ДОСТИГНУВ АПОГЕЯ ПОДЛИННОСТИ,
ИСТОРИЯ ЛЮБВИ ХАРИ-ИНОПЛАНЕТЯНКИ
И КРИСА-ЗЕМЛЯНИНА БУДЕТ ИСЧЕРПАНА,
ПОТОМУ ЧТО ЗАШЛА В ТУПИК БЕЗЫСХОДНОСТИ.
ОНИ НАШЛИ ДРУГ ДРУГА —
ОНИ ДРУГ ДРУГА ПОТЕРЯЛИ.
Следующее действие Хари, казалось бы, алогично:
она выпивает жидкий кислород. Зачем?! Почему?!
Чтобы освободить Криса. Дать ему возможность
вырваться из бесчеловечной ситуации…
Снаут: Дальше будет хуже. Чем она больше с тобой,
тем больше очеловечивается. Бери пример с Сарториуса.
Крис: Спасибо за совет!
Снаут: Что ты намерен делать?
Крис: Ждать, пока она не вернётся.
Снаут: А потом? Покинешь Станцию?
Она может жить только здесь — на Станции.
Крис: Что же мне делать, я люблю её…
Снаут: Которую любишь — эту или ту, что на орбите? Её можно стащить с орбиты, и она снова явится и будет являться каждый раз, как ты того захочешь. Не превращай научную проблему в альковную историю!
Крис: Я чувствовал, что это плохо кончится.
Снаут: Ты должен помочь ей… Жуткое зрелище. Никак не могу привыкнуть ко всем этим воскрешениям-возвращениям…
Хари неожиданно поднимается.
Хари: Нет, я — не Хари…
Крис: Ну хорошо, может быть все твои появления
должны быть пыткой: такова услуга Океана?
Но что делать, если ты мне дороже,
чем все научные истины, что когда-либо существовали?
Хари: Я люблю тебя…
Крис: Я не вернусь на Землю.
Мы будем жить с тобой здесь — на Станции.
Хари: Мне страшно…
В ПРЕДДВЕРИИ БРЕДА — ПОМУТНЕНИЯ УМА, ОБОСТРЕНИЯ ЧУВСТВ
И, ПРЕЖДЕ ВСЕГО, СОВЕСТИ…
Крис: Ты знаешь,
проявляя жалость, мы опустошаемся.
Может это и верно.
Страдание придает всей жизни
мрачный и подозрительный вид.
А этого я не признаю:
то, что не составляет необходимости для нашей жизни, то вредит ей… Нет, не вредит. Конечно, не вредит.
Ты помнишь Толстого? Его мучили мысли по поводу того, что нельзя любить человечество вообще.
Сколько времени прошло с тех пор — вопрос остался.
Любовь — это то, что можно переживать,
объяснить нельзя. Объяснить можно понятие.
А ЛЮБИШЬ ТО, ЧТО МОЖНО ПОТЕРЯТЬ:
СЕБЯ, ЖЕНЩИНУ, РОДИНУ…
ДО СЕГОДНЯШНЕГО ДНЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО И ЗЕМЛЯ
БЫЛИ ПРОСТО НЕДОСТУПНЫ ДЛЯ ЛЮБВИ.
НАС ВЕДЬ ТАК МАЛО.
ВСЕГО НЕСКОЛЬКО МИЛЛИАРДОВ — ГОРСТКА.
А МОЖЕТ БЫТЬ, МЫ ВООБЩЕ ЗДЕСЬ
ТОЛЬКО ДЛЯ ТОГО,
ЧТОБЫ ОЩУТИТЬ ЛЮДЕЙ
КАК ПОВОД ДЛЯ ЛЮБВИ…
В ПРЕДДВЕРИИ БРЕДА — ПОМУТНЕНИЯ УМА, ОБОСТРЕНИЯ ЧУВСТВ
И, ПРЕЖДЕ ВСЕГО, СОВЕСТИ…
Крис Кельвин говорит:
«Гибарян умер не от страха. Он умер от СТЫДА.
СТЫД — ВОТ ЧУВСТВО,
КОТОРОЕ СПАСЁТ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО».
Согласно Оксфордскому словарю, СТЫД — это «болезненная эмоция, возникающая как следствие осознания чего-то бесчестного, нелепого или неприличного в собственном поведении или обстоятельствах жизни или же в результате попадания в ситуацию, оскорбляющую собственную скромность или приличие индивида».
Вопрос хочу задать. Ваша собственная жизнь уже пополнилась подобными ощущениями? Если да, вы, думаю я, согласитесь с определением героя фильма Тарковского. И однако, при характерной для фильма «достоевщине» имеет смысл использовать несколько иные определения.
«БОЯЗНЬ ЭСТЕТИКИ ЕСТЬ ПЕРВЫЙ ПРИЗНАК
БЕССИЛИЯ» СОВЕРШИТЬ ТО, ЧТО ЛЖИВО, НЕКРАСИВО — ПОСТЫДНО, ПОЗОРЯЩЕ И ПОЗОРНО.
Если так, то «КОГДА ПОГИБАЕШЬ ОТ УЖАСА ИСТИНЫ,
открывшейся тебе в себе самом,
ТОГДА СПАСАЕШЬ СЕБЯ (только себя) КРАСОТОЙ».
