В двухмерной плоскости очередной стены разыгрывается еще один Спектакль и тоже на мифическую тему. Главные герои: Медуза горгона, грифоны и львы. За происходящим наблюдает крылатый маскерон в восточном головном уборе. Медуза — двуединство крайностей. Грифон — Страж Миропорядка. Суть Спектакля сводится к вопросу: расколется Мир на две противоположности или можно этому противостоять, преодолев св..
Михаил Эйзенштейн строил этот дом для своего хорошего друга. Таковым был сказочно богатый заместитель председателя губернского суда Андрей Лебединский, который в 1901 году выкупил несколько садово-огородных участков на улице Альберта (до этого территория принадлежала главному садоводу города Тимму). Дом был готов в 1904 году.
Еще не вглядываясь в Дом, уже вижу: в двухмерной плоскости стены опять идет Спектакль и, по-видимому, опять о Счастье, которое охраняют грифоны. Сначала о структуре фасада…
За день отснять все, придерживаясь списка, невозможно. То улица узка. То освещение не подходящее. Поэтому, простите, выставлена фотография из Интернета, на которой дом снят в другое — летнее время
В фасаде дома пять горизонтальных уровней, соответствующих пяти этажам здания (входной этаж на фотографии обрезан, видно только четыре).
Ось симметрии главенствует на фасаде, определяя местоположение каждого элемента. По центру — главный ризалит на три окна. Справа и слева от него — по узкому ризалиту на одно окно. Между ризалитами — ряд следующих друг за другом по вертикали одиночных окон.
Оба узких ризалита завершают фигуры львов,
отвернувшихся друг от друга (симметричных зеркально).
Центральный ризалит имеет фигурный фронтон,
заполненный множеством масок.
Из них пять масок принадлежат горгонам: три — по центру,
по одной — в завершии двух узких ризалитов (под львами).
Фото Марины Бреслав
Всмотритесь, великолепный рисовальщик — архитектор Эйзенштейн — использует три типа окон на фасаде…
В уровне первого-второго-третьего этажей — «промышленное окно»: так называют его знатоки и гиды.
Этажом выше на балкон выводит витражное окно с дверью: длинное — на три планировочных шага, мягких овальных очертаний, позволяющих называть его знатокам и гидам «почковидным окном».
Еще выше — три окна в форме «замочной скважины», достаточно часто воспроизводимой в модерне.
Профессор Крастиньш, списком и комментариями которого я пользуюсь, дает трактовку предпочтений, что заставляют архитектора Эйзенштейна использовать такие типы окон…
«Промышленное» окно указывает на «стремление Модерна к восприятию последних достижений в области технического прогресса». «Почковидное окно» демонстрирует «устремлённость Модерна к освещению, вызванную следованием основным принципам солярного культа». Окно в форме «замочной скважины», в прагматическом плане, отражает «требование домовладельца сохранять в неприкосновенности частную жизнь».
На мой взгляд, если архитектор Эйзенштейн и поддавался таким предпочтениям, то делал он это автоматически, потому что глубинная причина, определяющая подобный выбор, не может быть столь поверхностной…
Начнем рассматривать декор Дома в надежде,
что перед нами раскроется содержание Спектакля…
Главный входной портал в сумеречный зимний день — тревожный.
Фото Марины Бреслав
Всю нижнюю часть центрального ризалита занимает очень красивый входной портал с улыбающимися грифонами и крылатым маскероном — задумчиво-отстраненным женским ликом в восточном головном уборе. Здесь царит полный Покой, заданный Осью симметрии, что зримо воплощается в соразмерности, сомасштабности, соподчиненности частей.
Игра? Я думаю, больше того, но…
Не спешим с выводами — продолжим созерцание, ибо…
Попав под воздействие Оси, каждый прохожий
непреодолимо превращается в зрителя-участника
архитектурно-скульптурного спектакля,
поставленного в плоскости двухмерной стены
архитектором-фантастом Эйзенштейном.
Один из грифонов, охраняющих вход в здание.
