Задаю себе очередной вопрос: бывает ли Счастье долговечным? Даже в Базеле, даже в Базеле все вдруг как-то преобразилось… Борьбу за Свободу вели все горожане — победой воспользовалась городская верхушка: так называемый патрициат, в который вошли представители самых богатых городских родов — купцы, ростовщики, собственники крупной недвижимости. Рассказывает об изменении умонастроений Базельская..
Повторяю: Рыночная площадь — исторический центр города. Именно поэтому на ней стоят следующие две, после городских ворот Шпалентор, достопримечательности Базеля: Ратуша и Кафедральный собор.
Лучше признаюсь сразу: мне Базельская ратуша напоминает ярко-красные помидоры в складочку, что продаются на рынке. Все: теперь стало легче — не нужно потаенным чувством томиться.
В борьбе с феодалами города крепли, а городское сословие (бюргерство) превращалось в значительную общественную силу. Ремесленники объединялись в цеха, а купцы — в гильдии. Возникла Городская община (коммуна). Оставалось избрать Городской совет для управления городом. Так появились Ратуши, в которых осуществлялись завоеванные Городской общиной (коммуной) привилегии: быть подсудными только городскому суду, самостоятельно распоряжаться городским имуществом.
Дальнейшая судьба городов свободных бюргеров была предопределена… Среди бюргеров (горожан) начали выделяться энергичные и предприимчивые люди, что сосредотачивали в своих руках власть, недвижимость и деньги. Соответственно, другие горожане разорялись, становились наемными работниками. Бюргеры (горожане) разделились на три класса: высший класс — патрициев, средний — собственно бюргеров, низший — плебеев.
Центральная часть Ратуши (с часами) была построена в первой половине XVI века, но постоянные политические интриги помешали завершить строительство, поэтому здание достраивали и реставрировали на протяжении еще трёх столетий, то есть до XIX века.
В XVII веке к Ратуше был пристроен левый флигель
(с балконами в хитросплетении райских дерев).
В 1898-1904 годы — на блистательном излете исторических ретроспекций, стилизаций — здание Ратуши увенчала башня. Непременная, что везде и всегда была метой силы и славы хозяев здания — хозяев жизни. Здесь — забывших, что в своих корнях они были свободу любящими бюргерами.
Русские туристы (сведения почерпнуты из Интернета) называют Базель «Раем с шоколадными реками и сырными берегами». Знаю я, что такое Земной рай, в «Парадизе на Неве» проживая. Базельцы-патриции, похоже, в том, что они пребывают в Раю, нисколько не сомневаются.
Сжимается от страха в комочек моя душа,
многое на своем веку повидавшая, пережившая.
Но, при чем здесь я, если всем все нравится?!
Судя по одеяниям всадников на конях, Свободу Базеля от феодалов завоевали бюргеры-патриции. Для остальных Свобода была «манной небесной», упавшей с неба. Им оставалось и остается лишь петь Аллилуйю бюргерам-патрициям… И поют: кто-то на бумаге вирши плетет, кто-то на стенах славословия пишет, кто-то музыку, захлебывающуюся от счастья, как воду на колесо мельницы льет. Лишь один…
Лишь Эразм Роттердамский, что в Базеле в это время живет и все-все видит собственными глазами очень умного человека, занят другим — создает «Похвальное слово Глупости», 1508 год.
«Бесстыжий льстец приравнивает ничтожного человека
к богам, выставляет его образцом всех доблестей,
до которых тому, как до звезды небесной, далеко,
наряжает ворону в павлиньи перья,
старается выбелить эфиопа и из мухи делает слона».
Что все это значит?То Глупость применяет на деле
народную пословицу, гласящую:
«Сам выхваляйся, коли люди не хвалят».
Понятие «бюргер» изменилось. Оно перестало обозначать горожанина — жителя свободных городов. Слово «бюргер» обузилось до среднего класса — особого: цепляющегося за старые городские обычаи, надеющегося на возврат былых славных времён. Эта группа городского населения отвергала всё новое, препятствуя преобразованиям.
В обиходе «бюргером» стали называть человека, боящегося перемен, мещанина, обывателя. В духовном смысле подобный перенос был утратой, заслонившей образ подлинного бюргера, сыгравшего такую важную роль в развитии общества в Средневековую эпоху.
