг — Андреа Палладио! Кваренги пишет о своей встрече с ним: «Итак, в разгаре моих сомнений, провидению угодно было, чтобы в руки мои попал случайно Палладио в одном из лучших изданий. Вы никогда не поверите, какое впечатление произвела на меня эта книга; и тогда я убедился, что имел полное основание опасаться, что я получил плохое направление. Выбить вон уже выученные принципы и сжечь почти все сделанные рисунки было делом одного мгновения; навсегда убежденный, что необходимо было вступить на иной путь, чтобы добиться чего-нибудь хорошего, я с тех пор только и стал думать об изучении стольких памятников выдающейся, постройки, которые находятся в Риме, и на которых можно научиться хорошим и совершенным приемам”. Чем вызвано подобное потрясение?
Палладио известен более всего, как автор трактата «Четыре книги об архитектуре» и как строитель виллы Ротонды, идеальной по своим архитектурным достоинствам.
Андреа Палладио — мастер из Виченцы. Родился в 1508 году. Умер в 1580. Работал Палладио в ту пору, когда Венецианская республика, в состав которой входил его родной город, переживала расцвет. То был блистательный XVI век в истории Италии — «чинквеченто». Век Позднего Возрождения. Палладио — архитектор, избранный судьбой. Она предоставила ему возможность запечатлеть в художественном образе его произведений все лучшее, что было рождено эпохой Итальянского Возрождения. И не только. Она позволила ему высказать те предостережения-пророчества, что определили бесконечность возвращений к идеям этой эпохи.
О, Палладианские колонные портики с фронтоном! Потрясая соразмерностью своею, они утверждают: Божественная гармония — закон, равно действенный и для Вселенной, и для мира людей!
О, Палладианские полукруглые и трехчастные окна с колоннами! Связывая воедино римские термы и дома с мезонином, они говорят о вечности гражданственных идей!
О, Палладианские симметричные планы дворцов и церквей! Подчиняя пространственную систему зданий оси и фронту, они поднимают быт на уровень Бытия!
Палладианские здания бесконечно разнообразны и равно прекрасны, как совершенное человеческое тело, в котором «каждый член соответствует другому и все члены равно необходимы для целого»!
Палладианские идеи советуют архитекторам «обходиться без неуместных вольностей, варварских вычур и чрезмерных затрат…», ибо «…нельзя делать того, что противоречит правилам искусства и указаниям разума»! Во всем этом светится приговор Барокко, что идет на смену Возрождению. Во всем этом светится предчувствие неизбежности развития ренессансных идей в формах нового времени — эпохи Просвещения.
Их встреча была предопределена! Неисчерпаемый Палладио, ни разу не повторивший себя и ни разу себе не изменивший, утверждал то, что не могло не потрясти человека, жаждущего «научиться хорошим и совершенным приемам». Кваренги оставалось пережить впечатление-потрясение и дать петербургской архитектуре новую жизнь. Точнее, поддержать ростки нового, которые начали пробиваться уже давно, еще в еропкинскую пору, когда зодчие города стали воздавать должное «Рафаелю в Архитектуре». Так называл мастера эпохи «чинквеченто» Николай Александрович Львов — издатель «русского Палладио».
Обучение Кваренги Архитектуре — образец во всех отношениях: и по методу, и по усердию, и по результату. Это — готовая программа становления Архитектора. Судите сами…
Первооснова такого обучения — пребывание в «средоточии всего наиболее прекрасного и наиболее примечательного, что создано было в античности и современные годы», утверждает Кваренги. Именно пребывание, а не разглядывание картинок в книгах и журналах, на что в большинстве своем обречены еще и сегодня отечественные архитекторы.
Здесь греко-римская античность — главный источник вдохновения, но, не единственный. К «наиболее прекрасному и примечательному» относятся работы и мастеров итальянского Возрождения: Альберти, Браманте, Сангалло, Джулио Романо, Санмикеле и, конечно же, Андреа Палладио, превратившего свой родной город Виченцу в музей под открытым небом.
Кроме того, изучению подлежат работы современников — французских архитекторов, таких как Клод Николя Леду, в творчестве которого различимы отсветы грядущей Революции.
Это свидетельствует: обучение должно быть направлено на освоение всей непрерывности профессионального опыта. Гарантия успеха — постижение связи Времен в творческом переосмыслении того лучшего, что накоплено Архитектурой!
