Николас Ролен — канцлер герцогства Бургундия при Филиппе Добром, чей портрет изображен в левой части полотна, заказал эту картину для своей приходской церкви Нотр-Дам-дю-Шатель в Отёне, где она находилась до сожжения церкви в 1793 году. После пребывания в соборе Отёна, картина в 1805 году поступает в Лувр.
Заказчик картины — канцлер Ролен — изображен молящимся по часослову и одновременно предстоящим перед Мадонной с Младенцем, которую венчает ангел.
Великолепна глубинная перспектива, показанная на картине. На переднем план даны в перспективном сокращении плитки пола, затем показан садик на лоджии, парапет с фигурами двух путников, смотрящих вниз, панорама города, русло уходящей вдаль реки и, наконец, голубеющие горы у горизонта.
Пейзаж, увиденный с высоты птичьего полета, — образ Вселенной, пронизанной присутствием Божества, столь характерный для Северного Возрождения.
Заказчик картины — канцлер Ролен — изображен молящимся по часослову и одновременно предстоящим перед Мадонной с Младенцем, которую венчает Ангел. Обе фигуры находятся почти на одном уровне и почти одинаковы по размеру. Все трое — Канцлер, Мадонна, Младенец — хорошо знакомы друг другу, и потому внимание между ними распределено равномерно.
В этом проявилось новое отношение художника к человеку, новое понимание его места в мире. Хотя сдержанная поза и молитвенно сложенные руки придают фигуре Ролена некоторую скованность, это не мешает художнику достичь поразительной жизненной правды и целостности образа.
Это произведение можно назвать портретом всесильного канцлера бургундского двора Николаса Ролена, хотя здесь присутствуют и Мадонна с Младенцем. Причина в том, что Канцлер изображён молящимся не пред образом Богоматери, а словно пред Нею живою. Обе фигуры находятся почти на одном уровне и почти одинаковы по размеру. Все трое — Канцлер, Мадонна, Младенец — хорошо знакомы друг другу, и потому внимание между ними распределено равномерно.
В этом проявилось новое отношение художника к человеку, новое понимание его места в мире. Хотя сдержанная поза и молитвенно сложенные руки придают фигуре Ролена некоторую скованность, это не мешает художнику достичь поразительной жизненной правды и целостности образа.
Николас Ролен — канцлер герцогства Бургундия при Филиппе Добром, чей портрет изображен в левой части полотна, заказал эту картину для своей приходской церкви Нотр-Дам-дю-Шатель в Отёне, где она находилась до сожжения церкви в 1793 году. После пребывания в соборе Отёна, картина в 1805 году поступает в Лувр.
Николя (Николас) Ролен (1376 год, Отён, Франция — 1462 год, Отён, Франция) — бургундский канцлер.
Биография
В 1408 году Ролен поступил на службу к Жану Бесстрашному, отцу Филиппа Доброго, а в 1422 году Филипп, наследовавший своему отцу, произвел Ролена в канцлеры.
Этот пост Ролен занимал на протяжении 40 лет, за это время невероятно разбогатев. Много денег он вкладывал в строительство. Поддерживал Ролен и живописцев — в своем родном городе Отёне он был известнейшим меценатом. Важнейшее значение для истории искусства являются работы, созданные по его заказу Яном ван Эйком и Рогиром ван дер Вейденом.
В руке Младенца хрустальный шар, увенчанный крестом. То – символ мира, который Ему предстоит спасти крестной жертвой. Младенец такой нежный, такой теплый, ручки Матери Бога полны нежности. И наряд ее, отороченный жемчугом хорош до чрезвычайности.
Но вы сделайте другое: всмотритесь в город на дальнем плане. Собор и паперть перед ним нарисованы профессионально, будто архитектор (непременно архитектор) сделал набросок с натуры. А теперь приглядитесь к человечкам и… Входите в город.
Вошли? Не прощаюсь — я рядом с вами…
Лико Мадонны — столь совершенно по пропорциям, лик может быть присуще лишь самой Мадонне.
Ее веки приспущены. Не в знак смирения
или предощущения Предстоящего.
