Памятник — гроб с пустыми стеллажами сожженных книг — резко вдруг пробудил память. Берлин, выставив свитки на противоположной стороне Унтер-ден-Линден, утверждал: нет-нет, не все приветствовали Гитлера. Представленная на свитках интеллигенция страны не приняла фашистского режима. Одни уезжали из страны, если успевали. Другие оставались и были казнены, боролись и умирали… как Кете Кольвиц — самая молчаливая женщина страны, запечатлевшая самые страшные — материнские — муки тирании и войны…
О, Кете Кольвиц!!!!
Когда в 60-е годы прошлого века чуть-чуть приоткрылся «железный занавес», на нас лавиной обрушились ранее неизвестные имена: Эрих Мария Ремарк, Генрих и Томас Манны, Лион Фейхтвангер, Бертольд Брехт, Герхарт Гауптман и… художница Кете Кольвиц…
Мое поколение любило Кете Кольвиц, видело в ее работах что-то СВОЕ, искренностью и простотой языка поднятого на уровень высокой поэтичности. Мы ошибались: подобная подлинность нашему искусству, заданному идеологически, не была свойственна.
Берлин предлагает: перейти через бульвар и увидеть «Пьету» — величайшее антивоенное произведение Кете. Мне нужно разбудить и вашу память. В Берлине есть музей Кете Кольвиц. Нет, музей с его педантичной расстановкой работ по годам и тщательно продуманной подсветкой не годится. Поступлю так: остановлю время и буду бросать листы с ее гравюрами и литографиями в морозный воздух бульвара «Под Липами». Где, кстати, липы? Где то…
По окончании учебы (в 1891 году) Кете Шмидт выходит замуж за доктора Карла Кольвица — друга её детства, социалиста. Карл получает место врача рабочей кассы профсоюза портных в Берлине. Мастерская Кете находится рядом с местом работы мужа. Естественно, художнице часто приходится соприкасаться с рабочей беднотой, видеть несчастья, горе, безысходность страдающих людей. Нет-нет, не только житейские обстоятельства определили содержание ее творчества.
ОНА БЫЛА ПРИЗВАНА, СУДЯ ПО ТОМУ,
НА ЧТО ОТЗЫВАЛАСЬ ЕЕ ДУША
И ЧТО ВИДЕЛ ЕЕ ВЗГЛЯД.
В 1893 году происходит важное событие в жизни Кольвиц. Её потрясает публичное представление запрещённой полицией социальной драмы молодого драматурга Герхарта Гауптмана «Ткачи». Вдохновлённая этой постановкой, она примерно с 1893 по 1897 год напряжённо работает. В итоге Кольвиц создаёт графическую серию «Восстание ткачей». Успех этой серии оказался неожиданно громким. Сюиту «Восстание ткачей» представили к малой золотой медали. И хотя кайзер Вильгельм наложил на это запрет, но Дрезденский гравюрный кабинет приобрёл всю серию и добился присуждения художнице медали. Признание открывало прямой путь к дальнейшим успехам. Кольвиц избирают в члены берлинского Сецессиона. В 1907 году ей вручают стипендию Макса Клингера, дававшую художникам право работать на вилле Романо во Флоренции.
У Гартмана есть описание подобной сцены… «Жаркий день в конце мая. Часы показывают полдень. Большинство толпящихся ткачей имеют вид, словно они стоят перед каким-то судилищем и с мучительной тревогой ожидают, что оно им присудит — жизнь или смерть. В то же время на их лицах лежит отпечаток какой-то подавленности; то же бывает на лице нищего, который живет подачками и, переходя от унижения к унижению, в постоянном сознании, что его только терпят, привык съеживаться до последней возможности. Ко всему этому присоединяется раз навсегда застывшая на лицах черта тяжелого, безвыходного раздумья. Мужчины все более или менее похожи друг на друга; это недоразвившиеся, низкорослые, сухопарые, большей частью узкогрудые, покашливающие, жалкие люди с грязновато-бледным цветом лица — настоящие созданья ткацкого станка; их колени искривлены вследствие постоянного сидячего положения. Их жены с первого взгляда менее типичны; они имеют неряшливый, распущенный, измученный вид, тогда как мужчины все же сохраняют известное, хоть и жалкое, достоинство. Женщины одеты в лохмотья, одежда мужчин заштопана и заплатана».
В ТВОРЧЕСКОЙ БИОГРАФИИ КЕТЕ КОЛЬВИЦ
ТИПАЖ ЗАЩИЩАЕМЫХ ЕЮ ЛЮДЕЙ ОПРЕДЕЛИЛСЯ.
Пахари придавлены к Земле тяжестью работы, которую они, как волы, исполняют. Их лица — как у первобытных людей, потому что вся их жизнь сводится к беспросветному труду для прокорма семьи и платы налогов за право на существование.
