Чтобы постичь суть Венеции — Города над Водами,
нужно увидеть, увидеть непременно,
как из тумана рождается Город,
и как он исчезает — возвращается в черную ночь…
Пусть закрутится колесо:
Рождение — Смерть, Смерть — рождение.
Верчение колес — заклинание Времени:
заклинание во Спасение…
Что — волны романтики заплескались в душе? Гоните…
В названии вокзала запечатлено имя Святой Лючии Сиракузской — великомученицы. Вот так у нас в Венеции, того и гляди попадешь впросак…
Прибыли.
Что делать? Поискать гостиницу подешевле — требует попутчик.
Только вперед — отвечаю я. Впереди — Большой канал,
остановка «Ferrovia», что значит — Железнодорожный вокзал.
Плывем, уже плывем по Большому каналу в трамвайчике речном. Повернешь голову в одну сторону — стоят красавчики сплошной стеной, обветшавшие, не напомаженные и от того — обворожительнее. И все же — лучше не смотреть: закружится голова от обилия впечатлений.
Повернешь голову в другую сторону — стоят красавчики, молча соревнуются в своей обольстительной красоте. Лучше ни во что не вглядываться, а то замрешь от восхищения — трамвайчик уйдет, а ты здесь навсегда останешься…
Впереди — церковь Санта Мария делла Салюте…
Вперед смотреть тоже нельзя, такие силуэты в воздушной перспективе возникают, что хочется от восторга кричать, не в силах сдержать эмоций. Плыть по Гранд каналу — эмоционально-эстетическое издевательство терпеть. Кто-то способен выдерживать пытки, я — нет.
Впереди — церковь Санта Мария делла Салюте…
Делаю то, что делала всегда, плавая на речном трамвайчике по Неве… Смотрю широко открытыми глазами, не останавливая внимания на отдельных деталях. Возникает самое восхитительное ощущение — трехмерного пространства, что движется, плывет, как ему позволяет Лагуна, как ему разрешает Время…
Проплыла и ничего не увидела? Детали позднее сами всплывут,
каким-то образом вынырнув из отключенной памяти.
Целое в сути своей запечатлеется навсегда.
Проверяла не раз… В чем открывшаяся суть?
ВЕНЕЦИЯ — ГОРОД НАД ВОДАМИ,
СТАРАЮЩИЙСЯ СВОЕЙ КРАСОТОЙ
ПЕРЕЖИТЬ СОБСТВЕННУЮ СМЕРТЬ.
Все, казалось бы, это знают, неоднократно повторяют, но… Многого стоит возможность подобное свойство Города всем сердцем ощутить…
Кампанила, библиотека Сансоверино, Пьяцетта, Дворец дожей…
Конечная остановка на Гранд Канале — «Сан-Марко».
Все. Впереди — цель путешествия. Если бы не включила четырехмерное восприятие, такой «встречи» не смогла бы пережить. Как загипнотизированная выхожу на остановке «Сан-Марко» — конечной на этом маршруте. Несколько пассажиров пребывают в подобном же состоянии. Значит, и они увидели Венецию в «первый раз»…
(позднее, чем вызвано название, расскажу).
Я вместе с толпой по сю пору теку…
В суетной толпе проходим мимо Пьяцетты, Дворца дожей… Автоматически вздыхаю, глядя на «Мост вздохов». За тюрьмой поворачиваем налево и видим частную гостиничку с мансардным этажом. Комнатка в нем — наша! Никто не возражает… Комнатка со ставнями, открывающимися на канал, да еще с наивно-милой люстрой из муранского стекла…
Похоже, провидение меня сюда привело.
и Новыми прокурациями…
Пока благоустраивались, в Венеции резко, неожиданно грянула черная, бархатная Ночь. Точнее — поздний вечер. Мы отправились бродить по Городу. По-моему, именно такой — расплывающейся в моих глазах, полных слез, я увидела площадь Сан-Марко…
Ночь в черном бархатном наряде все пеленой укрывала, в призраки превращала. Я начинала бояться, как мне увидеть это днем — во всем обилии его сказочного декора. Утону, в архитектурной многоречивости захлебнусь…
Под воздействием по-петербургски строгой планировки прокураций возникла разумная мысль и начала разрабатывать план, как смотреть Венецию, чтобы постигнуть в хаосе красивых ухищрений что-то главное, что-то важное, что-то помогающее разбираться в Мироустройстве…
Мы были в Венеции в феврале — в пору Карнавала. На Пьяцетте рядами стояли горки с масками. Уже уезжая, я купила две маски — белую и золотую. Они у меня над аркой в квартире висят. Дети говорят — какие страшные. Я отвечаю — потому что мертвые.
Как постичь Город, в котором везде на тебя смотрит Смерть?..
И вдруг я поняла: нужно увидеть, увидеть непременно, как из тумана рождается Город и как он возвращается в черную ночь.
Пусть закрутится колесо: Рождение — Смерть, Смерть — рождение.
Верчение колес — заклинание Времени.
