В Древней Руси, наиболее распространенным типом жилища была односрубная, четырехстенная изба («истьба» — «истопка») с входными сенями и холодной клетью, для хранения имущества и проживания семьи в летнее время. Все это ставилось на подклет (помещение под полом, часто используемое в хозяйственных целях).
В XVII—XVIII веках к домам-избам прибавились хоромы: состоящие из нескольких частей, связанных гульбищами (открытыми переходами — галереями) в хоровод (непрерывную цепь клетей). Пример — дворец отца Петра I, царя Алексея Михайловича, в селе Коломенском, построенный в 1667-1668 годах мастерами Семеном Петровым, Иваном Михайловым, а в 1681 году частично перестроенный Саввой Дементьевым. Выстояло это деревянное чудо ровно сто лет. Разобрали его из-за ветхости лишь в 1768 году по указу Екатерины II.
Семь хором входило в состав дворца: для царя, царицы, царевича и четырех царевен. Каждые хоромы, в два-три этажа, состояли из нескольких клетей со своими сенями и красными крыльцами. Клети венчались шатрами, простыми и крещатыми бочками, кубами, то-есть
всеми формами, которые изобрела игра воображения, раскрывающая возможности, что таятся в дереве. Все было украшено резьбой и многоцветным узорочьем, чтобы веселить сердце красотой своей.
Судя по планировке хором, в этой радующей глаз архитектурной живописности текла типично русская жизнь. По одну сторону от сеней расположены горницы («покои» — спальни) с летними теремами наверху. По другую сторону от сеней расположены гридницы (большие помещения для сбора семьи, для приема гостей). Их называли и иначе — («повальный» — общий). В каждой гриднице — красныйугол («красный»— красивый) с божницей и обеденным столом с лавками. Свет проходит внутрь хором через красные окна в нарядном уборе. Обогреваются помещения русскими печами. При печи — полати (настилы из досок для спанья, устраиваемые под потолком между печью и стеной). Очень большое значение в жизни хозяев придается гульбищам и красным крыльцам с теремками (башенками) наверху. По древнерусскому этикету «со перва крыльца (площадки) поклон вели, со другого хлебом-солью встречали, а с третьего вино-брагу подновили».
Перед самым Петровым временем появились на Руси каменные палаты. Среди купечества, «лучших» людей посада или «гостей», особенно был распространен дом глаголем (буквой «Г») с двумя мужской — парадной и женской — в глубине двора со своим незатейливым крылечком. Вот так, лишь в Коломенском дворце жилось привольно
Жилой дом — «солодежня». Первая половина XVII века.
царице и царевнам. По обычаю предков женский удел — забота о муже и детях, присмотр за хозяйством и прислугой. В общем — «Домострой», когда даже выйти на мужскую половину нельзя: прятаться от чужих глаз велит женская скромность.
А что — в Петербурге? В Петербурге все — не то! Разглядываем…
Домик Петра I, на нынешней Петровской набережной, срублен 24- 27 мая 1703 года солдатами-плотниками. Называется он и по другому — «Первоначальный дворец» или «Красные хоромцы». Домик чрезвычайно мал, в сравнении с теми петербургскими дворцами, что грядут. Его площадь — всего 60 квадратных метров. Домик красив — «расписан по кирпичному образцу на голландский манер» и украшен мортиркой (пушечкой) на коньке. Сохраняется этот Домик как память о начале строительства новой столицы первом, «деревянном», периоде в ее истории, выдающем себя за «каменный».
Значит, в петербургском первоначале лежит ложь? Пожалуй, нет. Здесь, на невских берегах, руководило действиями людей нечто другое— жажда увидеть новое свершившимся и как можно скорее. На подделки заставляло идти нетерпение сердца. К тому же, свидетельствует крошка- домик, Петр стремился порвать со старым-плохим во имя нового- лучшего, но…
Вопреки отрицанию старого, в первооснове Петербурга
лежит квадратный сруб или клеть,
что искони превращалась на Руси в избы, хоромы и церкви.
Так Петрово первоначало подтверждает вечную истину:
намерения становятся реальностью,
если новое вырастает из старого.
Следующий памятник в ряду — палаты князя Троекурова на 6 линии Васильевского острова. Время строительства — 1720-е годы. Хозяин — явно «именитый». Дом — рангом пониже: не более чем «для зажиточных». Дорисуйте мысленно недостающее и убедитесь в этом. Опустите уровень земли метра на полтора, чтобы получился дом на погребах (что на подклете). Пристройте двустороннее крыльцо к входу по центру (тоже красное, только без завершил теремком). Поднимите высоту крыши, чтобы была не простая, а с переломом (для привычного глазу изыска в очертаниях здания). Возведите двускатную крышу над мезонином (по-русски его можно назвать иначе — «светлицей»). В результате получится кирпичный «образцовый дом» Петровой поры, старающийся забыть о своем родстве с деревянной избой. Немало таких химер «маршировало» по Васильевскому острову (см. рис.4).
