Картину в виде щита художнику заказал кардинал Франческо Мария дель Монте в качестве подарка Фердинанду, великому герцогу Тосканскому. И стала для Караваджо «Медуза» тем «Реквиемом», что свел Моцарта в могилу.
«Портрет» признан самым выразительным изображением Медузы в истории мирового искусства. Не менее интересно то, что он — «ключ» к творческой жизни Караваджо.
До «Медузы» Караваджо писал жанровые сцены, после нее — убиения, распятия, мучения, голов усекновения… Будто долго-долго умирал, не сумев избежать «проклятия Медузы». Умер в 37-летнем возрасте при неизвестных обстоятельствах.
Разделим творчество Караваджо на части —
до и после появления в его жизни
змееволосого чуда-чудовища,
заключение должно прийти само…
Чье проклятие лежит на гениальном итальянском художнике — реформаторе европейской живописи XVII века, основателе реализма в живописи, одном из крупнейших мастеров барокко?
Будем последовательны…
Микеланджело Меризи родился в 1573 году предположительно в Милане, где его отец — архитектор Фермо Меризи — состоял на службе у герцога Франческо Сфорца. В 1576 году во время эпидемии чумы умерли дед и отец, и мать с детьми вернулась в свой родной городок Караваджо, ставший вторым именем (прозвищем) художника.
Через несколько лет умерла и мать, и Микеле оказался среди уличных мальчишек, боровшихся за жизнь кулаками и воровством. Каким-то образом в нем проявился талант к рисованию, и в 1584 году тринадцатилетний подросток был отправлен в Милан на учебу к художнику Симоне Петерцано, весьма популярному в те времена. Как было принято, маэстро заставлял писать натюрморты и копировать Рафаэля. Джулио Манчини — один из первых биографов Караваджо — замечает, что юноша «учился с усердием, но время от времени совершал экстравагантные поступки из-за своего слишком необузданного темперамента и пылкого нрава».
Клубок завязался: художественная одаренность
и необузданный, весьма итальянский, темперамент.
Первый натюрморт в истории итальянской живописи.
Очень «караваджиевский» в сравнении с просто натюрмортом, задача которого как можно красивее изобразить сочетание предметов.
Натюрморт: nature morte — мертвая натура. Караваджиев натюрморт — натура умирающая… Листья засыхают. Виноград покрывается плесенью. Яблоки и груши в червоточинах. Здесь красота, если приглядеться, совсем и не красива.
И все потому что художник изображает УМИРАНИЕ,
ЗАСТЫВШЕЕ В БЕСКОНЕЧНОЙ ТЕАТРАЛЬНОЙ ПАУЗЕ.
УМИРАНИЕ — первое появление временных параметров
тем, что будут разрабатываться художником в течение
всей его творческой жизни — недолгой: 17-летней.
«Больной Вакх» признан автопортретом Караваджо. Говорят, не имея возможности
оплачивать модели, художник писал себя самого, глядя на свое отражение в зеркале.
В 1588 году Караваджо покидает Милан и направляется в Венецию, а через два года в Рим. По приезде в Рим художник заболевает и три месяца проводит в больнице между жизнью и смертью.
Поправившись, молодой Караваджо решает пошутить, представив себя в образе Вакха. Бледная кожа, зеленоватый оттенок лица, слабость руки, держащей гроздь винограда. На голове — наполовину увядший венок, сплетенный вовсе не из листьев винограда. И это вообще не Вакх, а смертный, нарядившийся им.
Художник шутит над земной природой человека и тем самым пытается возвыситься над ней. Жизнь как она есть, с ее страданиями, слабостью человека и его попытками сохранить себя — вот тема, что со временем станет ведущей в творчестве Караваджо.
То — «картина для мольберта» (небольшая) с тихим сюжетом… Юноша будто загипнотизирован, одурманен, погружен в меланхолию. За его спиной два темных крыла.
В Риме Караваджо поступает в мастерскую к академическому художнику Джузеппе Чезари, имевшему прозвище «Кавалер д’Арпино» и пользовавшемуся благосклонностью римского папы. Мастерская Чезари была своеобразной галереей, и многие начинающие художники обзаводились здесь клиентами. Быстро заметили и Караваджо. Его успеху способствовал и тот факт, что римские художники тогда работали в стиле Рафаэля и Микеланджело, предпочитая писать огромные фрески с религиозными или историческими сюжетами. Так называемые «картины для мольберта», ценимые коллекционерами, практически отсутствовали.
Сюжет картины неизменен: два темных крыла за спиной юноши намекают на его судьбу — меланхолия, депрессия, гаснущий свет сознания и… Достаточно..