Используя минимум средств, художница создает
не образ крестьян, работающих в поле,
она запечатлевает непереносимое страдание.
Некоторые искусствоведы относят работы Кете к немецкому экспрессионизму. Думаю, не стоит к чему-то, к кому-то ее причислять. Художница самостоятельна во всем и… в своем истинном сопереживании одинока.
Найденный типаж стремительно развивается…И крестьянин, «переходя от унижения к унижению, в постоянном сознании, что его только терпят, съеживается до последней возможности. Ко всему этому присоединяется раз навсегда застывшая на лице черта тяжелого, безвыходного раздумья».
Бесчеловечное положение не может быть вечным.
В руках крестьян косы, что могут стать оружием мести.
Пахари поднимутся — Пахари восстанут.
И будет это страшным кровопролитием…
Началось… С благословения Матери «недоразвившиеся, низкорослые, сухопарые, узкогрудые, жалкие люди с грязновато-бледным цветом лиц» поднялись.
Рев уходящей за горизонт толпы страшен
в своей всеохватывающей страсти.
Первобытному инстинкту стремления
к Свободе на своей Земле не противостоять…
Кете включает в цикл лист с названием, странно звучащим, но лишь на первый взгляд. Это — не имя женщины, идущей параллельно толпе. Это — название французской революционной песни, сложившейся в эпоху Великой французской революции среди простонародья Парижа, — особенно революционной бедноты («санкюлотов»), — в бурные дни взятия Тюильри и заключения королевской четы в Тампль (август 1792).
Тем самым крестьянская война в Германии
становится общечеловеческой — мировой…
Мадам Вето грозилась, вишь, (2 раза)
Что передушит весь Париж. (2 раза)
Но, черт её дери, —
Не дремлют пушкари!
Припев:
Эй, спляшем Карманьолу!
И пушек гром, и пушек гром!
Эй, спляшем Карманьолу!
Раздастся пусть кругом!
А сам Вето божился как, (2 раза)
Что он, де, Франции не враг, (2 раза)
Но не сдержал обет, —
Ему пощады нет.
Припев.
Король обет нарушил свой, (2 раза)
Как «верный сын» правит страной. (2 раза)
Ему держать ответ!
Пощады больше нет!
Припев:
Дворяне все стоят горой (2 раза)
За короля, за старый строй. (2 раза)
Но струсят все они,
Когда пойдут в бои.
Чета Вето — Король Франции Людовик XVI
и королева Мария Антуанетта
Кете Кольвиц честна… Восстание крестьян заканчивается не победой под знаменами, а «Мертвым полем», на котором мать ищет своих родных.
Темы смерти и материнства займут в дальнейшем огромное место в творчестве Кольвиц, тем более что подрастали её сыновья Петер и Ганс.
1914 год — это год перелома в её жизни и творчестве. В октябре 1914 года её младший сын, одержимый идеей жертвы для отечества, отправляется добровольцем на Западный фронт в Бельгию, где и погибает через несколько дней.
Личное несчастье у Кольвиц перерастает в общее чувство протеста. Слова Гёте из «Вильгельма Мейстера»: «Семена посева не должны быть перемолоты» становятся основным содержанием её лучших работ всех последующих лет.
Вы можете смотреть В ТАКИЕ ДЕТСКИЕ ГЛАЗА?
В Ленинградскую блокаду Матери смотрели…
Вы можете пережить смерть своего ребенка?
В Ленинградскую блокаду еще оставшиеся в живых
тихо везли умерших по городу на санках…
СТРАДАНИЯ ЛЮДЕЙ БЕСКОНЕЧНЫ
И ВО ВРЕМЕНИ, И В ПРОСТРАНСТВЕ.
ЗЛО БЕЗРАЗЛИЧНО К КОНКРЕТНОМУ:
ОНО АБСОЛЮТНО…
Смерть и там и здесь набрасывается на детей,
неповинных ни в чем, что может объяснить
убиение взрослых…
Смерть не перекричать, не умолить:
она ничего не слышит
В последнем листе серии — «Зов Смерти» — художница показала саму себя. Рука Смерти касается ее плеча, приглашая следовать за собой. Закрытые печальные глаза свидетельствуют, что художница готова следовать Зову.
Но, как уходить? Нельзя
Ведь она не ответила на вопрос,
что есть ДОБРО, тоже АБСОЛЮТНОЕ …
C захватом власти национал-социалистами в 1933 году Кольвиц лишилась преподавательской работы. Она уже не смогла выставляться: с выставок её вещи снимались, в музеях они были удалены в запасники. Сама Кете подверглась яростному шельмованию и травле в нацистской прессе.
НОВЫЙ РЕЖИМ НЕ ПОЗВОЛЯЛ ЕЙ ГОВОРИТЬ.