Далее, наиболее эффективная форма обучения — не только зарисовки внешне видимого, но и «обильное и постоянное чтение» и еще, «искание разговоров с людьми развитыми и образованными». Кваренги пишет Маркези: «Упомянутые мною наблюдения я всегда делал с помощью философского взгляда и духа, без пристрастия или предубеждения, и это всегда было моим главным правилом. С теми же принципами изучал я также живущих мастеров и брал хорошее всюду, где умел его замечать».
Говоря о римском периоде в жизни архитектора, нельзя не отметить двух обстоятельств. В те же годы в Риме работал Винкельман. Кваренги мог слышать живое слово, утверждавшее, что идеал всех искусств — «благородная простота и спокойное величие». Во всяком случае, именно этот идеал воплотил архитектор в своей петербургской практике.
Итак, в Рим Кваренги приехал девятнадцатилетним юношей. В Петербург пригласили тридцатипятилетнего почти неизвестного архитектора. Значит, профессиональному становлению отдано шестнадцать лет жизни. Много или мало? Ровно столько, чтобы быть готовым к Предстоящему — творческому горению, подарившему Петербургу свет подлинной Красоты.
Кваренги ехал в зимний снежный Петербург, лелея в душе рожденные под итальянским солнцем упования… Нет места профессиональному рабству — худшему из зол. Есть вера в Разум и вечное для человека-творца стремление к сиятельным вершинам Совершенства! Все — в развитие идей Палладио. Все — в согласии с поэтикой Вергилия. Все — как того жаждет Петербург…
…Неторным путем я пойду и, быть может,
Ввысь подымусь и людские уста облечу, торжествуя!
Первым на родину я — лишь бы жизни достало! — с собою
Милых мне Муз приведу, возвратясь с Аонийской вершины…
В последние годы жизни Кваренги произошло событие, чрезвычайно красноречивое: архитектор предпочел возвращению в Италию гражданскую смерть. Он отказался вернуться на Родину! Туда, где прячется среди «трижды блаженных сел» место его детства Рота Фуори! Туда, где лежит на своих семи холмах воспитавший его Рим! Туда, где «справедливость, прочь с земли уходя, оставила след свой последний», по словам Вергилия, «изящнейшего» из всех поэтов мира. Почему отказался???
Потому что, даже в Италии, все лучшее — всегда в Прошлом. В Настоящем, если говорить Вергилиевым стихом, «правда с кривдой здесь смешались». Гражданской смерти Кваренги был предан согласно Наполеоновскому декрету, требовавшему возвращения всех итальянцев в страну, попавшую в зависимость от Франции, а, следовательно, ставшую врагом России.
Он отказался вернуться в места, где прошла первая половина его жизни, потому что за три десятка лет, даже более Петербург не мог не стать его второй Родиной — духовной. Не мог? Несомненно. То был его город, полный его зданий, в которых жили его душа, мечта, надежда на воплощенное Совершенство…
Там на зеленом лугу из мрамора храм я воздвигну
Возле воды, где, лениво биясь, блуждает широкий
Минций, прибрежья свои тростником укрывающий мягким…
Вот так. Скажете, творческая судьба Кваренги — везение, монарший милости, благосклонный случай, позволивший ему раскрыться во всей полноте своих художественных пристрастий и способностей? Может быть и так, но, нельзя забывать, что случай всесилен лишь при определенных обстоятельствах: когда человек готов к предстоящей Судьбе.
Все слилось в Санкт-Петербурге Екатерининских времен воедино: желания Монархини, расположение отечественных умов, способности архитектора, приглашенного перенести дух античности с Римских холмов на Невские берега. Перенести во всей чистоте и ясности тех идей, которыми наделяло Екатерининское время греко-римскую античность…
Roma antica! Рим античный —
город Мира для мира людей!
Roma antica! Рим античный —
великая утопия, стремящаяся воплотить Совершенство,
что когда-то было, а значит, и должно быть на земле!
Roma antica! Рим античный —
Вечный город, возрождение которого превратилось
в очередной «золотой век»
теперь уже Российской культуры.
<— ДЖАКОМО КВАРЕНГИ — АРХИТЕКТУРНЫЕ УПОВАНИЯ НА СОВЕРШЕНСТВО