Первые архитекторы Петербурга

В Московии возводили палаты, храмы и монастыри бродячие артели строителей: мастера «со товарищи». Например, Яков Григорьевич Бухвостов за один сезон ставил белокаменные церкви и в Москве, и в Рязани, кроме того и в Иосифо-Волоколамском монастыре успевал поднять стены с шатровыми башнями.

Потом, при Петре, деятельность местных артелей иссякла. Будто исчезли русские зодчие, столь искуссно ставившие вертикали церквей в пространственных безмерностях. Будто умения их «товарищей», способных раскрыть душу и дерева, и камня, хватило лишь на выполнение «черной работы». Жутковато становится от этого незаметного на равнодушный взгляд будто. Рассказывает оно, как лишившись общественного спроса-заказа, исчезают даже высокоразвитые культуры. Исчезают! Не будем спешить с выводами, лишь приступая к рассмотрению истории Петербурга, начавшего сзывать иноземных архитекторов. Откуда и каких?

В конце XVII века города Италии окончательно утратили свое былое могущество: время их земной славы истекло. Итальянские художники оказались перед необходимостью искать заказы при других дворах Европы. Начало XVIII века для Франции тоже не обещало создания новых Версалей: долгий «золотой век» Людовика XIVклонился к упадку, страна была истощена войнами, обременена долгами.

Петр I понимал, «многие мастеровые люди будут искать фортуны в иных государствах». И повелел Российский царь своим посыльным найти в европейских столицах архитекторов, что смогли бы построить ему город не хуже, чем у «чужих королей».

1 апреля 1703 года Андрей Измайлов, русский посол при дворе датского короля Фредерика IV, подписал в Копенгагене договор о службе в России с десятью итальянцами. Удачным получилось соглашение: среди подписавших договор значился Доменико Трезини, что, начав с мазанковой башни «Кроншлот», воплотит в камне самые светлые чувства первопетербуржцев.

Трезини родился в 1670 году в, так называемой, Итальянской Швейцарии. Принадлежал к старинному дворянскому роду. Образование получил в местной художественно-ремесленной школе. Приехал в Петербург, чтобы работать, не зная, над какими заказами именно. Судьба повелела, и стал он «мастером фортификационного и гражданского строительства», дослужившись в конце жизни до чина «полковника- архитектора» — не «генерала». Первый архитектор Санкт-Петербурга, умер в 1734 году, отдав Северной столице 30 лет своей жизни. Многое следует рассказать об этом прекрасном человеке, но, всему — свой черед.

Исследователи выяснили, вместе с Трезини приехал в 1703 году в Петербург еще один итальянский архитектор — Марио Джованни Фонтана, происходивший из того же Тессинского кантона. Представители рода Фонтана издавна занимались архитектурой и скульптурой. Наиболее знаменит среди их — работавший в Риме Карло Фонтана, ученик самого Бернини — величайшего скульптора эпохи Итальянского барокко. Марио Джованни образование получил в местной художественно-ремесленной школе-мастерской. Первые годы, вместе с Трезини, работал в Дании. Затем оба отбыли в Россию. Сначала — в Архангельск. Потом — в Москву, где до 1710 года Фонтана находился в распоряжении Оружейной палаты, возобновляя сгоревшие на территории Кремля здания. Одновременно и сразу начал он выполнять заказы Меньшикова. Достраивал церковь Архангела Гавриила, «что на Чистом пруду», начатую Иваном Зарудным. Народ прозвал церковь «Меншиковой башней» и было за что: выдавала она намерения Светлейшего утвердить в Москве славу своего имени, возведя храм, что превзошел бы по высоте самого «Ивана Великого». Перестроил Фонтана подаренный Меншикову Петром дворец Франца Лефорта, что был возведен в традициях московского барокко «каменных дел художником» Дмитрием Аксамитовым. Были у него и собственные московские работы: парадные дворцы для генерал-адмирала Апраксина и князя Гагарина. Все остальные постройки — для Меншикова, но, уже в Петербурге, Ораниенбауме, Кронштадте. Что стало с «княжьим архитектором» после падения Светлейшего, неизвестно.

В течение «деревянного» и «мазанкового» периодов в истории Петербурга Трезини был первым и единственным архитектором новой столицы. Иностранные зодчие стали прибывать в Россию лишь после 1709 года, отмеченного победой под Полтавой, положившей, по словам Петра, «камень в основание Санктпитербурха… с помощью Божией».