Нет, он устремлен на Младенца и только с Ним — таким теплым, родным — она пребывает в контакте.
Ян ван Эйк — чудодей: может уловить,
а уловив, передать тончайшие нюансы
состояния души человеческой.
За резными колоннами из яшмы и агата виден пейзаж. Лентой извивается река, уходящая к горизонту. Лодки и барки плывут по воде, омывающей острова и заросшие лесом берега. Голубоватые горы закрывают горизонт. На берегах реки раскинулся большой город. По его узким улочкам снуют люди в разноцветных одеждах. Неповторима каждая деталь пейзажа, всё говорит о восторженном отношении художника к миру. Изображение столь правдиво, что зритель чувствует себя как бы побывавшим в этом городе.
Помню, ощущение присутствия в городе я пережила еще в детстве, когда впервые увидела черно-белую репродукцию этой картины в Большой Советской энциклопедии. Ничто не могло помешать, я вошла в изображенный на холсте город и брожу в нем по сю пору.
Великолепна глубинная перспектива, показанная на картине. На переднем план даны в перспективном сокращении плитки пола, затем показан садик на лоджии, парапет с фигурами двух путников, смотрящих вниз, панорама города, русло уходящей вдаль реки и, наконец, голубеющие горы у горизонта.
Пейзаж, увиденный с высоты птичьего полета, — образ Вселенной, пронизанной присутствием Божества, столь характерный для Северного Возрождения.
Картина была заказана художнику каноником церкви св. Донациана в Брюгге Георгом ван дер Пале и была начата мастером в 1434 году, как об этом свидетельствует надпись на раме. Рама картины, возможно, выполненная самим художником, по углам украшена родовыми гербами старого каноника и его матери. Известно, что ван Эйк вставлял доску в ранее заготовленную раму, укреплял их, грунтовал их вместе и расписывал. Из надписи мы узнаем также, что работа была закончена в 1436 году и помещена в одной из двух капелл хора церкви св. Донациана, основанных каноником ван дер Пале. Хотя церковь не сохранилась до наших дней, многие ученые полагали, что ван Эйк воспроизвел в картине ее интерьер. Мнение, однако, не подтвердилось. Скорее всего, художник вдохновлялся центрическими постройками Каролингской эпохи, изобразив романские арки с обходом вокруг них.
На двухступенчатом возвышении, строго по центру картины стоит трон под балдахином из зеленой ткани, расшитой цветами. С подножья трона спускается роскошный восточный ковер, край которого упирается в нижнюю раму картины. Его протяженность дает ощущение определенного расстояния до трона, в то время как верхний срез балдахина рамой неожиданно приближает весь трон к зрителю. Мария оказывается и удаленной, и вместе с тем близкой. Этой же иллюзии ван Эйк достигает, окутывая ее фигуру большим плащом, который падает на ступени и расстилается, как бы увеличиваясь на глазах. Его звучный красный цвет придает необыкновенный пафос образу Мадонны, не нарушая вместе с тем его скромной простоты.
Образ богоматери у ван Эйка наделен идеальными чертами. Чистое округлое лицо с высоким лбом и мягким маленьким подбородком обрамлено волнистыми прядями золотистых волос. Голову украшает скромная диадема. Строгость, простота, скромность— достоинства Марии, воплощены в зрительном образе, сочетающем чувственную конкретность земной женщины с величавой торжественностью «царицы небесной». Может быть, более, чем в каком-либо другом своем произведении, ван Эйк находит для образа богоматери черты подлинно национальной фламандской красоты.
Фигура младенца нарисована в сложном повороте, над которым художник много работал. На снимке, сделанном в инфракрасных лучах, можно увидеть, как уже в самой картине он изменил положение его левой руки, опустив ее ниже. По-видимому, ван Эйк чувствовал некоторую пластическую скованность фигуры и стремился сделать ее движение более естественным.
Младенец держит правой рукой попугая, а левой протягивает букет цветов, который богоматерь изящно берет своими гибкими тонкими пальцами. Птица в руках Христа, возможно, символизирует человеческую душу. И мать и ребенок благожелательно смотрят на старого каноника, опустившегося на колени возле их трона.