Скорбеть не станем: кому, как не бюргерам знать,
что каждый — сам «кузнец своего счастья».
На балконных ограждениях — дивные переплетения виноградных лоз. Они в вазоны небесного цвета посажены, вспоены, вскормлены, золотые гроздья несут. Все делается на радость горожанам, что, как птички небесные, всегда в довольстве при подобном устройстве в городе живут. На приступочках три зверика сидят: заходятся от счастья в сытом гоготе…
Балконное украшение — как «Картинка с выставки», на которой хитрый политик дурит голову глупому горожанину-избирателю сказками о счастливом житие, что в его правление непременно наступит.
Балконное украшение на Ратуше — апофеоз Глупости, что выдает сама себя… «Всегда и всюду я неизменна, так что не могут скрыть меня даже те, кто изо всех сил старается присвоить себе личину и титул мудрости. Эти обезьяны, рядящиеся в пурпур, и ослы, щеголяющие в львиной шкуре, пусть притворствуют как угодно: торчащие ушки все равно выдадут Мидаса». Утверждает Эразм то, в чем каждый умный не раз убеждался.
Мидас — фригийский царь, славившийся неисчислимыми богатствами. По широко известной легенде, когда Мидас был еще младенцем, муравьи, предвещая богатство, таскали ему в рот крошки хлеба. Став царем Фригии, Мидас освободил и вернул Дионису пойманного Силена. В награду Дионис предложил исполнить все, что Мидас попросит. Мидас пожелал, чтобы все, к чему он прикоснется, превращалось в золото (!!!). Очень скоро он убедился в несусветной глупости своей просьбы, так как пища, превращавшаяся в золотые слитки, грозила ему голодной смертью.
Еше… Мидас был судьей на музыкальном состязании между Аполлоном и сатиром Марсием. Он признал победителем Марсия. Разгневанный Аполлон наградил за это Мидаса ослиными ушами, которые он был вынужден прятать под фригийской шапкой. Цирюльник увидел ослиные уши Мидаса и, мучимый тайной, которую никому не мог рассказать, вырыл ямку в земле и шепнул туда: «У царя Мидаса ослиные уши!» — и затем засыпал ямку. На этом месте вырос тростник, который поведал эту тайну всему миру.
В архитектуре Ратуши присутствуют такие стили как готика, ренессанс, барокко, стилизации XIX столетия…
Нет в ней единства. И не надо: ее достоинство в том, что она всем, что было и есть, там и здесь богато украшена. Ратуша из красного кирпича красива, по мнению туристов, как сказочная декорация. Она, по мнению базельцев, — не только одна из главных достопримечательностей города, она — символ Базеля. Процветающего под властью бюргеров-патрициев — уточняю я, печалясь об искажении роли в истории страны свободолюбивых бюргеров.
Где родилась Глупость? Эразм отвечает… «Не на блуждающем Делосе, и не среди волнующегося моря, и не под сенью пещеры родилась я, но на тех Счастливых островах, где не сеют, не пашут, а в житницы собирают». Глупость рождается при определенных обстоятельствах: когда не нужно тратить усилий, чтобы всего добиться.
Бюргеры — ремесленники-трудяги!
Все когда-то рысаками были…
Уймитесь, туристы… Рассказывает башня Базельской ратуши о самой себе — о подаривших ей жизнь архитектурных стилях, но не только. Речь она ведет и о преображении в общественных умонастроениях, которых на избежали славные когда-то базельцы-бюргеры…
Изначально свободолюбивые бюргеры сами во всем виноваты:
Власть берет малочисленная патрицианская верхушка, когда большинство граждан-горожан ее отдает, не особо тому сопротивляясь в расчете на мелкие выгоды.
Власть — разменная монета:
ее покупают, ее продают.
И нет в этом торге ни жертв, ни палачей.
В чем выгода для тех, кто отдал Власть? Открываем Эразма…
«Ссылаюсь на свидетельство прославленного Софокла,
который воздал мне (Глупости) следующую красноречивую хвалу: «Блаженна жизнь, пока живешь без дум».
Протрите глаза, господа туристы! Базель — «сказочный городок
в табакерке» — разоблачает всех: и базельцев, и нас с вами…
Постоянная борьба за свои права закаляла бюргеров, укрепляла в них чувство собственного достоинства. Крепкие стены и башни защищали их от недругов. Монументальное здание Ратуши и величественный Кафедральный собор на Рыночной площади наглядно свидетельствовали о завоеванных горожанами вольностях и правах.
