Не бывает неинтересных городов, но Антверпен — город особенный. Во-первых, не будучи приморским городом, он является морским портом, причем, вторым в Европе и третьим в мире по объему грузооборота. Во-вторых, это — крупнейший в мире центр торговли алмазами. В-третьих, в этом городе находится целое созвездие уникальных музеев. В-четвертых, это — «Город брошенной руки».
Антверпен — город особенный, соответственно, эмблема города-порта выглядит жутковато, это — отрубленная кисть руки. В центре Старого города установлено скульптурное изображение кисти руки. Старая соляная биржа, построенная свыше 500 лет назад, называется «‘Гульден Хэнд» (‘Золотая рука’). А туристские лавки и киоски города ломятся от сувениров, изображающих позолоченную кисть человеческой руки.
Согласно легенде, в излучине реки Шельды, на которой стоит Антверпен, некогда жил великан Дрюон Антигон. И брал он дань со шкиперов, направляющих свои корабли к Антверпенским причалам. Те, кто отказывался платить, лишались кисти руки. Римскому воину Сильвиусу Брабо удалось победить великана. Брабо отсек ему кисть и выбросил ее в реку. Отсюда и название города: Антверпен: Ант (hand) — рука, верпен (werpen) — бросать.
На втором плане — собор Богоматери с четырьмя работами Рубенса:
«Воздвижение креста», «Снятие с креста», «Воскресение Христа» и «Вознесение Марии».
И однако, главная достопримечательность Антверпена кроется в другом… Об Антверпене часто говорят: «Родина Рубенса». Здесь — на Зеленой площади в центре города — бронзовый Рубенс приветливо встречает прохожих. Он одет по-королевски, но у ног его лежит палитра с кистями… Кто бы ни прошел по площади, всякий приветствует великого фламандца поклоном или дружеским жестом. Здесь он — хозяин, он принимает гостей, предлагая им увидеть все, что есть в его городе хорошего…
В честь великого художника музыка звучит —
пиршество красок и сюжетов обещает.
Рубенс, которому сила вдохновения открыла все тайны гармоничного сочетания красок и всё могущество рисунка, — один из величайших живописцев не только своего времени, но и веков позднейших. Его работоспособность была баснословной, исчерпывающий каталог его произведений составить просто невозможно. Вряд ли найдется сколько-нибудь известная галерея, в которой не было бы полотен Рубенса.
Его творчество не оставляет никого равнодушным уже около 400 лет. У него столько же страстных поклонников, сколько и хулителей, которые обычно видят в нем лишь певца чувственных радостей и наслаждений, увлеченного только цветущей красотой обнаженного женского тела. Но имя Рубенса так громко звучит в истории, что никакие враждебные суждения уже не могут поколебать и ослабить того восторга, с которым это имя встречается.
Если по временам грубость и невоздержанность его эпохи отражались на его картинах, то и это мы не можем ставить в упрек великому живописцу.
Дарование Рубенса многогранно, и творчество его насыщено более сложными идеями, чем это может показаться на первый взгляд. Лучшие его творения венчают художника славой даже среди самых великих мастеров.
Громкая слава сопутствует художнику. Его называют «королем живописцев» и «живописцем королей». В 1624 году испанский король дарует Рубенсу титул дворянина с последующим правом наследования этого сословного звания. В двадцатые годы художник выполняет ряд заказов крупнейших европейских дворов. Его заказчиками становятся герцог Баварский Максимилиан, испанский король Филипп IV, английский король Карл I, королева Франции Мария Медичи.
По заказу Марии Медичи Рубенс в 1622–1625 годах пишет большую серию исторических полотен, посвященную жизни королевы.
Он создает особый тип исторической картины.
«В двадцати с лишним больших картинах он должен был представить различные эпизоды жизни и правления королевы, – пишут исследователи – Эпизоды сами по себе малозначительны, но гений Рубенса позволил ему разрешить эту неблагодарную задачу с исключительным художественным мастерством. Он сочетает в своем цикле элементы подлинной исторической живописи со всевозможными мифологическими фигурами, аллегориями, иносказательными намеками».
Со всех концов страны стекались в мастерскую Рубенса ученики. «Я до такой степени осажден просителями, – пишет Рубенс в 1611 году, – что многие ученики уже несколько лет ждут у других мастеров, чтобы я мог принять их к себе. Я принужден отклонить более ста кандидатов». Из мастерской Рубенса выходили не только живописцы, но также архитекторы, скульпторы, граверы.