Цветовая звучность каждого предмета повышена настолько, чтобы максимально выявить его неповторимое совершенство. Этот пафос материального начала обнаруживается даже в том, как ван Эйк рисует кистью ворс ковра, не забывая, что каждая ворсинка бросает на пол маленькую тень. Так, осознавая закономерности великого и малого, художник заставляет все сосуществовать в некоем радостном единстве. А зрителю… А зрителю он передает твердую уверенность в не иссякающем торжестве материальной красоты мира.
Св. Донациан облачен в роскошную епископскую ризу из синего бархата, тканного по золотой парчовой основе. Его митра украшена драгоценными камнями так же, как и крест в левой руке. В правой он держит свой атрибут — колесо с зажженными свечами, свет которых заставляет сверкать камни и золото.
Его суровое лицо бесстрастно. По всей видимости, его образ призван воплотить идеальные черты лица высокого духовного сана, верного сподвижника — слуги католической церкви. Он обладает внушительной осанкой и более характерной внешностью, нежели богоматерь, младенец и св. Георгий.
Портрет каноника ван дер Пале — один из самых поразительных, незабываемых образов, созданных Яном ван Эйком. Старый каноник стоит на коленях, держа в руках молитвенник и очки. Его губы плотно сомкнуты, брови сдвинуты в переносице, взгляд обращен к св. Донациану, но вместе с тем выражает напряженную работу мысли. Старость избороздила его лицо морщинами, складками, сделала обвисшей кожу, о чем ван Эйк свидетельствует с объективной точностью, кажущейся беспощадной. Но сильный дух сурового каноника торжествует над немощью его плоти. Невольно возникает чувство почтительного уважения к человеку с таким огромным жизненным опытом, обладающему столь сильным интеллектом и упорством воли.
Св. Георгий одет с головы до ног в рыцарские доспехи редкой красоты и изящества, созданные скорее руками ювелира, нежели оружейных дел мастера. На его сияющей золотом воинской одежде играет свет от свечей и окон. На шлеме заметно отражение богоматери, а на щите за его спиной — мужской фигуры, в которой хотят видеть самого художника. Образ св. Георгия — это высокое воплощение рыцарского идеала, которое так культивировали герцоги Бургундского дома.
Картина «Благовещение» написана живописцем Яном ван Эйком в период расцвета его таланта. По существу, сцена понимается и как событие, и как предстоящее действие. На картине художником изображен благовествующий ангел и молящаяся Мария, на которую снисходит Святой Дух. Картина наполнена тонким лиризмом: тихой радостью ангела, душевным трепетом и волнением Марии.
Опять цветовое раздолье, проявляющее себя
в эмалевом сиянии витражей, в радужных переливах
крыльев архангела Гавриила, его плаще, диадеме.
Мир напоен красотой, представленной в ее необычности.
Как предать душевный трепет?
Сказать «Ах!» так, чтобы звук голоса
был услышан в жесте рук.
Очень люблю эту картину: и Мадонну, и интерьер Церкви и раму — деревянную, раскрашенную под камень с неопровержимой достоверностью.
Интерьер нарисован профессионально, будто художник целенаправленно изучал Готическую архитектуру. Или его наблюдательность была феноменальной до полного невероятия. Видите там — в перспективной глубине — парящее Распятие? Поразительно…
Как стоит Мадонна в своем лебедином изгибе! Она чувствует свою красоту? Она дарит ее как Благодать, от нее нисходящую на зрителей, что смотрят на Бога Матерь снизу-вверх в полном благоговении. А этот струящийся огромный плащ синий (конечно, синий). Кажется, он живой — колышущийся. Плащ сейчас укроет Мадонну облачной завесой, и ее не станет.
Я останусь без нее, и мне от этой утраты
становится бесконечно одиноко…
Все тонет в световоздушной дымке и гулкой тишине,
в которой звучат чуть слышно голоса и шаги
когда-то сюда приходивших, чтобы куда-то уйти.
Мадонна слушает тишину. Она ей молча отвечает.