Бюргеры ревностно отстаивали свои права и уверенно смотрели в будущее. У них был трезвый практический ум, они ощущали созидательную силу труда, особенно ценили человеческую смекалку. Бюргеры любили тот пёстрый будничный мир, который их окружал повседневно и полноправными хозяевами которого они были. Не рыцарские замки с их тяжёлым великолепием, не угрюмые монастыри, но городской рынок, ремесленная мастерская, скромный и опрятный домик, купеческий корабль, цеховой погребок были их привычной средой. Здесь протекала их жизнь в борьбе, труде, а подчас и в шумном веселье. Всем этим суконщикам, бочарам и сапожникам, создавшим величие средневековых городов, не было решительно никакого дела до изысканного придворного этикета.
Все сказанное никоим образом не относится
к бюргерам-патрициям…
Бюргеры-патриции неудержимо старались возвыситься…
Возрастающее влияние городов учитывали европейские монархи. В борьбе с крупными феодалами они пытались привлечь бюргеров на свою сторону. Сделать это было несложно, так как горожане были кровно заинтересованы в централизации страны. В открытую играли с бюргерами короли Франции — Людовик XI и Филипп IV Красивый.
Людовик XI, облачившись в простую одежду, любил бродить по городским площадям, прислушиваясь к разговорам бюргеров. Одним из помощников короля был парижский купец Тристан Пустынник, ближайшим советником слыл брадобрей Оливье. Такая политика позволила королю многое сделать для объединения Франции.
В некоторых странах бюргеры привлекались к государственному управлению. В Англии это впервые произошло в 1265 году, когда в состав только что созданного парламента вместе с представителями феодалов и духовенства вошли по два бюргера от каждого города.
Король Франции Филипп IV Красивый в 1302 году тоже пригласил по два депутата от каждого города в Генеральные штаты (государственный орган, подобный английскому парламенту). И парламент, и Генеральные штаты должны были помогать королям в управлении государством, главным образом назначать налоги.
«ЖИТЬ ДОСТОЙНО
НЕ ВОЗБРАНЯЕТСЯ НИКОМУ».
Эразм Роттердамский. «Похвала Глупости». 1509
В современных толкованиях эта же глупость звучит чуть-чуть иначе: «ведь Я этого достойна». Мне всегда хочется прибавить: да, именно этого ты и достойна, радость моя, борющаяся с облезлостью и морщинами.
Фасад — что реклама. Суть скрывается во внутренних пространствах. Здесь в Ратуше — в принципе все знакомо и говорит оно, что Базельские патриции, держащие в своих руках власть и деньги, пытаются рядиться во флорентийские тоги, сочтя себя их достойными.
Флоренция, которую предпочтет Базелю художник XIX века Арнольд Бёклин, давно ждет, когда я выпущу ее на белый свет. Сейчас пришло ее время. И требует оно показать Флорентийскую синьорию (Ратушу) или палаццо Веккио, что одно и то же.
Герб Флоренции представляет собою две алые лилии (разновидность ириса) на белом фоне (поле). Эти цветы увенчаны своеобразной трехконечной короной, боковые концы которой загнуты к низу, символизируя некое поклонение, уважение к цветкам лилии.
Почему именно лилия? Все просто – в те времена этот цветок олицетворял собою такие понятия, как чистота, нечто светлое и, конечно же, величие королевских кровей. Лепестки лилии – это символ трех китов, на которых крепится и мужает государство: преданность короне, доблесть в боях за нее и мудрость вождей народа (королей).
У герба Флоренции — многотомья восторженных толкований. Я тоже хочу прибавить к ним несколько слов. Когда-то давно берега реки Арно тонули в ирисах (лилиях). Сейчас цветов нет. Цвет остался. Им окрасились холмы, поднимающиеся над Арно, чтобы окружить — защитить прекрасный город от всех невзгод…
Палаццо Веккио кажется вырубленным из одного куска скалы. В плане это прямоугольник, но карнизы по фасаду зрительно делят его на три блока. Увенчанная зубцами галерея повторяется на звоннице и на башне, возведенной в 1310 году. Высота башни достигает 94 метров. Трехэтажный фасад украшен парными окнами, вписанными в полукруглые арки, что придает всему зданию впечатление сдержанной строгости. под арками верхней галереи — аттика — фрески с девятью гербами коммун города Флоренции. Все вместе производит впечатление благородной простоты и величавого покоя.