Иоахим фон Зандрарт, один из первых биографов Рубенса, писал: «Он всегда сам сочинял композицию будущей картины на эскизе в две-три пяди высотой, по этому эскизу его ученики… писали картину на большом холсте, который он потом проходил кистью или сам исполнял наиболее важные места». Причем, как отмечал Зандрарт, Рубенс «тщательно обучал» своих учеников и «использовал их в соответствии с их склонностями и способностями».
В восторге от Рубенса Николай Михайлович Карамзин писал в «Письмах русского путешественника»: «Рубенс по справедливости называется фламандским Рафаэлем… Какие богатые мысли! Какое согласие в целом! Какие живые краски, лица, платья!»
Видное место в творчестве Рубенса занимают картины на мифологические и аллегорические сюжеты.
Здесь он почти не знал себе равных, и потому его полотна на эти темы вызывали бурю восторгов у современников, поражали замечательными познаниями художника в области античной истории и мифологии. Сам Рубенс в одном из своих писем говорил: «Я глубоко преклоняюсь перед величием античного искусства, по следам которого я пытался следовать, но сравняться с которым я даже не смел и помыслить».
В представлении великого живописца античное божество — это вечно юная и непобедимая сила, античная богиня — это воплощение изящества и красоты пышных, чувственных форм. Часто античный миф служит Рубенсу предлогом для демонстрации обнаженного женского тела, безотносительно к тому, дает ли он изображение «Суда Париса», «Трех граций» и т.д. И действительно, его картины на мифологические сюжеты для многих искусствоведов являются наиболее полнокровными среди всех творений художника, ибо Рубенс неподражаемо умел перекраивать античные формы на свой чисто фламандский лад. В таких картинах с особой силой сказываются гениальный живописный темперамент Рубенса, его стихийная чувственность и замечательное мастерство в изображении обнаженного тела, в знании анатомии которого он стоит вровень с другими величайшими живописцами мира.
Сюжет картины лежит вне рассматриваемой темы, но…
Это — грандиозная аллегория мировой гармонии в слиянии основных сил, на которых зиждется мир. Красота композиции, образующей роскошную пирамиду, красота колорита, бесчисленными нюансами передающего как бы самый трепет жизни, красота человеческого тела и покойная величавость жестов и поз создают на полотне эту гармонию, убеждают нас, что Гармония возможна в мире.
Рубенс — счастливый человек? Как все…
В 1626 году скончалась его любимая жена Изабелла Брант.
В одном из писем Рубенс с болью напишет: «Я потерял превосходную подругу… Эта утрата поражает меня до самых глубин моего существа, и так как единственное лекарство от всех скорбей – забвение, дитя времени, придется возложить на него всю мою надежду». За три года до этого горестного события Рубенс пережил другую тяжелую утрату – смерть двенадцатилетней дочери Клары-Сарены.
После смерти Изабеллы Рубенс неожиданно для многих оставил живопись и в ранге полномочного посла Испанских Нидерландов принял на себя ведение сложных дипломатических переговоров. В 1630 году он едет в Лондон и там подготовляет мир между Испанией и союзницей Голландии – Англией.
Конец дипломатической карьеры в том же году совпал с женитьбой Рубенса на шестнадцатилетней Елене Фаурмент, дальней родственнице покойной Изабеллы. В письме к другу художник писал: «Я взял молодую жену, дочь честных горожан, хотя меня со всех сторон старались убедить сделать выбор при дворе, но я испугался этого бедствия знатности и особенно надменности… Я хотел иметь жену, которая бы не краснела, видя, что я берусь за кисти…»
Несмотря на разницу в возрасте, поздний брак Рубенса
был счастливым союзом красоты и таланта.
Но сначала пусть покажет себя Рубенсовская Юдифь, занятая мужским делом: усекновением голов своими — не по-женски сильными — руками. Красивый был мужчина — говорит старая служанка, будто привычно разглядывает свиной окорок на блюде. Это — не Рубенс: не под стать ему такие бесчеловечные сюжеты. Зато это — Юдифь с головой Олоферна.