В троекуровских палатах окон по первому этажу — девять. У других домов — от трех до четырнадцати.
Крыша — черепичная: княжеское достоинство того требует. У других домов — в ход идут и гонт, и дерн. Раскраска, как велит заказчик,— можно и дерево превратить в «желтый мрамор». Рисунок ворот, тоже, как «похочет» заказчик, — можно и с кариатидами, и с волютами…
Все можно! Нельзя лишь не подчиниться указу и не двинуться общими рядами в счастливую жизнь, как велит Васильевский остров, расчерченный на 27 «петровых линий».
Между 19-й и 20-й линиями по сю пору смотрят окнами на Неву еще несколько «образцовых домов для именитых». Каждый дом — в два этажа на погребах с мезонином и высокой кровлей с переломом. Сегодня увидеть все это весьма трудно. Мезонин превращен в третий этаж. Высокая кровля и декор исчезли. Пожалуй, лишь угловые лопатки выдают принадлежность к Петрову времени. И все же, когда на уступах домов, вызванных изгибом берега, появляется ритм теней, монотонный ряд зданий оживает и возникает он — град Петров, обещавший сделать счастливыми всех горожан — всех россиян.
Древняя Русь обещала счастье,
если русичи будут следовать законам бога Солнца.
Дивных заповедей, запечатленных в деревянном узорочьи,
в Петербурге нет, будто их и не было никогда.
Другие образы радуют сердце Царя — европейские.
Другую веру он исповедует — в самого себя.
Раз так, прочь «тишайшая» жизнь отцов.
Я велю — «Гром победы раздавайся»!
Истаивает Древняя Русь в петербургских туманах —
превращается в мгновение, дающее городу свой урок:
вне связи со старым новое не приходит в мир.
Есть в Петербурге еще одно свидетельство тому. На бывшей Московской стороне, возле когда-то расположенного здесь «Смоляного двора», стоят Кикины палаты, точнее, — палаты адмиралтейств-советника Александра Васильевича Кикина /см. комплект слайдов по Петербургу Петровой поры/. В годы Нарвских баталий был Кикин любимцем и помощником Царя. В 1714 году начал он строить уже не первый в столице дом. Не достроил — в 1718 году Кикина казнили: принадлежал он к «воровской шайке». Занимающейся мздоимством? Нет, жизнь на лихие деньги — широкораспространенное в Петербурге, национальное, явление. «Воровской шайкой» называл царь Петр «заговорщиков»: сочувствующих намерениям царевича Алексея вернуть российскую жизнь «на круги своя».
Трудно сказать, заговор то был или естественное для любых реформ расхождение во мнениях по главному вопросу: каким путем идти к цели— «блаженству и славе России». Единственные сведения относительно программы нового царствования сообщены на допросе «крепостной Ефросиньей» — последней спутницей жизни Петрова сына. Они таковы: «…царевич говаривал: когда он будет государем и тогда будет жить в Москве, а Питербурх оставит простой город; также и корабли оставит и держать их не будет, а войска-де станет держать только для обороны, а войны ни с кем иметь не хотел, а хотел довольствоваться старым владением…»
В нашем исследовании по делу царского сына проходит иной свидетель — «немой», как принято называть архитектуру. Разглядывая палаты, можно убедиться, их владелец, не видел в старом только плохого, а в новом — только хорошего, напротив, легко и свободно увязывал то и другое воедино.
Кикины палаты — дом себе на радость, другим на зависть. На красных стенах — белый орнамент, ничем, по сути, не отличающийся от «петушьих гребней», украшающих хоромы бывших бояр Московской Руси. Здесь, в новой столице, на красную стену нанесен другой декор — ордерный, как положено в Европе, чтобы говорить с Европой на общем «архитектурном» языке.
Однако, есть и принципиальное отличие от русского жилища. Оно— в оси симметрии, что определяет все: и каким быть фасаду, и какой быть внутренней планировке. Маленькая, казалось бы, правка привычной живописности хором, а каков результат — нововведение, небывалое по силе противодействия «Домострою»!
Ось требует разместить парадные помещения в центральном ризалите (части здания, выявленной в плоскости стены с помощью выступа — фасадной раскреповки). Скажете, нет в подобном требовании ничего особенно нового: гостеприимность характерна и для русского образа жизни, и для организации русского жилища. Все так, однако, указанное требование — не единственное и даже не главное.
