выполненный Джорджем Фредериком Уотсом. 1870-е годы.
Человек не остается одинаковым всю жизнь.
Можно просто взрослеть, набираясь мудрости.
Можно совершить что-то недозволенное,
и это что-то разделит жизнь пополам,
вопреки попыткам вновь все склеить, залатать.
Таким «что-то» была для Россетти смерть Лиззи,
позволившая в отражении ее увидеть самого себя.
Хорошим? Плохим? Таким, как есть, без оправданий.
Джейн Бёрден родилась в Оксфорде, где жили её родители — Роберт Бёрден и Энн. Отец работал конюхом на извозчичьем дворе, а мать была неграмотной и, скорее всего, приехала в Оксфорд, чтобы работать прислугой. О детстве Джейн известно очень мало, однако ясно, что оно прошло в бедности и лишениях.
Имя мифической обладательницы волшебного ларца
со всеми бедами и крошечной Надеждой… на самом дне.
В октябре 1857 год Джейн со своей сестрой Елизаветой пошла на спектакль театра Драри-Лейн, где Джейн заметили художники Данте Габриэль Россетти и Эдвард Бёрн-Джонс. Они входили в то время в группу художников, писавших в 1857 г. фрески со сценами из книги «Смерть Артура» английского писателя Томаса Мэлори в Оксфордском союзе. Художники были поражены красотой Джейн и уговорили ее позировать им.
Бог-кузнец создал Пандору из воды и земли. Обладала она сверхчеловеческой силой. Взгляд ее и мелодичный голос были подобны голосу и взгляду бессмертных богинь.
Красота Джейн притягивала своей непохожестью на других, незаурядностью. Высокая, смуглая, худая, с крупными чертами лица и непослушными вьющимися черными волосами — она не вписывалась в каноны классической красоты викторианских барышень. Ее внешний вид с длинной шеей, густыми темными бровями и копной густых черных вьющихся волос как будто окутывала атмосфера таинственности.
Афина-Паллада – дочь Зевса — выткала для Пандоры великолепные одежды. Златая Афродита – богиня любви — придала ей неотразимую прелесть. Гермес наделил изворотливостью и хитрым умом.
Уильям Моррис сделал девушке предложение, которое она приняла. Уильям Моррис (William Morris) (1834–1896) — английский поэт, художник и общественный деятель, друг Россетти, член «Братства прерафаэлитов».
После обручения, Джейн Моррис начала брать частные уроки, выучила французский и итальянский языки, стала искусной пианисткой. Её манеры и речь настолько преобразились, что современники характеризовали её как «царственную» особу. Позже она вошла в высшее английское общество. Существует легенда, что именно Джейн Бёрден послужила прототипом для героини «Пигмалиона» Бернарда Шоу — Элизы Дуллитл.
Сойдет к ней, чтобы тотчас встретить смерть?». СМЕРТЬ…
Хариты надели на прекрасную деву одежды, сияющие подобно солнцу. Орлы возложили на её роскошные волосы венок из благоухающих вешних цветов. Гермес вложил в её уста льстивые и лживые речи. Боги назвали свое создание Пандорой, так как она получила дары от многих.
Эпиметей — брат Прометея — женился на Пандоре,
и миф завершился, как должно: губительная красота
принесла на землю много горя и бедствий…
Есть свидетельство, как на самом деле выглядела Джейн,
а не только в воображении влюбленного в нее Россетти…
Известный писатель Генри Джеймс так описывал свой визит к Моррису и саму Джейн Бёрден: «О, моя дорогая, что это за женщина! Она прекрасна во всем. Представь себе высокую, худощавую женщину, в длинном платье из ткани цвета приглушенного пурпура, из натуральной материи до последнего шнурка, с копной вьющихся черных волос, ниспадающих крупными волнами по вискам, маленькое и бледное лицо, большие темные глаза с густыми черными изогнутыми бровями… Высокая открытая шея в жемчугах, и в итоге — само совершенство…
Есть свидетельство, как на самом деле выглядела Джейн,
а не только в воображении влюбленного в нее Россетти…
…На стене висел ее портрет почти в натуральную величину кисти Россетти, настолько странный и нереальный, что если бы вы его видели, то приняли бы за болезненное видение, но необыкновенной похожести и верности чертам. После обеда… Моррис прочитал нам одну из своих неизданных поэм… а его жена, страдая от зубной боли, отдыхала на софе. Мне казалось, что было что-то фантастичное и удаленное от нашей настоящей жизни в этой сцене: Моррис, читающий плавным античным размером легенду о чудесах и ужасах (это была история Беллерофонта), вокруг нас живописная подержанная мебель квартиры (каждый предмет — образчик чего-либо), и, в углу эта сумрачная женщина, молчаливая и средневековая со своей средневековой зубной болью».
«сумрачной женщины, молчаливой и средневековой»,
по характеристики Генри Джеймса. Вызывающей чувство
любви-подчиненности, не могу не прибавить я.