А ребенок, еще очень маленький, с мамой играет.
Ах, как стрельчатые арки от напряжения дрожат…
Предыдущая «Мадонна в церкви», как многие ранние работы ван Эйка, очень мала по размеру — 32 x 14 см. Представили? Непостижимо. Эта «Мадонна в церкви», написанная через 12 лет, развернута в триптих, размеры которого столь же невелики: центральная часть — 33×27; боковые — 33×13,6. Ничего не поделаешь, таковы складни для домашних молелен.
Зато живопись несравненна… Нидерландский мастер стремится охватить мир во всем его многообразии. Нет такой детали, которая показалась бы ему незначительной. Его кисть, как волшебный жезл, преображает, делает тысячекратно прекраснее все, что он вводит в картину.
Трогательно-нежный образ Мадонны с младенцем в богатой темно-вишневой мантии доминирует в центральной части триптиха.
На правой стороне изображена св. Екатерина, она углубилась в чтение книги. Сияет драгоценный венец на пышных волосах, меч и колесо святой — атрибуты мученичества. За окном открывается вид на замок и далекие холмы. Голубая одежда св. Екатерины соперничает чистотой и звучностью цвета с лазурью небес.
На левой стороне архангел Михаил, в сверкающих латах с радужными крыльями, как бы представляет Богоматери заказчика картины.
Обильно украшен храм, где восседает Мадонна. Цветные красочные узоры пола, ковра, балдахина, пестрый мрамор колонн, резные капители, скульптуры, витражи звучат многоголосным хором во славу Матери.
С поразительной виртуозностью передает мастер фактуру любого материала — меха, бархата, металла, блеск драгоценных камней. Мир не потерял еще для художника прелести новизны. С детской радостью он, уже умудренный опытом живописец, исследует все, что представляется интересным его взору.
Очень редкий сюжет: Мадонна, кормящая Младенца грудью, как обычная, земная дочь Евы. Ван Эйк совмещает небесное с земным, прибегая к чисто пространственному трюку… Он сохраняет все атрибуты предстояния Мадонны перед своими почитателями: и трон с балдахином, и восточный ковер, и роскошное одеяние. Только прячет Мадонну в узкое, интимное пространство, куда она ушла из своей Вечности на минуту, а покормив дитятю, опять в Вечность вернется…
Столь же редкий сюжет: Мадонна, дающая почитать Младенцу свою книгу — ту, которую она читала до Благовещения и после воцарения, ту, в которой подробно расписано им обоим Предстоящее. Это слабость? Выполняя возложенную на них Богом-Отцом миссию, они не должны о грустном думать.
И здесь Ван Эйк прибегает к чисто пространственному трюку… Там — в церквях и роскошных залах — Мадонна с Младенцем — одни, здесь — в интимном пространстве — они другие: не способные устоять перед человеческой слабостью, хоть на мгновение предаваясь печали…
Ах, Мадонна, думаю, все матери вас понимают…
Очень интересна композиция картины… Казалось бы, житейская ситуация — Мадонна с Младенцем прогуливаются в саду. Не Райском, что воплотится на земле, после искупления Младенцем грехов человеческих. Сад этот — просто сад: прекрасный.
Вдруг появляются два Ангела с радужными крыльями, держащие красный занавес, шитый золотыми цветами, среди которых бродят какие-то черные звери и летают синие птицы.
И все меняется… Трогательная и застенчивая Мадонна в небесно-синем плаще становится символом Чистоты и Праведности. Малыш — Богом-Сыном, в крошечных ручках которого — будущее Мироздания.
Фонтан — и не фонтан вовсе, а символ нарождающейся
вместе с Ииусом новой, преображенной жизни,
как проявляющейся Веры в Божественное Триединство.
Богоматерь, отдав свою плоть Богу-Отцу,
снизошедшему к ней в виде Святого духа,
породила Бога-Сына, что совершит
все Предстоящее — все Положенное…
Не знаю, как вам, мне от этих обещаний становится страшно.
<— Ян ван Эйк — искусство-портрета
Ян ван Эйк : И вдруг — распятие и последний суд. —>