Ангел мой, будь со мной!
Пространство выставочных залов корпуса Бенуа Русского музея заполнили образы АНГЕЛОВ. В искусстве прошлого и нынешнего столетия для изображения лучезарных, небесных существ нет канонов. Тихие и смиренные, грозные и милосердные, предстоящие в молении или приносящие Благую Весть, исполненные светлой радости или со скорбью взирающие на беды человеческие, ОНИ парят, внемлют, оберегают, соучаствуют…
Ангельская тема объединила на выставке очень разные и подчас несопоставимые между собой произведения живописи, графики и скульптуры, показывая, как художники XX– XXI веков обращались к поискам идеальных основ жизни, стремясь восстановить истончающиеся (или вовсе разорванные) связи между землей и небом, духом и плотью, вернуть в искусство категорию нравственности.
Я люблю тебя, Дьявол, я люблю Тебя, Бог,
Одному — мои стоны, и другому — мой вздох,
Одному — мои крики, а другому — мечты,
Но вы оба велики, вы восторг Красоты.
К. Бальмонт. Бог и Дьявол. 1913
Богоборчество и Богоискательство – два полюса, между которыми лежит пространство многоликой культуры Серебряного века, названной Николаем Бердяевым эпохой русского культурного ренессанса.
По какому пути должно идти человеку нового XX века — стремиться к вечной Истине или к реализации собственных интересов?
В творчестве Михаила Врубеля проблема самоопределения, духовной борьбы получила наиболее яркое визуальное воплощение.
Известно, что после 1902 года к своей основной теме – теме Демона – художник больше не обращался. Наоборот, в последний период творчества он писал тех, в ком видел душевный оплот и защиту от «духа отрицания», — то трагического «Пророка», то «Шестикрылого Серафима (Азраила)».
«Видение пророка Иезекииля», созданное в 1906 году практически потерявшим зрение художником, — одно из самых сложных и загадочных произведений Врубеля.
Весь лист испещрен многочисленными, наслаивающимися друг на друга изображениями ликов, глаз, крыльев. Традиционно это объясняется тем, что слепнущий художник, словно ощупью, наносил их. Такая перенасыщенность листа таинственно проступающими и тут же исчезающими в хаосе штрихов изображениями создает почти физическое ощущение движущейся, звучащей, «одухотворенной» среды.
Словно из глубины неведомых миров проступает образ грозного посланника Бога. Он наделен бесстрастным и гипнотическим взглядом самой Судьбы, а меч и чаша с горящими углями в его руках – поистине символической значительностью: сталь источает ледяной холод, споря с розово-красным, вещим, завораживающим и грозным тлеющим светом кадила. Как сумрачен лик в обрамлении темно-матовой тени волос. Какой огонь вспыхивает в огромных очах. И этот таинственный свет отражается и множится бликами в опереньи могучих крыл, наполняет своим сиянием воздух. Живописная поверхность мерцает и переливается подобно мозаике. Это усиливает ирреальность изображенного, как бы увиденного сквозь магический кристалл вдохновения, внушенного свыше.
Работая на излете своей жизни над темой Серафима и Пророка, мыслимого как антитеза Демону, Врубель мечтал об обновлении своего творчества, о создании произведений, которые затмили бы все сделанное им ранее. Болезнь вырвала художника из привычной ему общественной среды, ослабила его физические силы, но она же, поставив его перед вратами вечности, вызвала в нем страстный порыв к покаянию и духовному перерождению. И если гениальность, по определению Николая Бердяева, есть «страстная воля к иному бытию», то в последние годы своей творческой деятельности Врубель был в высшей степени гениален, а его картина «Видение пророка Иезекииля» — высшее проявление творческого духа художника.
В начале ХХ века образ ангела позволял художникам воплощать апокалиптические идеи, связанные с предчувствием грядущих перемен.
Вскоре после начала Первой мировой войны Натальей Гончаровой был создан цикл «Мистические образы войны», изданный в Москве для издательского дома В. Н. Кашина. 14 литографий составили подобие древнего лицевого Апокалипсиса. В композициях в реальные картины военного времен – идущие в бой солдаты, падающие аэропланы, разрушающиеся города – художница включает символистские образы Ангелов, Святого Георгия, Архангела Михаила, Смерти… Первая мировая война предстает как планетарная апокалиптическая катастрофа. Так, в листе «Град обреченный» ангельское войско в ореоле сияющего света, обрушивает потоки камней на город,утопающий в адской тьме. Здесь – конец пути. Близится судный час…
Экспрессия образов передана в сложных позах, динамичных разворотах, ломаных линиях силуэтов, резких контурах фигур и жестких абрисов домов. Та драма света и тьмы, которую разворачивает в литографии Гончарова, — метафора разрушительной, страшной войны и образ сокрушенного человечества.
Образы ангелов, на десятилетия исключенные советской идеологией из официального искусства, вновь появляются в 60-е годы ХХ века.
Поначалу они возникают как единичные вкрапления в художественное полотно, как робкие голоса из-за кулис выставочного пространства.
В 1970-е годы они маскируются под существ или сущностей, не имеющих прямого отношения к небожителям.
До середины 1980-х годов изобразительное искусство вуалирует сущностную основу Божьего посланника, отсылая зрителя то к древнегреческой мифологии, то к народным сказкам, то к умозрительным концепциям.
Например, во многих картинах Дмитрия Жилинского парят бумажные ангелы.
Объясняя их появление, художник писал: «Незамысловатый способ изготовления бумажных ангелов я узнал через Фаворского от Нины Яковлевны Симонович-Ефимовой. Это она складывала вдвое лист ватмана, вырезала их фигурки и потом подвешивала на ниточках к потолку. Впервые я нарисовал бумажных ангелов в Альтисте, потом в портрете Рихтера. С тех пор они стали символической деталью многих моих картин. И, кстати, решали пространственную задачу заполняли верхнюю часть композиции. Как-то меня спросили: Что ж ангелы-то у вас все бумажные? Да, если бы довелось увидеть настоящего, уж поверьте, я бы его непременно написал!»