Ось обязывает разместить две половины, хозяина и хозяйки, в двух боковых ризалитах, планировочно ничем не отличающихся друг от друга. Тем самым ось уравнивает россиян и россиянок между собой, причем, не на словах, а на деле, не в забавах «ассамблей», а в установках, определяющих первоосновы семейного быта.
Это — революция? Пожалуй, нет, это — то, что должно было случиться с жильем «глаголем» по мере дальнейшего освоения «архитектурного алфавита». И даже «дедушка» — Александр Васильевич Кикин, не мог на подобное преображение что-либо возразить. Превращение посадского дома в петербургский особняк естественно, логично, непременно.
Время не сохранило первоначальный облик Кикиных палат. То, что мы видим, — великолепно выполненная в 1950-е годы реставрация. Может быть, не совсем верная в каких-то деталях, но… Разве в том дело, когда ведет здание речь о будущем России, от которого она отказалась по воле неистового Царя!
Кикины палаты — архитектурный рассказ о новом,
что должно естественно вырастать из старого:
не одним махом — постепенно,
не в унижении былого — в развитии традиции…
История не позволила Кикиным палатам стать жильем. И не в гибели хозяина все дело. Она разыграла фарс: дом казненного за идею «естественного развития» сразу же стал «кунсткамерой», где Царь- реформатор, на манер европейских узурпаторов, демонстрировал изумленным первопетербуржцам свою коллекцию «курьезитетов», «раритетов» и «монстров». Вот такие веселые «анекдоты» свойственны Петербургу «поры его детства».
Следующий в ряду — Меншиковский дворец /см. слайды/. Столичное поместье первого генерал-губернатора Санкт-Петербурга Александра Даниловича Меншикова занимало всю глубину Васильевского острова: сады — огороды; деревянные «посольские хоромы»; мазанковая церковь Воскресения; двухэтажный каменный дом — для управителя обширным хозяйством князя; трехчастный корпус в три с половиной этажа с флигелями по периметру внутреннего двора — для княжеской семьи.
Начал Светлейший князь строить дворец в 1710 году. Работы практически не прекращались по 1727 год, столь трагичный в жизни хозяина. Автор исходного проекта — Фонтана. С 1713 года работы по дворцу ведутся «под смотрением» Шеделя. Помимо них, участие в строительстве столь важного для Петербурга объекта принимали многие архитекторы — Трезини, Растрелли-отец, Маттарнови и Леблон. В результате город получил дворец, служивший одновременно жилым и административно-общественным зданием.
Планировка парадной части дворца — как в классически строгих городских особняках Франции: в центре — двухсветный вестибюль (что большие сени); на уровне белъетажа (самого лучшего — второго этажа здания) — «Ассамблейный зал»; справа и слева — две половины, хозяина и хозяйки, решенные в виде анфилад (помещений, нанизанных на глубинную ось, просматривающуюся через дверные проемы-порталы).
В цокольном этаже царит «русский дух», ибо «…внизу имеется подвал со сводами, в котором есть все, что нужно для хорошего дома». Что нужно? Прежде всего, поражающая воображение Поварня, что обслуживала приемы в «Ассамблейном зале». Светлейший держал лучшую в столице кухню, огромное количество русских и иностранных слуг, великолепный оркестр и роскошный выезд.
Хорош был собою и сам Князь: во всем самом модном — от парика до башмаков, только… Ни любимая супруга Дарья Михайловна, ни любимые дочери Мария и Александра не смели сидеть с ним за одним обеденным столом даже в том случае, если «Его светлость изволили кушать одни» — без мужской компании из сановников и подчиненных. Вот так, не чурался европейских новшеств, Александр Данилович—напротив, решительно вводил в домашний обиход, но… Главные заветы отцов соблюдал неукоснительно.
Интерьеры дворца — чудесные произведения декоративного искусства, выдержанные в самом высоком и, одновременно, бесконечно разнообразном вкусе. Много наимоднейших «плитковых комнат», для отделки которых применены голландские глазурованные плитки ручной работы. Ими облицовано все — и стены, и даже потолок. Есть «Ореховый кабинет». Стены этого кабинета забраны деревянными панелями, облицованными ореховым шпоном, украшенным инкрустацией и золоченой резьбой. Имелись комнаты, отделанные китайским шелком, кожей, сукном… Все, как в роскошных итальянских палаццо: шпалеры, резьба, роспись плафонов на мифологические сюжеты, герои которых имеют внешнее сходство с Царем или домочадцами.
Фасады дворца — тоже, как в Италии. Ордерный строй пилястр меняется с каждым этажом: чем выше, тем изящнее рисовка. Центр здания выделен высоким крыльцом с портиком и балюстрадой со статуями на крыше. Два боковых ризалита венчают фигурные фронтоны с княжескими коронами. Крыша, конечно же, высокая и с переломом. Ах, Александр Данилович, все и вся — Вам В усладу!