Этот «Вакх» не болен, напротив. Он — Бог, что пребывает в своем мире, где царит
вечный праздник. Не спешите с выводами: картина полна мистификаций.
Исходящий от «Вакха» Свет прогоняет Тьму — и воздух вибрирует в напряжении. Нужны непосредственные свидетельства? Приглядитесь к деталям…
В бокале вино ходит кругами, оставляя концентрические следы от своего вращения. Зеркало вина в стеклянном кувшине наклонено, значит и и оно — это вино — тоже ходит кругами. В чем причина?
То время жизни каждодневной, простой преображается
в Вечность. Караваджо передает непостижимые: мистические тонкости? Да, потому что и он наделен СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННЫМИ СПОСОБНОСТЯМИ.
Биограф художника Бальоне сказал об этой картине,
что «юноша кажется живым и настоящим».
В 1595 году у Караваджо появился свой покровитель — кардинал Франческо Дель Монте: коллекционер картин и древностей, друг Галилея. Художник поселился в его дворце, а за гостеприимство платил своими картинами. «Лютнист» была самой любимой картиной кардинала.
Здесь прекрасно передано состояние человека, вдохновенно и всецело отдавшегося музыке. Прозрачный полумрак наполняет все помещение. Контрасты света и тени выделяют главные моменты композиции и позволяют рельефно лепить объемы: и лицо юноши, и предметы на переднем плане.
Этот прием, используемый Караваджо,
исследователи назвали «ТЕНЕБРОСО».
Фрагменты переднего плана.
Пожалуй, «Лютнист» позволяет констатировать не один, а три приема, что станут отличительными свойствами творчества Караваджо… Все видимое прописано досконально, осязательно (фотографически). Окружающей фигуру обстановки (кроме переднего плана) нет вообще: она заменена контрастом света и тени («тенебросо»). Композиция фрагментарна: рама картины будто бы вырезает из целого часть, приближая ее к зрителю. Все это позволяет сосредотачивать внимание не на действии (и его здесь нет), а на самых тонких чувствах персонажей. В данном случае — меланхолии.
Молодые люди пребывают в умиротворенном состоянии,
гармонизированном звуками лютни. Это состояние столь очевидно,
что, когда вглядываешься в картину, музыка начинает звучать.
Прием «фрагментирования» позволяет придать значительность самому обыденному сюжету. Молодые люди музицируют. И что из того? Они преображаются под воздействием искусства и внутренне, и даже внешне. На втором плане — автопортрет Караваджо, недавно бывшего «Маленьким больным Вакхом», поглощаемым темнотой.
Блаодаря «тенебросо» — контрастному сочетанию Света и Тени — создается эффект напряжения: этакого свето-теневого дрожания — вибрации, что музыкой звучит.
Музыканты приближены к нам так,
что звуки обретают реальность.
Боже мой, как это прекрасно…
От меланхоличного спокойствия, навеваемого музыкой,
не осталось и следа. Простой укус — и столь динамично
развернута фигура, что, кажется, слышен вскрик.
Реализм Караваджо – нечто большее, чем простое подражание природе. В его живописи сочетаются глубокое понимание психологии человека и точная передача характера света и формы, что дает возможность преобразить реальность в драму, разыгрывающуюся на холсте.
Фрагмент переднего плана.
Сколь активно напряжена жизнь мельчайших деталей на полотне. Пальцы — как убегающий зверек. Ящерица — драконоподобна. Светится и колеблется вода в сосуде. Это — гиперреализм…
Караваджо, как художник, одарен фантастически.
Что-то еще будет, когда «темный код» заработает в полную силу, держа творческое напряжение на запредельном уровне…
Юноша явно неопытен в житейских делах. Выражение лица
и взгляд гадалки — выдают даму опытную и расчетливую.
Сюжет взят из реальной жизни, а не вдохновлен Рафаэлем.
Молодой человек, одетый с претензией на изысканность, вверил свою правую руку молодой цыганке-гадалке, с тем чтобы узнать свое будущее из «достоверного источника». Повеса так увлекся ощущениями от нежных прикосновений искусных женских пальчиков, что не замечает, как они ловко стягивают кольцо, по-видимому — золотое.
Говоря о «Гадалке», один из первых биографов отмечает: «Вряд ли среди произведений этой школы встречалось что-либо, выполненное с большей грацией и чувством, чем эта цыганка кисти Караваджо, предсказывающая счастье молодому человеку…»
Друзья, не покладая рук, трудятся — дурят простаков.