В 1860 году две пары молодоженов, чета Россетти и чета Моррис, проводили большую часть времени вместе. Когда Элизабет умирает, Россетти негде искать поддержки, кроме как у «сумрачной, молчаливой, средневековой» Джейн…
Моррис допускал роман жены со своим близким другом, так как не хотел видеть Джейн несчастной и, как убежденный социалист и идеалист, не считал ее своей собственностью, давая право на самостоятельный выбор. При этом, будучи нерешительным человеком, Моррис не стал выяснять отношения, а уехал надолго в Исландию. Из поездок он привез переводы скандинавских саг и большую поэму о Сигурде.
Все участники «любовного треугольника»
были достойными друг друга людьми…
На мой взгляд, то — самое «очеловеченное» изображение Джейн
в традиционном английском пейзаже. Параллель — сонет Россетти
из «Рощи ив», окутанный печалью и побеждающий
Рисовал художник свою музу постоянно! Иногда он смешивал черты обеих возлюбленных – умершей Лиззи и всегда находящейся рядом Джейн, но, по сути дела, всю жизнь он писал одно и то же — Прекрасную даму. Особенную, в сравнении с другими художниками, — свою…
Увы! круты уступы в Роще ив,
Там бледный молочай, щавель кровавый.
Увы! их листья, душу полонив,
Хотят её убить своей отравой.
Пусть лучше ею жизнь пренебрежёт,
Чем Роща ив прервёт её полёт !
Картина написана на лучшй сонет Россетти (так говорят) сразу после эксгумации могилы Лиззи Седдал. Он достал стихи, подаренные ей, и словно в расплату стал уходить в безумие…
В 1872 году пошла волна анонимных жестоких нападок на работы Россетти. Он всегда отличался чувствительностью по отношению к любой критике, поэтому испытал нервное расстройство и даже предпринял попытку самоубийства. Еще два года художник жил в Келмскотт Мейнор, а Джейн оставалась рядом с ним.
Я помню только, что, за ней влеком,
И жизнь, и слёзы милой над ручьём
Я пил — мне больше видеть не дано их,
И чувствовал, что светлый лик Любви,
Стеная, мне на шею надавил,
И нимб его окутал нас обоих.
В картинах 70-ых годов часто присутствуют литературные или мифологические персонажи, связанные с несчастливой любовью,
или наоборот – погруженные в себя и свою красоту.
Из мифов известно, когда Прозерпина собирала на лугу цветы, ее заметил Плутон, царь Подземного мира. Воспылав любовью, он умчал ее на колеснице, заставив бездну развернуться перед ними. Отпуская на Землю, Плутон дал ей вкусить зернышко граната, чтобы она вернулась к нему. С той поры Прозерпина треть года проводила в Царстве мертвых и две трети года — в Царстве живых.
Богиня ждет бесстрастно
Под блеклою листвой,
И смертных манит властно
Бессмертною рукой
Она в свои твердыни,
И поцелуй Богини —
Холодный, точно иней, —
Страстнėй любви земной.
Алджернон Чарльз Суинберн «Сад Прозерпины»…
Одна из самых знаменитых картин мифологического плана.
Представлена женщина андрогинного типа, с мощной шеей, что мраморной колонной, полными чувственными губами, массивной линией подбородка.
На картине Россетти Прозерпина погружена в мечтательно-грустное созерцание. Ее чувственная и одновременно мистическая, тревожная красота подобна романтическому видению — глубокие, затененные серые глаза, тяжелые волны волос, трагический разрез губ, всевозможные оттенки зеленого на одеждах подчеркивают ее чувственность.
Алджернон Чарльз Суинберн «Сад Прозерпины»…
Здесь нет сиянья рая
И пыток Сатаны;
Всё, что прекрасно было
И нас с ума сводило —
Ум, красота и сила, —
Здесь превратилось в сны.
Астарта считалась одновременно и доброй и жестокой.
Придавая ей черты Джейн Моррис, Россетти, вероятно,
хотел сказать этим нечто о своих связанных с Джейн мучениях.
«Двуалмазный, таинственный рог» поэмы Эдгара По сияет и за плечом россеттиевской Астарты, нарочито чувственной, андрогинной, с широкими мужскими плечами и тяжёлыми руками. Астарту часто называют «тёмной стороной женственности», являющей в себе ужас языческой красоты.
Астарта является такой же основополагающей Богиней — Матерью Мира у всех народов, как и основной у всех народов Бог — Солнце.
В классическую эпоху Астарта считалась богиней Луны.
Символом Астарты служили два рога, олицетворявших Силу.
Но когда уже ночь постарѣла,
И на звѣздныхъ небесныхъ часахъ
Былъ намекъ на разсвѣтъ въ небесахъ,—
Что-то облачнымъ сномъ забѣлѣло
Передъ нами, въ неясныхъ лучахъ,
И внезапно предсталъ серебристый
Полумѣсяцъ, двурогой чертой,
Полумѣсяцъ Астарты лучистый,
Очевидный двойной красотой.
(пер. К. Бальмонта)
С картинами 70-ых годов публика познакомилась и оценила талант художника, только через два месяца после его смерти (1882 год) на выставке, организованной в его память.
Открылась тоска и трагедия безгранично одинокого художника, внутри которого пылал яростный огонь воспоминаний — надежд, отчаяний, заблуждений — болезненных видений…
Любимая, нам в этот вечер летний
Все вещи, как и днём, принадлежат.