В 1713 году в Гамбурге был заключен контракт на возведение дворцов для князя Меншикова еще с одним «мастером палатного и гипсового дела» — Шеделем Иоганном Готфридом. Родился Шедель в 1680 году. Профессиональное образование получил в среде немецких архитекторов и строителей, работавших в стиле школы Шлютера — крупнейшего мастера, так называемого, Северного барокко. Возведением дворцов для Светлейшего занимался с 1713 по 1726 год. После опалы Меншикова два года состоял в штате Канцелярии от строений. Затем, по

  1. План укреплений о. Котлин,
    утвержденный Петром I в 1721 г
    •регулярный город с гаванями и
    доками за крепостными стенами;
    •три прибрежных цитадели:
    фдва морских форта.

Архитекторы: Трезини, Леблон,
Браунштейн, Микетти…

2. Мазанковая башня «Кроншлот»
Архитектор Трезини. 1704 г.

 

1731 год, вместе с Растрелли-сьшом возводил Анненгофский дворец в Москве. Остальные годы своей жизни он работал в Киеве, где наиболее значительным его творением стала колокольня Киево-Печерской лавры. Умер Шедель в 1752 году, отдав России 39 лет жизни.

В том же, 1713 году, прибыл в Петербург Теодор Швертфегер. Говорят, он «был собственно золотых дел мастером, хорошо рисовал и делал модели»… Одна из них — выполненный в натуре Свято-Троицкий собор, пришла через некоторое время в аварийное состояние, потому что архитектура отличается от ювелирного изделия не только размерами.

Помогли поиску специалистов две крупных смены царствований, произошедших в ту пору в Европе. В 1713 году умер прусский король Фридрих I. В 1715 — «Король Солнце» Франции Людовик XIV. Каждый раз Петру удавалось, с выгодой для затеянного им «Великого предприятия», воспользоваться неизбежными изменениями эстетических пристрастий при дворах. Сначала Русский царь заполучил самого Шлютера. Через три года в его распоряжении оказался Растрелли — знатнейший скульптор, занимавшийся и архитектурной практикой.

Андреас Шлютер (1664 или 1665 — 1714) родился в Данциге (?). Изучал архитектуру там же, затем продолжительное время работал в Варшаве. Слава крупнейшего европейского архитектора и скульптора пришла к нему при дворе прусского короля Фридриха I. Одна из первых работ Шлютера—конный памятник великому курфюрсту. В дальнейшем он возводит здание Цейхгауза (арсенала) в Берлине, перестраивает королевский замок в Шарлоттенбурге и Большой королевский дворец в Берлине. Жилые и парадные помещения этого дворца считались до их разрушения в 1945 году самыми великолепными интерьерами Северного барокко. Именно для дворца Шлютер сделал чертежи и рисунки панелей для облицовки стен «Янтарного кабинета». Идея частично была претворена в жизнь, но интриги между двором короля и королевы (при каждом дворе — свой главный архитектор) помешали завершению работ. Помог разрешить конфликт «дипломатический случай» — поиск архитекторов для Петра I там, где не все спокойно…

Узнав о смерти Фридриха I, Яков Брюс прибыл в Берлин и в мае 1713 года заключил контракт со Шлютером, приглашенным на должность «генерал-архитектора» Петербурга. Царь в знак высочайшей любезности предоставил европейской знаменитости для работы и проживания несколько помещений в первом этаже своего Летнего дворца. Несомненно, Шлютер рассказал Петру о своих надеждах-неудачах с «Кабинетом» и загорелась в сердце русского царя жажда, заполучив автора, приобрести и янтарное чудо.

4 июля 1714 года Андреас Шлютер умер. Одни исследователи говорят — от чумы. Другие говорят — возраст был преклонный (это в 49- то лет?). Главное в другом — Шлютер умер, не закрепив на невских берегах славу своего имени. Почему, ведь с мая 1713 года по июль 1714 многое можно было сделать? Отодвинем ответ на очень серьезный вопрос на потом, а вот к истории «Янтарного кабинета» у нас не будет повода вернуться в дальнейшем…

В 1716 году, в свою вторую заграничную поездку, Петр повстречался с новым королем Пруссии Фридрихом-Вильгельмом I, отличавшимся хорошо известной Европе скупостью. По этикету столь высокие персоны при встрече должны были делать друг другу памятные подарки. Прусский король нашел, как выйти из затруднительного положения. Подарил «Янтарный кабинет», требующий больших затрат на доделку, и увеселительную яхту «Либурника» с роскошными интерьерами, требующими больших затрат на содержание. Петр, в долгу не остался: прислал королю по возвращении «кубок собственной ручной работы» и «пятьдесят пять человек больших гренадеров». Тоже не слишком потратился: людьми Россия всегда была богата.