Идет карточная игра. Слева молодой и, судя по всему, неопытный игрок внимательно разглядывает свои карты. Через его плечо туда же смотрит средних лет мужчина — один из шулеров. При этом пальцами правой руки он подает тайный знак своему напарнику, который сидит напротив и прячет за спиной пятерку червей. Слева на переднем плане в коробке возвышается столбик, составленный из монет, — предмет вожделения парочки, промышляющей обманом.
Фигуры составляют в целом подобие треугольника. Это — не нововведение, действительно новой оказывается напряженность внутри треугольника,которой аналогов нет. И это только начало: впереди у Караваджо множество композиционных свершений..
В каком Риме работал Караваджо? Привожу выдержку из «Истории протестантизма» J. A. Wylie… «Папство стало деспотом мира. Императоры и цари подчинялись приказам римского папы. Казалось, что земная и вечная участь людей находились в его руках. Римское духовенство пользовалось всеобщим почтением и щедрыми вознаграждениями. He только народ не знал Священного Писания, но и священники не разбирались в нем…
Полуденное сияние папского могущества
было полночным мраком для мира».
«Удалив закон Божий, как мерило праведности, священники безгранично распространили свою власть и были неудержимы в своем порочном образе жизни. Повсюду процветали обман, корыстолюбие и разврат. Люди не страшились никакого преступления, если только таким путем они могли достичь богатства и положения. Некоторые из владычествующих пал были виновны в таких вопиющих преступлениях, что светская власть пыталась отлучить их от церкви, как самых низких извергов, которых уже нельзя было больше терпеть…
Полуденное сияние папского могущества
было полночным мраком для мира».
Попытавшись представить социальный состав Рима, я пришла к потрясающему выводу, что ничто не меняется… Внизу — простонародье, наверху — аристократы и священство. Посередине, как кому повезет, — служивый люд: врачи, учителя, художники. Судьба правит всеми, действуя в виде папского произвола, разбоев, эпидемий…
Караваджо везет: у него быстро появляются знатные покровители, но… Он сам же губит свое счастье, потому что находит своих героев среди простонародья: рыбаков, ремесленников, солдат — людей цельных, наделенных силой характера. Церковники такого не прощают — и начинается пожизненная травля гения, способного новое слово сказать.
Караваджо поддается миазмам, источаемым руинами, и становится певцом Жестокости? Ни в коем случае. Набираясь мастерства, он начинает писать на мифологические, религиозные сюжеты, каждый раз по-своему разворачивая тему.
Можно с уверенностью сказать,
работы Караваджо Римского периода
полны Света вопреки окружающей его Тьме.
Смотрим…
По цвето-световому решению это — самая мажорная картина художника, в которой художник погружает героев картины в идиллический пейзаж, отказываясь от «тенебросо».
История о том, как Святое семейство бежало в Египет от царя Ирода, хотевшего убить младенца Иисуса, — один из наиболее популярных сюжетов в культовой живописи XVII века.
Здесь все — как положено и не положено… Фигура Ангела, стоящего к зрителю спиной, делит композицию на две части. Справа на фоне пейзажа, окрашенного в «осенние» красно-коричневые тона, дремлет Мария с Младенцем на руках. Слева сидящий на тюке Иосиф держит перед Ангелом раскрытые ноты, в то время как сам Ангел ублажает Святое семейство игрой на скрипке.
Казалось бы, картина представляет собой полную покоя
жанровая сцена на фоне райского пейзажа, но нет…
Сюжет свидетельствует: художник задумывается о своей жизни.
Все дурное должно быть отброшено: главное — служение искусству.
Как наивны подобные упования — что главное определяет Судьба.
Мария Магдалина — одна из самых почитаемых святых в католическом мире. В молодости она была одержима бесами и вела распутную жизнь. Иисус Христос, будучи в Капернауме и его окрестностях, по обыкновению своему учил народ; исцелял больных и увечных; изгонял бесов из одержимых разными душевными недугами.
Христос изгнал семь бесов из Марии Магдалины, которая была родом из небольшого, расположенного близ Капернаума городка Магдалы (отсюда и прозвище её — Магдалина). После исцеления Магдалина вместе с апостолами и группой местных жителей стала сопровождать Его, слушать Его проповеди. Проникнувшись учением Божественного Учителя, она в горьком и страстном покаянии отреклась от прежней дурной жизни и скоро сделалась преданнейшей ученицей Иисуса Христа.
Повезло ей в жизни.
Остальные могут на нечто подобное лишь надеяться…
Сюжет на тему тех же размышлений: все — суета,
служение -та «благая часть», что всему дает оправдание.