Их вращал в Петербургском небе царь Петр, так и не побывавший в борющейся со Смертью Венеции, наверное, потому что для него «Венецией» был Амстердам, утверждающий Счастливую жизнь…
Посмотрите, посмотрите при подобной подсветке особенно красив мост Риальто — один из пяти, переброшенных через Гранд Канал, в красоте ему не уступающих.
Могу я хоть о чем-нибудь говоря, не упомянуть о Смерти?
Могу: мосты соединяют два берега, между которыми текут Воды.
Текущие Воды — это Время. Адриатическое море и, особенно,
Лагуна со стоячей водой — Вечность, что — не Время.
Значит, мосты, в своей высокой символике, — Врата в Вечность.
Видите, ничего про Смерть не сказала, если не думать о том,
что взаимоотношения Венеции с Водой — как натянутая стрела,
что в любое мгновение может сорваться в смертельном полете…
Автор базилики — архитектор Андреа Палладио, у которого учились архитектуре петербургские зодчие. Значит, перед нами — не мертвое (неизменное) Совершенство, а живое: способное обрести пространственно-временную длительность.
Многое можно увидеть в Ночи, но…
Будем ждать Рассвета…
Все четыре дня я выходила из своей гостинички в 5 часов утра, чтобы пережить всю цепь переходов Ночи в Утро. Подобные преображения в наряде Ночи я тоже видела: черный бархат становился жемчужно-серого цвета парчой, играющей темными (глухими) и светящимися (серебристыми) оттенками…
Да-да, в плотном тумане — жемчужном — трудно что-либо разглядеть, кроме первого плана. И не только разглядеть, но даже и услышать! Представьте себе: стоит оглушающая Тишина, которую пытаются разбудить легкие всплески весел и волн…
Не могу отделаться от ощущения,
что сваи с фонарями отмечают Путь, ведущий Туда.
Каждый знает Куда…
Пусть явится Бог Саваоф и произнесет: «Да будет Свет!»
Без Его помощи солнцу не воссиять над Венецианской лагуной…
Туман тает. Город обрести реальность обещает.
Тишина уже не оглушает. В ней играют всплески волн,
которыми управляет гондольер — Харон…
«Режимное время», когда еще горят фонари, но лишь затем,
чтобы оживить картину раннего утра…
Под аркадой установлены мраморные скамьи.
На них можно сесть. Но лучше этого не делать,
потому что захочется здесь навсегда остаться…
«Режимное время», когда еще горят фонари, но лишь затем,
чтобы оживить картину раннего утра…
Мне вид на еще пустынную Пьяцетту, принадлежащую не солнцу, а туману, кажется самым красивым из всего, что мне удалось увидеть в жизни.
Если окажетесь в Венеции в этом месте, в этот же час,
осторожно идите, меня не спугните: здесь моя душа обитает,
за Венецию прекрасную молясь…
«Режимное время», когда еще горят фонари, но лишь затем,
чтобы оживить картину раннего утра…
Если окажетесь в Венеции в этом месте, в этот же час,
осторожно идите, меня не спугните: здесь моя душа обитает,
за Венецию прекрасную молясь..
Плотный туман еще не позволяет увидеть остров Сан Джорджо Маджоре…
В Петербурге такие светопреставления тоже нередки. Туман спустится на Неву и закроет ряды дворцов на противоположно берегу. Идешь по окаёму Заячьего острова и не знаешь, Прекрасный град еще есть или его уже нет…
позволяя лишь любоваться изысканной красотой венецианских фонарей…
Поутру венецианские фонари мне кажутся канделябрами в храме,
в котором идет служение Красоте…
Говорят, нынешние венецианцы считают туристов причиной своих проблем.
Тогда зачем же они пустили в Город лайнеры?
Среди молящихся в Храме нет тех, кто верит в Красоту?
Они безразличны ко всему? Они глухи и слепы?
Господи, их прости… Господи, Храм пощади…
В тумане проявился силуэт острова Сан Джорджо Маджоре…
Каково светопреставление?
Прохожие по набережной идут,
мимо всего проходят…
и силуэты на дальнем плане обретают резкость…
что един с Небом, Водой и Городом, еще принадлежащем туману…
Когда я приводила детей на Неву, всегда просила их: закройте глаза и замрите, потом медленно-медленно глаза раскрывайте…
Что вы видите?
Сказку! Чей-то сон! Мечту!
Вдруг став взрослыми, отвечали дети.
Когда я приводила детей на Неву, всегда просила их: закройте глаза и замрите, потом медленно-медленно глаза раскрывайте…
Что вы видите?
Сказку! Чей-то сон! Мечту!
Вдруг став взрослыми, отвечали дети.
В решении моста использована одна тема — сопряжение арок.
Арка — символ Неба. Воды — символ Времени.
Время Венеции под Небом течет в ритме движения арок…
В канале стоячая вода, превращающаяся в зеркало.
Арка моста в зеркале отражается — в Круг замыкается.
Что дальше? Рассудите сами, господа…
Вода стоячая — тоже зеркальная.
Но, есть перспектива, что куда-то зовет,
что куда-то ведет в иллюзорном тумане…
Куда? Кто догадался, господа?