Запечатлев на картине «Играет Святослав Рихтер» конкретное событие — один из концертов в московском музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина середины 1980-х годов — Дмитрий Жилинский столь же свободно преобразовал действительность, как виртуозный музыкант свободно и смело трактовал исполняемые им произведения.
Итальянский дворик музея с копией портала Фрайбургского собора воспринимается как интерьер некоего Вселенского храма, под сводами которого вершится таинство рождения мировой гармонии. Рихтер за роялем представлен в момент наивысшего творческого напряжения. Его игра – это исповедь и проповедь одновременно. Одухотворенное лицо излучает внутренний свет. В энергичном движении фигуры и жесте рук, взлетевших над клавиатурой, — ритмы извлеченных из души рояля звуков. Музыка, ожившая в воссоздании страстного артиста, волнами разливается в пространстве, становится зримой. Она воплощается в полупрозрачных фигурах парящих ангелов и прекрасных творениях великих мастеров прошлого, видения которых явлены в лазоревой дали огромного готического окна.
Музыка Рихтера всегда была вдохновенным полетом человеческого гения в будущее, открывала новые миры и излучала бесконечную любовь к людям.
Исторический опыт показывает, что переход от века к веку всегда сулит «неслыханные перемены, невиданные мятежи». Период смены столетий имел в виду Осип Мандельштам, говоря, что «бывают такие эпохи, когда человечество, не довольствуясь сегодняшним днем, тоскуя, как пахарь, жаждет целины времен». Действительно, именно на рубеже веков, в годы динамичного изменения идеалов в искусстве и частой смены деклараций и стилей в творческом сознании крепнет потребность в эмоциональной поддержке.
Такую поддержку с полным основанием всякий художник видит в богатстве многовековой культуры, созданной человечеством, и особенно культуры национальной.
К традициям Византии, Руси и раннего итальянского Возрождения обращается в сложные переломные годы на рубеже XX — XXI веков в своем творчестве петербургский художник Иван Уралов.
«Ангел нашей деревни (Обретение)» — это живописная притча о сосуществовании духовного и материального миров и их постоянной и неразрывной связи и взаимовлияния.
Мерцает золотом земля. Недвижима синяя лента реки. Склонились в блаженном оцепенении крестьянки над прекрасным Божьим посланником. Смиренно возлежит тихий Ангел. Тенью грусть легла на его светоносный лик. Прижимая к груди трубу, он скрестил в мольбе руки за прощенье мирского греха.
Мягкость колористически созвучных тонов, «фресковость» письма — все обладает в картине своим ладом, все придает уверенность в том, что мир души человека, мир природы, мир творчества обретет единство, гармонию, красоту и добро.
Образное мышление современного художника может визуализировать самые смелые свои представления об ангельском облике, но только скульптору дано совершить невозможное – подарить бестелесным созданиям осязаемую плоть, вывести их в трехмерное пространство.
Практически все скульптуры, представленные на выставке, наделены смыслом иносказания.
Александр Позин в работе «Ангел со сломанным крылом» создает величественный и монументально-лаконичный образ небесного заступника, смиренно приносящего себя в жертву во спасение страждущих и молящих о помощи.
В ироничном рельефе «Душа пьяницы» Валерия Бытки оказывается больше печали, чем веселья, поскольку повествует он о безволии и слабости человека, о жизни, бездарно загубленной алкоголем.
Ангел-хранитель Галины Писаревой неусыпно несет свою службу, оберегая старую церковь и прилепившийся к ней дом, за стенами которого протекает тихая человеческая жизнь.
Довольно эпатажно для своего времени выглядит композиция Михаила Копылкова «Стая» из пяти крылатых пальцев, исполненная в 1978 году. На самом деле она не только имеет лирическую историю появления на свет, но и несет многослойный философско-художественный смысл. Отправной точкой возникновения идеи послужил концерт для виолончели, слушая который, скульптор обратил внимание, как порхают по деке пальцы исполнительницы. И в его голове сложился образ «Стаи» — божественной длани, касающейся музыканта-художника в момент творческого озарения. Пять крылатых пальцев – пять ангелов-вестников – проводников в неведомые миры, где сокрыты тайны Вселенной.
Тщетно, художник, ты мнишь, что своих ты творений создатель,
Вечно носились они над землею, незримые оку…
Много в пространстве невидимых форм и неслышимых звуков,
Много чудесных в нем есть сочетаний и слова и света.
Но передаст их лишь тот, кто умеет и видеть и слышать.
А. К. Толстой. Октябрь 1856
PS:
Опустилась на землю ночь.
В черно-синем небе-реке звезды-рыбы плывут, и туманно мерцает луна.
Поле пахнет жухлой травой.
Тихий Ангел свершает путь.
Тенью грусть легла на его светоносный лик.
Одинока в поле изба – то ли склеп, то ли дом, то ли храм.
Крест начертан на двери у крыльца,
И на крыше антенна, как крест, рядом с серой печной трубой.
Но не изгнан из храма торг.
Черным мраком смотрит окно.
Днем и ночью коптится здесь серебристый чудесный улов, что дарован был людям Христом.
Влажно дышит стыдом земля.
Красным цветом горят в ночи жертвы-рыбы в небе-реке.
И возможно ль найти просвет в темноте своего пути?
Ангел руки скрестил в мольбе за прощенье мирского греха.
Он смиренно готов вести нас по краю добра и зла…
Елена Станкевич.
июль 2019