Известно, Императрица Екатерина Алексеевна видела в архитектуре времени своей предшественницы Елизаветы Петровны лишь «варварскую безвкусицу». Придя к власти, она сразу же начала насаждать новый вкус. Какой? Императрица Российская пишет французскому скульптору Этьену Морису Фальконе: «Я желала бы иметь проект античного дома, распланированного как в древности… Я в состоянии выстроить такую греко-римскую рапсодию в моем Царскосельском саду… Я до безумия мечтаю о столовой со скамьями около стола. Я хочу все это, прошу Вас помочь мне осуществить эту фантазию…». Позвольте придать сказанному временную глубину, сняв с послания Императрицы налет модного каприза.
Ничто не ново под луною. Римские патриции и императоры, пять веков в конце старой эры и почти столько же веков в начале новой, мечтали о том же — домах, распланированных, как это делали в Греции, плененной Римом. Внутренний двор с колоннадой по периметру — «перистильный зал» под открытым небом. В центре — «имплювий»: цветник, водоем и непременный фонтан со скульптурой. Вокруг двора — жилые и парадные помещения, в состав которых, тоже в обязательном порядке, входят большой зал для приемов и библиотека. Приемы — в том же, греческом, стиле: в виде «симпосионов», согласно которым вкушать яства и пить вина следует, возлежа на скамьях, составленных по периметру стола. Все интерьеры заполнены произведениями искусства, вывезенными, в основном, из Греции. Стены покрыты фресками. Потолки украшены золотом и слоновой костью. Мебель из редких и ценных пород дерева украшена бронзовыми оковками. Одежда и обувь — тоже греческие. А греческий повар дороже самого дорогого — боевого коня…
Что это за стиль жизни? Изысканно-роскошный? Удивитесь (мироощущение способно и не на такие парадоксы) это — СТИЛЬ ВЫСОКОЙ ГРАЖДАНСТВЕННОСТИ, что была свойственна греко-римской античности, по убеждению людей, ревностно идеализирующих прошлое. Стиль этот открыла эпоха Ренессанса, наполнив его новым содержанием. Эпоха Просвещения опять вернулась к нему.
И опять она — высокая гражданственность, превратилась в царственную тогу, в которую начали рядиться люди и всерьез, и для услады собственной души. Иллюзии? Мечты? «Фантазии безумные» — по выражению Императрицы Всероссийской.
Убедились? «Безумные фантазии» Императрицы Екатерины Второй были вполне просвещенными, вполне современными и вполне имперскими. Иначе и не могло быть, ведь Екатерина Вторая — самая просвещенная монархиня в европейском ряду. Она — «философ на троне», по выражению Вольтера, переписывавшегося с нею. Россия после Петра Великого приучена к нововведениям. «Я хочу» — и ученики фантаста Растрелли уничтожают произведения учителя — иззолоченные интерьеры вдруг подурневших дворцов. Что делать? Желания монархини — закон для ее верноподданных. «Я хочу» — значит, будет государство высоко гражданственным, значит, появится «курица на обед на каждом столе» перед каждым гражданином. На словах? А как же еще? История щедра на рассказы о Благих намерениях, тающих в тумане. И все же, наш разговор — о другом…
«Золотой век» не наступает на Земле
по указанию Власть имущих. То — особое явление,
не сводимое к благополучию, даже Всеобщему…
Россия показала, «Золотой век» — особое состояние духа,
что становится свойственным людям в силу соответствующих
духовно-душевных преображений:
их видения Мира, их самоощущения, их существования,
становящихся гармоничными, скажем так, забегая вперед.
Сама Императрица отлично понимала обусловленность своих действий общественными умонастроениями. Есть документ, подтверждающий, что Екатерина Алексеевна, действительно, была наделена «правительственным гением». То — «Записки» Статс- секретаря Ее Величества Храповицкого А.В. Он пишет, Екатерина II не одобряет нерешительности действий Короля Франции Людовика XVI. Того самого, которому предстоит расплатиться казнью на гильотине за многое, в том числе — за «великое» изречение своего предшественника: «После нас хоть потоп». Императрица России считает, что «ферментация» — брожение настроений во французском особенно активных, «как честолюбцев, брала бы к себе и делала своими защитниками». Заканчивается запись откровенным признанием, что именно так она и поступала «здесь с восшествия (на престол)».
Значит, прежде чем разглядывать новый Петербург, нам придется определить, какому «расположению умов» обязаны происходящие в нем изменения.
Соответственно, первым выйдет из тени прошлого на свет историк искусств Иоганн Иоахим Винкельман. Целых два века — XVIII и XIX, Винкельманову «Историю искусства древности» и в России читали, как Библию.
Вторым источником сведений станет поэт российский Гаврила Романович Державин, в виршах которого оживает доподлинность умонастроений времен «Фелицы». Felicita — счастье, по итальянски. «Дарующей счастье» называл Екатерину воспевавший ее правление поэт.
Третьим, конечно же, может быть только он — архитектор Джакомо Антонио Кваренги: один из многих и единственный из них. Благодаря складу души и умению Кваренги, воплотился в Петербурге идеальный мир классической красоты. Воплотился во всей чистоте и ясности. Ах, Кваренги со своими непостижимыми портиками, излучающими свет и доброту… Ах!
Завершив три основных сюжета, мы сведем все узнанное в систему, в надежде раскрыть КРЕДО РУССКОГО КЛАССИЦИЗМА. Путь труден, но, я верю, не стоит жалеть усилий на то, чтобы понять, как возникло оно, это сиятельное чудо, — «ЗОЛОТОЙ ВЕК» РОССИЙСКОГО ПРОСВЕЩЕНИЯ. А потому, только вперед согласно возникшему плану:
Иоганн Иоахим Винкельман —
мысли о Греции,
Гаврила Романович Державин —
вирши о добродетели россиян,
Джакомо Антонио Кваренги —
архитектурные упования на Совершенство.