Откуда он прибыл? Из Ночи…
То — памятник грозному кондотьеру Бартоломео Коллеони. Автор памятника — Андреа Верроккио, который работал над скульптурой с 1481 по 1488 годы. Коллеони неоднократно совершал подвиги во славу Светлейшей Республики во время войны против Филиппо Марии Висконти. Он завещал часть своего огромного наследства Венецианской республике при условии, что ему будет воздвигнут памятник на площади Сан Марко. Статуя была создана, однако закон запрещал установку памятников на этой площади. Тогда было решено поставить его на Кампо Сан Дзаниполо перед Скуолой Гранде ди Сан Марко.
Петербург связан с Венецией многими узами. Эта конная статуя стоит в ряду, что стала «Великим конем», на котором восседает «персона в цветущем возрасте» — царь Петр, выехавший по воле своего правнука Павла I из врат Михайловского замка.
Всадники идут по пространствам-временам…
Собор Сан Марко в утреннем тумане…
Туман не уходит.
Иллюзии не прекращаются.
Туман не уходит.
Иллюзии не прекращаются.
Сосредоточив в себе силу протекших веков,
здания в очередной раз пытаются реальность обрести…
Обретут?
Призраками былого останутся?
Похоже, утренний туман почти растаял.
Дневное время входит в свои права…
за островом Сан Джорджо Маджоре…
«Печальные люди, усталые люди,
Проснитесь, узнайте, что радость близка!
Смотрите, как ширятся полосы света,
Как радостен бег закипающих пен!
Как море ликует! Вы слышите — где-то —
За ночью, за бурей — взыванье сирен!»
И мы пробуждались для новой надежды,
Мы знали: нежданная Радость близка!..
Александр Блок…
Вот и все: Солнце взошло…
Верю, будет очередной Прекрасный день,
украшенный красотой венецианских зданий,
как ожерельями с драгоценными каменьями…
Заката Солнца в первый день пребывания в Венеции
ждать не будем. Есть другие планы…
Связаны эти планы с церковью на набережной (здесь ее не вижу). Второе имя ее — церковь Джузеппе Верди, что свидетельствует о том, что в ней исполняют произведения именно этого композитора. Я днем зашла в церковь, увидела афишу, постояла в задумчивости и поняла: ничего с собой поделать не могу — иду…
Ночи ждать не буду.
Она и без моих ожиданий придет и заставит меня
рассказывать о Путях, что ведут к Смерти…
Я иду слушать «Реквием» Джузеппе Верди.
В церкви на острове Джудекка будет звучать концерт
из произведений Антонио Вивальди.
Лучше бы послушать Вивальди…
Нет. Мой удел — в Венеции слушать Верди…
Символично-сюрреалистичное преломление
в воображении художника из Риги Сержа Сунне…
И эта картина, и следующая точно передают ощущения,
возникающие при прослушивании «Реквиема» Верди
в укрытой Ночью венецианской церкви…
Если от соблазна пережить Ужас не устоите,
послушайте это произведение в исполнении маэстро Темирканова.
Он мудр: позволяет увидеть светлый выход из самой мрачной Тьмы
8 февраля 2011
ВЕРДИ. Реквием
Оркестр и хор Академии Санта-Чечилии
Дирижер — Юрий ТЕМИРКАНОВ
Красимира СТОЯНОВА сопрано
Ольга БОРОДИНА меццо-сопрано
Франческо МЕЛИ тенор
Орлин АНАСТАСОВ бас
Юрий Темирканов прибыл со звездным квартетом солистов, «перерассаженным» оркестром и изменённым балансом, и преподнёс нам совершенно «новый» Реквием Верди. Кажется, нет предела тому, что музыкально умный дирижер может найти в этом шедевре. А я думал, что я знаю Реквием досконально!
Юрий Темирканов своей динамической раскраской привнес в Реквием немного русской погоды. Пианиссимо было окутано таинственной, угрожающей пеленой тумана; пианиссимо особенное, не в последнюю очередь из-за своего постоянства, дающего ощущение растяжения в вечность. Апокалиптические громовые вспышки были замёрзшими и суровыми, как сибирская зима — звуки, охлаждающие слушателя до мозга костей. Непримиримые и бескомпромиссные.
Все эти звуки были продуманы до последней детали. Дирижер разместил басовые инструменты оркестра справа, высокочастотные инструменты слева от себя, литавры и барабан поднял на платформу позади оркестра.
Ольга Бородина устремилась на сцену и своей первой нотой буквально взорвала аудиторию. Или так казалось. Эффект был сокрушительный. Голоса такого размера просто не найти больше. Даже за пределами территории бывшего СССР. Контральто, с его яркими обертонами, нынче не в моде. Но замечательно то, что такой «решительный партнер» Бородина очень подходит Темирканову. Вдобавок к Богом данному инструменту она обладает ещё и безупречной русской вокальной техникой. Почти только на бывших советских территориях певцов по-прежнему учат производить такой звук, будто микрофон никогда и не был изобретён. Такое пение естественно для них. И легко. В диалоге тенор покраснел от напряжения, в то время как она, накрывая громадой звука всех и вся, просто открывала рот.
Джек Бакли
Венеция пешеходная под опускающийся занавес—>