ЧТО ДЕЛАТЬ? ПРОДОЛЖАТЬ РАБОТУ МОЛЧА…
Кете Кольвиц часто придавала свой облик образам страдающих женщин. Она с исключительно проникновенной наблюдательностью, не щадя себя, изучала перед зеркалом самоё себя как «человеческий документ», иногда мучая себя в качестве модели.
Кольвиц как человек стала образом
измученной немецкой женщины из народа.
Война 1939–1945 годов принесла Кольвиц новые удары. На фронте погиб внук, бомбами была уничтожена мастерская в Берлине, где она жила и трудилась пятьдесят лет.
Кете признавалась:
«Я повязана войною до самого конца».
Ответ, что есть АБСОЛЮТНОЕ ДОБРО,
виден в ее последнем цикле:
ЭТО — ЛЮБОВЬ МАТЕРИ К СВОИМ ДЕТЯМ.
НА МАТЕРИНСКОЙ ЛЮБВИ ДЕРЖИТСЯ МИР И ЖИЗНЬ
ВОПРЕКИ ВСЕМ ЧУДОВИЩНЫМ ПРОИСКАМ СМЕРТИ.
В самом конце жизни Кете Кольвиц написала своему другу — художнику-антифашисту Рейнгардту Шмидхагену: «…я чувствовала себя «призванной», призванной к действию, которое именно мной, только мной должно быть совершено. И если я сегодня вынуждена выпустить карандаш из рук, то я знаю, что я сделала все, что было в моих силах…»
Это — правда: Кете создала образ МАТЕРИ
из простого народа, способной на самое великое —
вечное — чувство и дело: ПРОТИВОСТОЯНИЯ СМЕРТИ.
Проект здания Нойе-Вахе, главного творения немецкого классицизма, был выполнен Карлом Фридрихом Шинкелем. С 1993 года в просторном помещении Нойе-Вахе по инициативе федерального канцлера Гельмута Коля установлена увеличенная копия скульптуры Кете Кольвиц «Мать с погибшим сыном» (также называемой «Пьета»). Увеличение выполнено Харальдом Хакке.
Создание подобного мемориала — поступок,
которым может гордиться Берлин…
Шинкель — виднейший представитель позднего классицизма в немецком зодчестве XIX века. Классицизм — вневременной стиль, устремленный к воплощению Совершенства в деяниях человека. Значит, за этот стиль можно прятаться, рядясь в его благородные тоги? Так оно часто и было в истории архитектуры. Но здесь…
Дважды оказавшись под сенью благородного портика, я поверила, что искренность и простота его лаконичной монументальности способна выразить неподдельное переживание…
В квадратном зале — камере — под круглым отверстием в крыше, пропускающим свет, снег и дождь, сидят МАТЬ и СЫН. К их ногам президенты кладут траурные венки с надписями, а вокруг стоят онемевшие зрители…
Трудно поверить, скульптура создана
до Второй Мировой войны:
ОНА — ПРОРОЧЕСТВО, ОНА — ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ….
Мы цветов не принесли: они увядают.
Они не вечны в сравнении с пережитым потрясением.
Его мы унесли с собой навсегда,
страдая за все и всем сострадая.
«Мать с погибшим сыном» известна под названием «Пьета» — оплакивание. Так в итальянском искусстве называли сцену оплакивания Марией умершего Христа, смерть которого понималась как героическая, отданная за спасение человечества.
Здесь героического пафоса, по-моему, нет. Тело мёртвого Сына торжественно и безмолвно покоится в объятиях склонившейся над ним Матери.
Сын, исполнивший свой жизненный долг, успокоен и даже счастлив: он вернулся в материнское лоно — прибежище, приют, купель нового крещения: ухода в МИР, ГДЕ НЕТ СТРАДАНИЯ…
Раздумье Матери смягчается теплотой, искренностью переживания, верой, что люди прозреют и не смогут творить зла, что рождается лишь темнотою…
Мать, даже та, что переживает горечь утраты,
не может не испытывать великой любви к людям.
Если рухнет этот оплот, человечеству не выжить.
Ромен Роллан нашёл проникновенные слова о творчестве Кольвиц… «Произведения Кете Кольвиц — самая большая поэма Германии, отражающая испытания и горе простых и отверженных. Эта женщина с мужественным сердцем приняла их своими глазами и заключила в свои материнские объятия, с печальной и нежной жалостью. ОНА — ГОЛОС МОЛЧАНИЯ НАРОДОВ, ПРИНЕСЕННЫХ В ЖЕРТВУ».
Смотрю на согбенную фигуру и думаю:
«Пьета» — голос молчания и моего народа.
НАС — РУССКИХ, ИХ — НЕМЦЕВ ПРИНЕСЛИ В ЖЕРТВУ
РАЗНУЗДАВШЕМУСЯ ЗЛУ, И В ЭТОМ —
ОБЩАЯ ПРАВДА МНОГИХ НАРОДОВ…