Что то чувствую родное в этой по-советски ликующей женщине, что, утратив женственность, выполнила священный долг перед родиной. Ну, за что я так, ведь это же — великий Рубенс… с откликом на вечную тему, что любому государственному строю не будет чужда…
Представляю известную картину неизвестного художника. Что сказать о ней? То — самый отвратительный натюрморт, который я когда либо видела. Голова отрублена и жива, змеи хотят уползти и не уползают. Во всем какая-то нечистая сила с нашим воображением в запредельное играет. Больше о ней не скажу ни слова. Нас интересует другая «Голова Медузы» — Рубенса…
В 2007 году грянуло в Петербурге известие…
«В Эрмитаж, в рамках проекта «Выставка одной картины», прибыло полотно Питера Пауля Рубенса «Голова Медузы» (1617-1618) из собрания Художественно-исторического музея Вены. К ее отличительным чертам можно отнести сравнительно небольшой размер. И сюжет, который назвать привлекательным и тем более приятным нельзя.
После этих слов у многих может возникнуть вопрос стоит ли идти в музей, известный своим обширным собранием работ фламандского мастера (кстати, изображение Медузы в Эрмитаже имеется, если присмотреться, то ее голову можно найти на полотне «Персей и Андромеда»), для того чтобы посмотреть на это произведение?
Ответ один — да, стоит. Во-первых, придя на эту выставку, зритель откроет для себя Рубенса. Откроет, что кисти великого живописца был подвластен не только танец жизни, который олицетворяют его вакханалии, но и смерти. А вместо привычного тепла рубенсовской живописи холодную синеву первоначального колорита, освобожденную из золотого плена старого лака. К тому же в этой скромной на вид картине ключ к пониманию эпохи барокко. Так, что воспринимать этот макабрический натюрморт, лишь как прототип современных фильмов ужасов, не стоит».
Франс Снайдерс. «Рыбная лавка». 1613
На протяжении столетий история Персея, греческого героя прервавшего антиобщественную деятельность младшей из сестер Горгон, привлекала внимание художников. Но только в эпоху Барокко мастера уделяли такое внимание самой Медузе. Изображения Медузы выходят из-под кисти главного живописца эпохи Рубенса, и из-под резца величайшего скульптора — Бернини. В камень зрителей они, конечно, не обращают, но кратковременное оцепенение даже у современной весьма искушенной публики вызвать могут.
Барокко — время, когда ценилось все необычное и странное. Время, когда художники стремились вызвать в сердце зрителя трепет. Трепет восторга и ужаса одновременно. В данном случае восторг вызывает мастерство живописца, а ужас сам предмет, изображенный им.
Наравне с диковинным, зрители эпохи Барокко ценили превращения и мистификации. Причудливый предмет сам по себе не привлекает внимание, но если он является не тем, чем кажется на первый взгляд, оценивается эстетически весьма высоко. Так Медуза, согласно мифу, некогда была прекрасной девушкой, которую то ли за красоту, то ли за гордыню капризные и мстительные олимпийские боги обратили в чудовище. Похоже, художник, рисуя искаженное смертью лицо Медузы, руководствовался именно этой легендой.
Итак, перед нами — мертвая голова Медузы со сплетающимися в кольца зловещего вида змеями. Правда, по мнению специалистов, Рубенс в основном изобразил вполне безобидных ужей. Голова, по воле богов, мертва, ее волосы живы. Извивающиеся клубки разноцветных гадов наводят на мысль, что меч Персея открыл путь последнему превращению Медузы.
Еще чуть-чуть — и проклятие спадет.
Змеи уползут прочь, и под печально известным париком
откроются вечно живые золотистые локоны.
Красота победит чудовище…
«Голова Медузы» была предназначена не для картинной галереи. Подобные произведения экспонировались в кабинетах редкостей. Кто был заказчиком этого шокирующего полотна, установить пока не удалось. Однако известно, что к 1635 году она находилась в коллекции герцога Бэкингема, сына персонажа из «Трех мушкетеров», который вполне вероятно и заказал ее. Также есть версия, что некоторое время картина могла находиться в руках английского короля Карла I. Того самого, чья история продемонстрировала миру, что головы теряют не только сказочные чудовища, но и политически недальновидные монархи.
Есть предположение, что змей писал не Рубенс, а Франс Снейдерс — его друг, взявший на себя самую тяжелую — антихудожественную — задачу. Я думаю, здесь цель оправдывает средства. Такого апофеоза красоты — от обратного — не возникнет больше никогда.
<— Жизнь после смерти — МЕДУЗА В ТЕАТРЕ БЕРНИНИ…
Жизнь после смерти — КРАСОТА ПО КЛИМТУ… —>