Сюжет из Евангелия от Луки, 10, 38-42. На пути в Иерусалим Иисус Христос остановился в селении Вифания, в доме женщины по имени Марфа. Пока Марфа готовила угощение, ее сестра Мария села у ног Иисуса, чтобы послушать его наставления. Марфа посетовала, что Мария не помогает ей в хозяйственных хлопотах, Иисус же возразил ей, сказав, что она суетится о многом, а Мария «избрала благую часть, которая не отнимется у нее».
Значит… Событийная жизнь, суетная — одно: в ней все дозволено. Следование наставлениям Учителя, с тобой неслышно для других говорящего, — тот Свет, что прогонит любую тьму, тот цветок, что непременно поднимется Садом.
Картина написана по заказу кардинала дель Монте.
Похоже, для Караваджо образ Екатерины значим
в приверженности Святой к Новой вере.
Облокотясь на колесо с острыми шипами, выдающее себя за колесо телеги, сидит милая серьезная девушка в строгом светло-темном одеянии. Она внимательно взирает на что-то, видящееся ей в Вечности. В ногах парчовая алая подушка, на которую брошен пучок хворостин. Темное одеяние — живое: оно, как волна, готовится покрыть ее. Вряд ли кто-то из зрителей может представить, что буквально через миг Екатерину Александрийскую подвергнут жесточайшим пыткам.
За что? За Новую веру, что превратит ее
в Святую великомученицу…
Караваджо пишет картину на сюжет из древнегреческой мифологии. Нарцисс — красивый юноша, любимец нимф, охотник. Как-то во время охоты он увидел в воде своё отражение, влюбился в самого себя, не смог с отражением расстаться и умер от голода и страдания. Юношу искали, тела не нашли, но на том месте, где оно было, вырос цветок, который назвали именем юноши — Нарцисс. Сестры-наяды оплакали его.
По версии Караваджо речи о красоте и влюбленности в самого себя не идет. Только о ПРОЗРЕНИИ, которое возникает, если долго-долго смотреть в глаза самому себе в надежде что-то светлое увидеть. Не удается, смотри — не смотри, лишь чернота в зеркале воды проступает.
Какой пессимизм? Смертный.
Будто сбывается чье-то ПРОКЛЯТИЕ…
Чье? Время «Медузы» пришло!
Картина признана самым значительным образом
Медузы горгоны в истории мировой живописи.
Я видела «Медузу«… Точнее — слышала ее Крик, шум крови, потоком льющейся из горла, шипение змей-волос… Услышав все это, повернуться и уйти было невозможно. Я заставила себя всматриваться в ее лицо. Когда гримаса предсмертного Ужаса начала уходить, лицо стало красивым и от этого еще более страшным.
Тот, кто видел «Медузу«, думаю я,
связан с Караваджо нерасторжимыми узами.
И с чудом-чудовищем тоже…
В лике Медузы выражено предельное состояние Ужаса,
неожиданно охватившего ее. Оглушительно кричащая голова
гипнотизирует не столько взглядом — сколько звучащим Ужасом.
Представить невозможно, но художник, писавший этот образ, должен был находиться в состоянии Ужаса несколько лет. Должен был, если художник — Караваджо.
Значит, образ крепко-накрепко связан с его личными переживаниями, от которых не избавиться, столь они болезненны. Подобные переживания не могли не быть ПРОКЛЯТИЕМ, определявшим его художественный гений.
ОН СЛЫШАЛ ШИПЕНИЕ ЗМЕЙ В СВОЕЙ ГОЛОВЕ
И ДОЛЖЕН БЫЛ ЕГО КАК-ТО ПРЕКРАТИТЬ.
Это — сумасшествие? Это — гениальность,
представляющая собой пограничное состояние
со всем, что относится к норме.
Художник слышал шипение змей в голове и должен был его прекратить или снять с себя наложенное природой ПРОКЛЯТИЕ. Это — безумие? Это — запредельное состояние гениальности.
Караваджо не мог писать яблочки наливные —
они все были с червоточиной, гнильцой.
Его жанровые сцены передают тончайшие чувства,
что поднимают их на уровень аллегорий.
Напряженная борьба Света и Тени,
изобретенная им, — способ, позволяющий
развивать одну тему: САМООЧИЩЕНИЯ.
Поэтому для тех, кто чувствует «душевные токи»,
исходящие из его картин, художник становится
источником САМОПОЗНАНИЯ — ПОНИМАНИЯ
СВОЕГО СОБСТВЕННОГО ВНУТРЕННЕГО МИРА.
Творческая жизнь Караваджо делится
судьбой художника на три части.
Мы пережили начало. Что-то будет впереди?
Тибр. Замок Ангела (Мавзолей Адриана). Силуэт. собора Св. Петра.