Фото Марины Бреслав
Грифон — фантастическое, мифическое существо, полуорел-полулев, с длинным змеиным хвостом. Он символизирует господство над двумя сферами бытия: землей (лев) и воздухом (орел). Обретение быстроты орла, силы и отваги льва превращает грифона в олицетворение Справедливого возмездия. Для быстроты воздаяния за грехи эти чудовищные птицы были впряжены в колесницу богини возмездия Немезиды. Тем самым они помогали ей вращать Колесо судьбы.
В мифах и легендах разных традиций грифон выступает в роли Стража. Он, подобно дракону, охраняет пути к спасению, располагаясь рядом с Древом Жизни либо иным подобным символом. Он же стережет сокровища или сокровенное, тайное знание. «Змеи, драконы, грифы, охраняя сокровища, — пишет М. Элиаде — всегда охраняют пути к бессмертию, ибо золото, алмазы и жемчуг есть символы, воплощающие в себе сакральное начало и дарующие силу, жизнь и всеведение».
Еще один грифон, охраняющий вход в здание.
Фото Марины Бреслав
В древнегреческой культуре изображения грифонов встречаются на памятниках искусства доисторического Крита (XVII-XVI века до н.э.), а затем в Спарте (VIII-VII века до н.э.).
Первое дошедшее до нас упоминание о грифонах принадлежит Геродоту (V век до н.э). Он пишет, что это — чудовища с львиными телами и орлиными крыльями и когтями, которые живут на крайнем севере Азии и охраняют от одноглазых аримаспов (сказочных обитателей севера) месторождения золота.
Эсхил называет грифонов «птицеклювыми собаками Зевса, которые не лают». Греки полагали, что грифоны были стражами золотых копий скифов. Более поздние авторы добавляют массу подробностей в описание грифонов: это самые сильные из зверей (за исключением львов и слонов), свои гнезда они строят из золота, с героями и богами в конфликты не вступают.
В оракуле Аполлона в Дидиме, называемом «Домом Медузы Горгоны«, запечатлена связь грифонов с Аполлоном — богом Солнца, его прародиной Гипербореей и «знакомой с горем» титанидой Севера, жизнь которой после смерти, похоже, не знает завершения
Рисовка оконных переплетов во втором этаже центрального портала
Рисовка переплетов окон над входами мне напоминает решетку в устройстве ворот в средневековых крепостях. Канаты, на которых висела решетка, обрезались, и она с глухим стуком резко падала вниз, проход в крепость для нежелательных лиц закрывая. Откуда пришла подобная мысль и мне, и, похоже, автору здания?
«Оборонительные решетки» устроены и в верхних горизонтальных частях рядовых окон. Если нужно, решетки как-то там перевернутся и отрежут апартаменты от улицы наглухо.
Есть глубинное обоснование, что способно объяснить появление подобного образа… Интуиция не могла не подсказать творческим людям эпохи Модерна, что в Мире бытует что-то опасное, что-то тревожное,а значит, нужно оборону от каких-то враждебных сил, как в пору Средневековья, держать…
ТРАГИЧЕСКОЕ МИРООЩУЩЕНИЕ пронизывает произведения творцов Модерна — и его декоративистского направления, и нацонально-романтического. Не нужно на части это смятение разделять. Трагическое мироощущение — навет Времени…
Завершие с львом и горгоной одного из двух узких ризалитов, расположенных справа и слева от центрального.
Фото Марины Бреслав
На аттике устроен страшный шум… Львы рычат и бьют хвостами. Орлы гортанно клекочут. Непонятные существа воют. Пять горгон стонут и плачут — плачут и стонут пять горгон: три по середине, две по бокам. Причина шума? Идет борьба, не на жизнь, а на смерть, судя по ликторским пучкам, перевитым лентами, что украшают тумбу, на которой неистовствует лев. Чем вызвана борьба?