Янтарные панели смонтировали в «нижней зале» двухэтажных «Людских покоев», что стояли напротив Летнего дворца в Летнем саду. «Людскость», что светскость. Покои предназначались не для прислуги, как принято считать, а для духовного развития преображаемых россиян. Так Шлютеров «Кабинет» занял в истории дворцов Российских императоров достойное место, превратившись в 1945 году в потерю, что не дает россиянам забыть о себе.

Зачем искать, если архитектура — «немой свидетель былого»? Нужно найти, «заговорив», архитектура раскрывает удивительные тайны. Однако, продолжаем пересчет работавших в Петровом граде иностранных архитекторов…

Иоганн  Браунштейн прибыл в Петербург вместе со Шлютером — своим учителем. Собственную практику начал в 1714 году, после смерти Шлютера. Много заказов царя Петра — на счету Браунштейна, только… Свидетели запечатлели не лучшие свойства натуры архитектора, заставив историков относить его к иностранцам, приезжавшим в Россию за легким заработком. Известно, Браунштейн считал обузой иметь учеников из русских, а потому вместо того, чтобы учить их чему-нибудь, использовал в качестве домашней прислуги. Известно, немалые сложности возникали у Браунштейна со всем, что он строил в Петергофе. К счастью, рядом с ним всегда стояли другие архитекторы…

В 1714 году появился в Северной столице Георг Иоганн Маттарнови. Все, казалось бы, совпало: и талант, и работоспособность. Печальный случай вмешался. Умер Маттарнови в 1719 году в очередную эпидемию оспы, методично уносившую жизни многих людей в Петровом «Парадизе».

Мелькают и другие имена в авторстве отдельных построек: Николаус Гербель, Гаэтано Киавери. Последний ничем особенно себя не зарекомендовал: поработал, сколько положено по контракту, и уехал. Совсем недавно исследователи открыли, что, судя по дальнейшей практике, был Гаэтано Киавери гением. Вот так, не всем Петербург оказывался по нраву. И он не ко всем был милостив.

В 1716 году, после смерти Людовика XIV, прибыли из Парижа в Петербург два очень разных человека с очень непохожими судьбами — Растрелли и Леблон…

Первым появился Бартоломео-Карло Растрелли. Родился он в 1675 году во Флоренции в семье, гордящейся своей принадлежностью к древнему аристократическому роду. Получил разностороннее художественное образование. В 1700 году двадцатипятилетний Растрелли с женой переехал в Париж, где в том же году у них родился сын — Франческо-Бартоломео. Во Франции к Растрелли-старшему пришло признание, но, со смертью Людовика XTV он встал перед необходимостью искать новое место для приложения своих творческих способностей. В марте 1716 года он подписал договор о работе в России и прибыл в Петербург, чтобы прожить в нем 28 лет.

За петербургский период своей жизни Растрелли-старший создал произведения, говорящие об его удивительной разносторонности: первый в России скульптурный портрет (Петра Великого, Меншикова и свой собственный); первый конный монумент (памятник Петру Великому); первую скульптурную группу («Самсон, раздирающий пасть льва», для Большого каскада в Петергофе и «Анна Иоанновна с арапчонком»); первые аллегорические барельефы на историческую тему (украшения Большого каскада и кораблей, строившихся в Адмиралтейской верфи…). Помимо скульптурных работ, Растрелли выполнял множество заказов по декору дворцовых интерьеров. Даже за решение труднейшей задачи,— планировки Стрельнинского парка, принимался Растрелли…

И еще: вырастил Растрелли-старххшй меж великих трудов своих сына — Растрелли-младшего, придавшего Северной столице блеск, в котором запечатлена слава преображенной Петром России.

3. Башня-маяк в Кронштадте. Автор проекта — Николо Микетти. 1721-1722 г.г. Фасад, разрез.

В июне 1716 года, несколькими месяцами позже Растрелли, прибыл в Санкт-Петербург Жан-Баттист Александр , приглашенный самим царем на должность второго, после Шлютера, «генерал- архитектора» Петербурга. Рассказ о трагедии Леблона не будем повторять. Встреча с его, сохраненными временем, произведениями — впереди.

Интересно появление третьего «генерал-архитектора» Петербурга- Николо Микетти. Связано это событие со строительством «водяного города» на мызе Стрельна. Леблон, как и следовало ожидать, немногое сохранил из предложенного Растрелли. По существу, разработал собственный план. Оба проекта отправили «на высочайшую опробацию» Петру I за границу. Рассмотрев присланное, Царь порешил: «сделать все по проекту Леблонову», однако… Увидев дворцово-парковые ансамбли французских королей, Петр Алексеевич начал сожалеть о поспешно данном одобрении, потому что «надлежит многое переправки быть».