Каменный руст — защита идеалов
и утверждение неколебимости Синьории.
Флорентийские окна в арочных обводах —
единение государственного и дворцового назначения.
Мощный вынос аттика на машикулах — единение времен:
Средневековья, Возрожденья.
Все просто и строго — на века, во всяком случае,
в сердцах потомков, которые не могут избыть в себе
блистательной трагедии, пережитой Флоренцией…
Прошло уже много лет, когда я впервые вошла в этот дворик.
С той поры ничего не изменилось… Я все еще здесь стою, погрузившись в созерцание того,чего не замечает поверхностный взгляд: масштаба, соотнесенного с человеком ритмом аркад; теплоты стен, свою замкнутость прорывающих видами городов; изысканностью фонтанчика в центре — такого детского, будто умоляющего не забывать в себе себя в этом дивном возрасте…
Пояснение, что дворик поновлен по случаю бракосочетания Франческо I де Медичи с Иоанной Австрийской меня и сейчас пугает. Как будто кто-то разбивает вдребезги мечту о гармонии, предупреждая, что впереди — пышные парадные помещения, ибо это — не вилла просвещенного человека, а монументальная резиденция великих герцогов!
Палаццо Веккио представляет собой музей. Посетители могут увидеть Зал Пятисот (Salone dei Cinquecento), маленький кабинет Франческо I и четыре исторических помещения: Комнаты Элементов (Quartiere degli Elementi), Комнаты Элеоноры Толедской, Резиденция Приоров, Комнаты Лео X, где сейчас расположены приемные мэра. Зал Двухсот используется для заседаний Городского Совета и закрыт для публики. Визит начинается с внутреннего двора Палаццо.
Среди Верхних апартаментов следует выделить Зал лилий (Сала дей Джильи). Названием своим зал обязан декорировке с изображением золотого цветка лилии на синем фоне. Декорировка плафона выполнена Джулиано да Майано и Франчионе. Особым изяществом отличается мраморная дверь, ведущая в Аудиенц-зал. На стенах — огромная фреска Доменико Гирландайо.
Декорировка Верхних апартаментов Палаццо делла Синьории чрезмерна, повергает в эстетическое перенапряжение.
Хочется бежать из роскошных палат или остаться в них навек в полном порабощении. Эти герои Римской республики — Брут, Цицерон, Сципион и др. вперемежку с центурионами. Эти побежденные пленники, павшие или умершие. Этот дух самоутверждения, что встречает посетителей при входе во дворец надписью на латыни: «Rex regum et Dominus dominantium», что означает «Король правит, а Бог властвует»…
Не хочу выбирать, на чьей стороне быть — флорентийских гвельфов или гибеллинов. В одно верю, эта архитектура должна была вдохновлять правителей города на защиту республиканских идеалов. И вдохновляла? Какое-то время…
Если разглядывать декор, захочется понять, кто, где, зачем и почему… Но, лучше не разглядывать, потому что страсти можно поддаться, определить ее симптомы нельзя.
Главное — синьоры Флорентийской республики верили в себя и этот момент был высоким торжеством их духа…
Базельские патриции — не Флорентийские синьоры. Они — ряженые бюргеры, взявшие напрокат то, что щекотало их представление о себе — добившихся победы от синьоров и решивших им уподобиться.
Эразм не молчит — Эразм похвалы глупости сыпать продолжает… «Мужчины рождены для дел правления, а потому должны были получить несколько лишних капелек разума, необходимых для поддержания мужского достоинства. По этому случаю мужчина обратился ко мне (Глупости) за наставлением — как, впрочем, он поступает всегда, — и я тотчас же подала ему достойный совет: сочетаться браком с женщиной, скотинкой непонятливой и глупой, но зато забавной и милой, дабы она своей бестолковостью приправила и подсластила тоскливую важность мужского ума».
«Смею сказать: ни одно великое дело не обошлось
без моего внушения, ни одно благородное искусство
не возникло без моего содействия».