Мы видим синевеющий закат
И солнце, что горит всё незаметней.
Так вольно дышит грудь, и боли нет в ней,
Любовь нас оградила от утрат.
Давай уснём, пусть горести молчат,
Нас возвращая радости последней.
Придёт зима. Земля замрёт, одета
Слоистым снегом, блещущим едва
Сквозь тёмные, нагие дерева.
Но был минувший день любимым лета,
И солнцем вся душа его согрета,
Спокойно сердце, и любовь жива.
(«Поздний огонь». Россетти)
Пульс утренней зари с неспешной сменой
Созвучий; день, свернувшийся цветком;
Май, нежно ожививший всё кругом;
Июнь, прославлен песней вдохновенной;
Счастливый миг в ладони у вселенной —
Кто помнил их в том вихре огневом,
Когда она, с блистающим лицом,
По комнате прошла обыкновенной?
Живой покров любви скрывал едва ли
Её шаги — так лилия цветёт
И проплывает лебедь-галиот.
Отрада тем, кто всё грустней вздыхали,
Расставшись с ней, и океан печали
Тому, кто лишь слова о ней прочтёт.
(«Шествие Красоты» — Россетти)
Россетти установил особый канон женской красоты, скрывающий в себе эстетизированную тоску по легендарным временам и средневековью. На его полотнах представлены так называемые «парализующие красавицы». Лица и позы его героинь выражают эгоцентричную меланхолию.
Пью медленно медвяный солнца свет,
Густеющий, как долу звон прощальный;
И светел дух печалью беспечальной,
Весь полнота, какой названья нет.
(перевод Вячеслава Иванова).
Параллель — сонет Россетти из «Рощи ив»,
рассказывающей о Вечной любви к Прекрасной даме…
С ухудшением душевного здоровья Россетти увеличивается его зависимость от Джейн, он был одержим ею и посвятил ей огромное количество полотен, обессмертив ее имя так же, как и имя Элизабет Сиддал. Среди самых известных его работ последнего периода — «Дневные грезы», написанные за два года до смерти.
Глаза Любви глазами стали милой,
И крылья наполняли с чудной силой
Моё сухое сердце влагой струй.
Тут водоросли стали волосами,
И губы милой подарили сами
Моим губам журчащий поцелуй.
Параллель — сонет Россетти из «Рощи ив»:
«Любовь запела: в голосе тоска,
Видения, встающие из пыли…»
Россетти создал эту великолепную картину уже после того, как Джейн перестала регулярно позировать для него; основой послужила более ранняя зарисовка, на которой она сидит под деревом в местечке на Темзе, где Россетти делил дом с семейством Моррисов. Книга на коленях говорит о ее любви к чтению, платан с нераспустившимися бутонами — о наступлении весны, побег жимолости в руке Джейн — символ преданности.
Любовь запела: в голосе тоска,
Видения, встающие из пыли,
Так души, что родились бы и жили,
Поют, когда их смерть долга, горька.
Я видел толпы дней издалека,
Припавшие к деревьям: не они ли,
Созданья эти, ею, мною были,
Утраченные дни без языка.
Параллель — сонет Россетти из «Рощи ив»:
«И наши взгляды встретились устало
В пустом ручье, и в лютне зазвучало
Прошедшее, и плакал я по нём»…
В 1877 году у Россетти произошел очередной нервный срыв. Джейн решила окончательно порвать с ним. Она начала понимать, насколько расшатанным стал рассудок художника, постоянно ослабляемый алкоголем и наркотиками. Остаток жизни (еще 5 лет) Россетти провел затворником. Однако дружеская переписка между ними продолжалась вплоть до самой смерти Россетти в 1882 году.
С Любовью вместе над лесным ручьём
Спокойно мы склонились, как бывало.
Отрешено, лицо её молчало.
Она лишь лютню тронула потом
(С певучей тайной не был я знаком),
И наши взгляды встретились устало
В пустом ручье, и в лютне зазвучало
Прошедшее, и плакал я по нём.
Повтор сюжета, рожденного любовью к Беатриче-Элизабет…
Сопротивляясь, ставлю эту картину. Причины? Повтор сюжета, на мой взгляд, только на мой, еще раз — уже в третий — заставляет Россетти совершить предательство по отношению к Лиззи. Беатриче — только она: единственная и незаменимая Мадонна кваторченто в сиянии золотых волос. Холодные, андрогинные роковые женщины — источник страданий, а не любви. Но…
Подмена явного воображаемым — свидетельство
душевной болезни, позволившей Россетти,
как того требовало его имя — Данте,
«пройти свой жизненный путь лишь до середины»…
Когда не стало Россетти, Джейн Моррис сказала: «Если бы вы знали его, вы бы полюбили его, и он бы полюбил вас — все, кто знал его, были увлечены им. Он был совершенно не похож на всех других людей».
Джейн Моррис, в любви к которой, после смерти Элизабет Сиддал,
он находил свое спасение, болезненное, по настоящему не согревающее, лишь превращающееся в портреты-заклинания…