Профессор Крастиншь пишет… «Два колоритных стукковых льва повёрнуты хвостами друг к другу в качестве символа неразрешимого противоречия и непрекращающейся борьбы, в которой не суждено достичь консенсуса. Эти скульптурные фигуры могут быть интерпретированы как обозначения непреходящей битвы между двумя как бы взаимоисключающими составляющими жизни Эйзенштейна-старшего — между хаотичной неупорядоченной повседневностью и внутренней духовной жизнью архитектора».
Я опять возражаю: архитектор в своих произведениях не может рассказать о сугубо личных проблемах (разводе с женой, отстуствии взаимопонимания с сыном). Его удел — рассказывать о мироощущении, свойственном его Времени…
Фронтон аттика, расположенный по оси центрального ризалита.
Фото Марины Бреслав
На тумбы водружены головы каких-то звериков — крылатых, с когтистыми лапами и, возможно, с клювами. По-моему, это — коронованные орлы, своим клекотом устрашающие прохожих на тихой улице Альберта. Маски ниже (справа и слева от тумб) также трудно аттестовать. Главное ясно: они печальны. В самом низу аттика — три женских головы со змеями в волосах. Несомненно, то — три горгоны. Две из них кричат от ужаса. Горгона в центре молчит — уже кричать не может. Значит, это — страдалица Медуза: титанида Севера былая.
Чем может заинтересовать образ Медузы горгоны людей порубежья, проходящего по границе между Старым и Новым миром — принципиально различными? Тем, что она, думаю я, — существо двуединое: надвое расколотая личность.
Медуза — Жертва: женщина, «знакомая с горем».
Медуза — Палач: своим взглядом все живое умерщвляющая.
Медуза на порубежье веков — тот образ,что нераздельно связан с решением вопроса о судьбе Мира… Расколется Мир на две взаимоисключающие противоположности или под воздействием каждого, в себе самом худшее победившего, в нечто Светлое воссоединится…
Идет в двухмерной плоскости стены, что на «скене»,
Спектакль, близкий по типу Древнегреческой трагедии,
в котором судьба каждого неотделима от Судеб Мира,
в котором состояние Мироздание слито с жизнью каждого.
Завершие с львом и горгоной одного из двух узких ризалитов.
Одна из двух вертикальных оконных лент между ризалитами
В представленных фрагментах есть очевидное противоречие. Все подчинено Главной оси симметрии. Ее наличие — гарантия гармоничности целого. Все в фасадном Мироздании соподчинено, соразмерено, уравновешено. Оказывается, нет — не все: лев и горгоны требованиям Симметрии подчиняются лишь условно. Они занимают на фасаде Осью определенное местоположение — и только, потому что их состояние никак не назовешь уравновешенным — спокойным.
Почему беснуется лев, ведь он — знак Солнца? Лев – образ всех великих и ужасающих сил природы. Он считается как разрушителем, так и спасителем, он способен представлять как зло, так и борьбу со злом. Лев – одна из ипостасей Сфинкса.
Лев как знак Солнца нередко ассоциируется с идеей всепожирающего времени. Непобедимый лев означает непобедимость времени. В антропософии лев выступает как «страж порога», встречающий каждого, желающего постигнуть сверхчувственный мир. В его распоряжении восемь «печатей сокрытых» — символов магической власти над временной цикличностью. А здесь ему что-то мешает явить эту власть…
Пример межоконного декора, вызывающий множество ассоциаций…
Фото Марины Бреслав
Орнамент красив невероятно еще и своим внутренним звучанием. Внизу венки. Нет, то какие-то непрерывно движущиеся — из чего-то вырастающие, чем-то прорастающие — спирали… Спирали бегут, перекручиваются, достигнув Оси, замирают — к букету цветов ластятся, прижимаются. «Консенсунс» достигнут? Нельзя не видеть обратного движения… Спирали бегут, перекручиваются, распадаются, в какие-то вертикали превращаются, что напоминают свечи в подсвечниках или органные трубы, а может быть, то и другое вместе.
Орнамент исходит ТРАУРНЫМИ МЕЛОДИЯМИ…
и цветы здесь украшают надгробие…
Кого хоронят? Былой мир отпевают?