Королевская милость к бюргерам не была постоянной. Тот же Филипп IV опасался чрезмерного усиления бюргерства, верхушка которого по образу жизни начинала напоминать феодалов. По его указу бюргерам запрещалось носить мех горностая, белки, украшать платье золотом и драгоценными камнями, пользоваться в домашнем обиходе восковыми свечами. Этот же указ устанавливал и максимальное количество блюд, которые горожане могли подавать у себя дома. И даже «друг бюргеров» король Людовик XI предал горожан Льежа, восставших по его же наущению против Карла Смелого, как только политические интересы короля изменились.
Если в Англии и Франции бюргеры сыграли важную роль в политическом объединении страны, то в Германии, где такого объединения не произошло, сила и значение бюргерства выразились в создании влиятельных союзов торговых городов. Самым знаменитым из них была так называемая Ганза (торговый и политический союз), объединившая купцов более 70 немецких городов и взявшая в свои руки всю международную торговлю.
«Природа не только каждого смертного одарила личным тщеславием — она постаралась снабдить им народы и даже отдельные города…
Поэтому британцы заявляют исключительные притязания на телесную красоту, музыкальное искусство и хороший стол.
Шотландцы тешатся своим благородством и родством с королями, а также тонкостью ума.
Французы только себе приписывают приятную обходительность. Парижане уверены, будто они превыше всех стоят в науке богословия.
Итальянцы присвоили себе первенство в изящной литературе и красноречии, а посему пребывают в таком сладостном обольщении,что из всех смертных единственно лишь себя не почитают варварами. Этой блаженной мыслью более всех проникнуты римляне, которым доселе снятся приятные сны о древнем Риме. Венецианцы счастливы сознанием своего знатного происхождения.
Греки мнят себя творцами всех наук и приписывают себе
достохвальные деяния древних героев.
Турки, это скопище настоящих варваров, притязают на обладание единственно истинной религией и смеются над суеверием христиан.
Но куда слаще самообольщение иудеев, которые доселе упорно ждут своего Мессию и цепко держатся за Моисея.
Испанцы никому не согласны уступить в том, что касается воинской славы.
Немцы бахвалятся высоким ростом и знанием магии».
О русских Эразм ничего не сказал — не знал,
промолчал, чтобы не потрясти равновесия Мира
нашими родными «белыми слонами»?»
Куда туристы бредут? Думают, поднявшись по лестнице вверх, увидеть что-то небывалое?
«Папы, кардиналы и епископы не только соперничают с государями в пышности, но иногда и превосходят их. Вряд ли кто помышляет о том, что белоснежное льняное одеяние означает беспорочную жизнь. Кому приходит в голову, что двурогая митра с узлом, стягивающим обе верхушки, знаменует совершеннейшее знание Ветхого и Нового завета? Кто помнит, что руки, обтянутые перчатками, суть символ чистого и непричастного ко всему земному совершения таинств, что посох изображает бдительную заботу о пастве, а епископский крест — победу над всеми страстями человеческими?
И вот я спрашиваю: тот, кто поразмыслит над подразумеваемым значением всех этих предметов, не будет ли вынужден вести жизнь, исполненную забот и печалей? Но почти все избрали благую часть и пасут только самих себя, возлагая заботу об овцах либо на самого Христа, либо на странствующих монахов и на своих викариев. И не вспомнит никто, что самое слово «епископ» означает труд, заботу и прилежание: лишь об уловлении денег воистину пекутся они и здесь, как подобает епископам, смотрят в оба».
Боюсь за себя: остаюсь на пороге!
«Впрочем, и мне уже давно пора кончать: я позабыла всякую меру и границу. Ежели сказала я что-нибудь слишком, на ваш взгляд, дерзновенное, то вспомните, что это сказано Глупостью и вдобавок женщиной.
Не забывайте также греческой пословицы: «Часто глупец в неразумии метким обмолвится словом». Не знаю, впрочем, как по-вашему: относится это к женщинам или нет?
Вижу, что вы ждете от меня заключения. Но, право же, вы обнаруживаете крайнее недомыслие, если думаете, что я помню всю ту мешанину слов, которую рассыпала перед вами. Прежде говорили: «Ненавижу памятливою сотрапезника». Я же скажу: «Ненавижу памятливого слушателя». А посему будьте здравы, рукоплещите, живите, пейте, достославные сопричастники таинств Мории.
Конец!»