СТЫД ЛЕЖИТ ВНУТРИ СВЯЗИ: СТЫД — ТО,
ЧТО, ИСТЯЗАЯ, ЗАСТАВЛЯЕТ ЛИБО УМЕРЕТЬ,
ЛИБО, ПРОЙДЯ ЧЕРЕЗ МУКИ СОВЕСТИ, ВЕРНУТЬСЯ
К ИСХОДНЫМ ПОНЯТИЯМ: ИСТИНЕ, ДОБРУ, КРАСОТЕ.
Крис: Послушай, Снаут, за что он нас так мучает?
Снаут: По-моему, мы потеряли чувство космического. Никто из древних не спросил бы, зачем и почему. Вспомни Сизифа. Да, когда мы ему послали твою энцефалограмму, никто из «гостей» больше не возвращался, и с Океаном стали происходить какие-то непонятные вещи. На его поверхности стали образовываться острова, сначала один, через день ещё несколько.
Крис: Уж не хочешь ли ты сказать,
что он нас понял?
Снаут: Ну уж так сразу…
Зато У НАС ПОЯВИЛАСЬ НАДЕЖДА.
Сначала Крис видит, как Хари заботится о нём.
Потом появляется его мать, тоже давно умершая.
Они говорят о каких-то пустяках — ни о чём…
Крис: Мама, я опоздал на два часа.
Мать: Как ты доехал?
Крис: Ничего, только устал немного, а так ничего.
Мать: О господи, опять они спешат, пойду подведу…
Крис: Успеешь.
Мать ведёт себя в комнате Криса свободно, как Хари.
На столе сидит бульдог, тоже «прибывший» с нею
с Земли — с «островка счастья»…
Крис: Ты знаешь, мне очень неловко,
но я совсем не помню твоего лица…
КАК ОКЕАНУ ПЕРЕДАЛИ ЕГО ЭНЦЕФАЛОГРАММУ…
Место встречи с Матерью всё время меняется: то это Отчий дом, там, на Земле; то — его комната здесь, на Станции. Среди вещей, «привезённых» Матерью, — металлический ящик с проросшей зеленью…
Мать: Ты счастлив?
Крис: Сейчас это как-то неуместно.
Я очень одинок сейчас.
Мать: Зачем ты нас обижаешь? Чего ты ждал? Почему не звонил? Ты живёшь какой-то странной жизнью, неухоженный, грязный весь. Где это ты так измазался? Подожди, я сейчас…
Мать приносит белый таз с золотой каёмкой, такой же кувшин с водой, моет его руку — «длань», как говорят те, кто видит в происходящем христианские параллели.
Когда Крис приходит в себя, рядом с ним находится Снаут. Крис спрашивает о Хари.
Снаут: Нет больше Хари. Ужасно, что пришлось тебя обмануть, но иначе было нельзя.
Хари пишет:
ТАК ЛУЧШЕ ДЛЯ НАС ОБОИХ.
НИКОГО НЕ ОБВИНЯЙ:
Я САМА ПОПРОСИЛА ИХ ОБ ЭТОМ.
Крис: Как это было?
Снаут: АННИГИЛЯЦИЯ — ВСПЫШКА СВЕТА И ВЕТЕР.
Снаут: 52, а что?
Крис: Послушай, после того, как ты прожил столько лет здесь, ощущаешь ли ты связь с тем, что там?
Снаут: А ты любитель крайних вопросов. Боюсь, что скоро ты спросишь меня о смысле жизни.
Крис: Подожди, не иронизируй.
Снаут: Когда человек счастлив, его редко интересуют ответы на вечные вопросы. Ими следует задаваться в конце жизни.
Крис: А когда наступит этот конец, мы же не знаем.
Снаут: А ты не торопись. Самые счастливые люди — те, которые никогда не интересуются этими проклятыми вопросами.
Крис: Вопрос — это желание познать, а для человека важно знать тайны Счастья, Смерти, Любви…
Снаут: Может быть ты и прав, но попробуй, не думай об этом… Думать об этом — что приближать День своей смерти. Не знание же этого Дня делает нас практически бессмертными.
Крис: Ну хорошо, во всяком случае, моя миссия окончена. А что делать дальше? Вернуться на Землю? Постепенно всё войдёт в норму, возникнут новые интересы, знакомства. Но не смогу я отдаться им до конца НИКОГДА…
Крис: Но вправе ли мы отказываться пусть даже от воображаемой возможности контакта с этим Океаном, которому моя раса десятки лет пытается протянуть ниточку понимания? Остаться здесь, среди вещей и предметов, до которых мы оба дотрагивались, которые ещё помнят наше дыхание? Во имя чего? Ради надежды на её возвращение? Но у меня нет этой надежды. Единственное, что мне остаётся, ЖДАТЬ.
Снаут: Чего ждать?!
Крис: Не знаю. НОВЫХ ЧУДЕС?
И ВОЗНИКАЮТ ВОПРОСЫ, ЧТО НАМ ПРЕДСТОИТ РАЗРЕШИТЬ…
<— Т. III. 6. «СОЛЯРИС»: ТРИДЦАТЬ СЕКУНД ВОЗВРАЩЕННОГО РАЯ
Т. III. 8. «СОЛЯРИС»: САМОРАЗОБЛАЧЕНИЕ МЫСЛЯЩЕГО ОКЕАНА —>