В дело вступил Юрий Кологривов, наблюдавший за поведением «петровых пенсионеров» за границей, а заодно приобретавший для царя статуи и картины. Он показал проект Леблона с нанесенными на нем речками и озерами в окрестностях Стрельны итальянским специалистам, в том числе, и архитектору папы римского — Николо Микетти. Сохранился подробный рассказ об этом эпизоде…

Кологривов, в письме из Рима, отправленном в марте 1718 года, то- есть еще при жизни Леблона, доносит Петру: «я чертеж казал ему (Микетти), который Леблон начертил… и он сказал, что я де приехав с одного чертежа не зачну строить и зделаю де приехав три или четыре и я де бумаги не жалею, хотя и много измараю ради того чтобы лутче мог каскаду или фонтан зделать… и слыша от меня о довольности воды говорит, что из такой воды довольно мочно де зделать еще чего не бывало на свете… и он говорит, что сперва де надлежит ту гору видеть, где палаты будут и принадлежащие к ней каскады.»

Так оно и было: Микетти, подписав договор, прибыл в Петербург в июне 1718 года и пять лет, до отъезда на родину в 1723 году, усердно правил все, что сделали его предшественники и в Стрельне, и в Петергофе. Плохо сделали? Совсем не обязательно: все архитекторы везде и всегда правят получившееся до них, потому что…

Становление Прекрасного — творческий процесс
с бесконечным во Времени стремлением к Идеалу.

Главные произведения Микетти — проект дворца в Стрельне и многоярусная башня-маяк для города-крепости «Кронштадт» (см. рис.З). В1722 году начали возведение вертикали в море, что должна была поспорить с фаросским маяком — одним из семи чудес света. Потом строительство приостановили. Позднее разобрали начатое. Вы заметили?..

В Петербурге, в «пору его детства»,
когда закладывается самое главное в любой жизни,
Все три его «генерал-архитектора» —
И Шлютер, и Леблон, и Микетти,
все они не были заняты на работах по городу:
по воле царя, не приемлющего их решений;
не без участия судьбы, неожиданно обрывающей их жизни.

Если так, неизбежно появляется требующий ответа вопрос — почему Петербург, вопреки обстоятельствам, не дарившим больших надежд, все же смог стать Прекрасным градом? Мне слышится ответ, выводящий нас из тесного мира житейских реалий…

В рождении Прекрасного града участвовали три силы:
Время, Пространство и лишь потом Человек.

Время требовало непрерывных изменений,
маня возможностью достичь Совершенства.
Что делать: остановка для Времени — смерть.

Пространство рождало в мареве Невы
зримые образы Совершенства, часто недостижимые.
Что делать: реальное — не идеальное.

Человеком-творящим становился лишь тот,
кто слышал зовы: и Времени, и Пространства.

Царь Петр, несомненно, слышал зовы Времени,
веря, что новое, непременно, лучшее.
Почему лучшее? Потому что новое…

Царь Петр, несомненно, слышал зовы Пространства,
заставляя воплощать Мечту об идеальном Граде…

Кого заставляя? Судя по приведенному перечню, выдающиеся архитекторы не принимали участия в рождении Санкт-Петербурга. История рассказывает…

Царь заставлял воплощать свою мечту
Доменико Трезини — того единственного архитектора,
что бессменно пребывал все эти годы на службе
у Российского времени, у Петербургского пространства,
у Петра I, осуществлявшего на деле лишь то,
что потребуют — разрешат великие Вселенские силы…

Не верите? А Вы сравните между собой два плана Санкт-Петербурга (см. рис.5,6). Первый из них — идеальный план Петра-Трезини, составленный Царем и его архитектором в 1716-1717 годах, полных надежды на «Венецию-Амстердам», что вдруг возьмет так запросто и возникнет здесь, на невских берегах. Второй — почти реальный план Санкт-Петербурга 1725 года, подводящий итог непосредственным Петровым деяниям. Вглядитесь, все, что закрепилось в будущем Прекрасного града, заставила сделать Нева — Великая река Времени…

Карты, факты свидетельствуют:
Санкт-Петербург, в художественных основах своих,
несомненно, — фантастический город…

4. Генеральный план Санкт- Петербурга 1716-1717 годы Авторы: Петр I, Д.Трезини.
5. План Санкт- Петербурга. «Чертеж приблизительно о действительном положении до 1725 года».

 

<— ПРОЛОГ

ПАРАД ДОМОВ, ПАЛАТ, ДВОРЦОВ … —>