Сопоставление двух межоконных декоров — верхнего и нижнего…
Фото Марины Бреслав
Рассказ декора верхнего межоконного простенка (того, что слева), на мой взгляд, таков… Траурные мелодии вверх прорываются, расходясь в направлении четырех сторон света. Дубовым венкам и ветвям, что о победе должны возвещать, звучания труб не перекрыть — трагичного состояния, всеми переживаемого, не изменить…
В рассказе декора нижнего межоконного простенка (того, что справа), на мой взгляд, главным становится распространение звуков в направлении четырех сторон света. К Небу поднимаясь, Трагичная весть цветами прорастает. К Земле нисходя, становится Крестом. Распятия? Не, пожалуй, просто долженствования.
Одно из трех окон, называемых оппонентами «замочной скважиной»,
что расположены в центральном ризалите на пятом этаже здания.
Фото Марины Бреслав
И вдруг все меняет чудо-окно, называмое «замочной скважиной»! Рисовка оконного декора окна отражает не упадок сил, напротив, отражает она их воскрешение.
Декор стенки аттика.
Фото Марины Бреслав
На фасадной стене победу одерживает Гармония.
Ось симметрии успокаивает все и вся.
Ничего не случится, о господа, ни на фасаде, ни в Мироздании:
все находится в гармоническом состоянии…
Все соподчинено, соразмерено, уравновешено.
В таком доме не могут не царить Мир и Покой —
залог процветания…
Славу Миру поют венки из дубовых листьев на аттике.
Цветы, что тянутся вверх, правомерность их славословия
в пятикратном «Ура» подтверждают.
Медуза горгона побеждена: исчерпаны последствия раскола.
Везде, даже в человеческой душе, восторжествовало оно —
Великое триединство: Добро, Красота и Правда…
Слава грифонам — Стражам благополучия Мироздания!!!
Слава львам — Властителям циклического времени!!!
Женский крылатый маскерон по центру входного портала.
Фото Марины Бреслав
Судя по головному убору, крылатый маскерон в портале дома Эйзенштейна имеет древне-восточное происхождение. Значит, этот некто родственен Египетскому сфинксу, в женском образе воплощенному. Может быть, в лике Девы таится намек на богиню Изиду — олицетворение вечного цикличного возрождения непознанной, непостижимой мудрости и просвещённости? Может быть, это призрачное видение самой богини Истины, что утверждает неприкосновенность человеческого и Божественного знания, как того, что хранит сведения не только о Начале, но и о Конце Бытия.
Так незатейливо — через трактовку символов — мы подошли к Идее, что, возникнув в последней трети XIX века, обещала дать ответ мыслителям, обеспокоенным Судьбой Мира…
Долго «замочную скважину» рисовать, я предлагаю заглянуть в Квадрат — Праформу всего гармонического…
Источник Идеи — баллада немецкого романтика Иоганна Фридриха Шиллера «Статуя под покрывалом в Саисе» (центре жреческой философии в Египте). Источник источника — воспоминание, что на храме Изиды в городе Саис имелась надпись: «Я то, что было, есть и будет: никто из смертных не приподнимал моего покрывала».
В балладе жрец саисского храма объясняет своему ученику, что за покрывалом, скрывающим статую Изиды, таится сама Истина. Но никто не смеет коснуться этого покрывала, ибо только сама богиня может явить Истину миру. Ученик идет на преступление (запрета нарушение) и погибает, а Шиллер дарит человечеству откровение…
«КОГДА ПОГИБАЕШЬ ОТ УЖАСА ИСТИНЫ,
ТОГДА СПАСАЕШЬ СЕБЯ КРАСОТОЙ».
Достоевский истолковывает откровение великого романтика. Все мыслящие люди вторят ему в границах «pro et contra». Красота, что спустится с небес, становится всеобщим упованием. Здесь — в Спектакле на стене — красота связывается с Медузой горгоной, то есть пропускается через ужас самопознания.
И каков ответ? Его еще нет: заглядывай — не заглядывай в «замочную скважину», ведь впереди еще три акта, как положено в пятиричной древнегреческой трагедии…