Говорят, Меншиковский дворец в Кронштадте, называвшийся Итальянским дворцом, был не менее, а может быть, даже более роскошен. Трехэтажное здание в декоре пилястр и фигурных наличников имело высокую крышу с переломами, балюстраду, уставленную скульптурой и вазами. Сейчас былого великолепия не увидеть: осталась лишь коробка здания, величественно возвышающаяся над, тоже Итальянским, прудом.
А здесь, в Петербурге, смотришь на дворец и видишь: даже в лихую годину в нем — вечный праздник. Почему и как возникает это чувство? Там, внутри, ощущение праздника дарит ясность глубинных осей, торжественность «Ассамблейного зала», щедрость декора и убранства… Здесь, снаружи, мажорный лад возникает из-за метра-ритма, масштаба, пропорций пилястр на фасадах, окон в картинных обрамлениях, в которых отражается город на Неве… Нет сомнений, на всем лежит отсвет желанного европейского лоска, при котором за улыбкой не видно слез.
Слышите цоконье копыт по брусчатой мостовой? Смотрите… Ко дворцу подъезжают роскошные кареты, выходят из них дамы и господа, одетые по последней парижской моде. Сейчас дом оживет: наполнится светом и звуками музыки, силуэтами танцующих теней в оконных проемах. Что за праздники здесь были! Знаменитая свадьба карликов, торжества по случаю бракосочетания Анны Иоанновны, женитьба князя- папы Никиты Зотова, пиры в викториальные дни, торжества по случаю закладки и спуска на воду военных кораблей в Адмиралтейской крепости- верфи, что напротив дворца…
Нет, мы попали не на праздник, а на проводы бывшего Светлейшего в Березово, что расположено в пустынном краю, находящемся в ведении «сибирской столицы» — Тобольска, исправно принимавшего всех ссыльных и не только в царской России. 33 кареты, коляски и колымаги увезут из дворца все, что можно увезти. Обоз будет сопровождать штат слуг из 148 человек. Все эти многотрудные сборы во имя пустой идеи — и в ссылке сохранить блеск петербургского двора. Ничего не выйдет. Закончит свои дни Александр Данилович мужиком, обросшим бородой, с топором в руках. Срубит он этим топором церковь и успокоится вечным сном на берегу реки Сосьва. Не то, действительно, была правдой умопомрачительная карьера, не то не было ничего. Наверное, и Вы поняли…
Петров Петербург — не Европа, но и не Россия.
То — «ряженая столица» для «ряженых россиян»,
ввергающая их в нелепое для нормальной жизни действо
и равнодушно отбрасывающая прочь, как истечет срок.
«Ряженый Петербург» изначально — морок,
полный мучительных соблазнов, и для Царя-создателя,
и для всех поколений его верноподданных…
Автор
неизвестен
Несомненно, есть и подлинный Петербург. В чем его Правда? Рассматриваем последние объекты в намеченном ряду. То — Зимние и Летний дворцы самого царя Петра…
Зимних резиденций у Петра было несколько: Зимние маленькие хоромы; Свадебные палаты, выстроенные Доменико Трезини; Зимний дом и Зимний дворец, запроектированные Матгарнови (см. рис.5). Недавно обнаружены фрагменты первых резиденций Петра, оказавшиеся внутри Эрмитажного театра Екатерининского времени. В том, что открылось в подземелий театра, много удивительного, осветившее Петербургское первоначало неожиданно и ярко. Остановитесь, когда будете там, во дворе под черным — искусственным, небом и вглядитесь в открытую аркаду, ведущую в царские покои. Двор и галерея сомасштабны человеку, значит…
Петербург должен был стать «городом для людей», но не стал: что-то ему помешало…
Уже в 1704 году Царь выбрал место для своей летней резиденции — «Коновый двор», омываемый водами Невы и вытекающего из нее Безымянного Ерика. Вод показалось маловато и повелел Царь с юга «двора» прорыть соединенный с Ериком «гаванец». На оставшемся участке земли начали строить деревянный Летний дворец. Одновременно с ним повелел Царь заложить парк, требуя, чтобы выглядела его резиденция, как то «зело первейшим монархам приличествует». Сказано— сделано: на берегу Невы, вдоль Безымянного Ерика, ставшего Фонтанкой, по границе, прочерченной Мьей, превратившейся в Мойку, разбивается дворцово-парковый ансамбль, названный Летним садом.
Неизвестно, кто начертил первоначальный план сада Предполагают — сам Петр высказал на бумаге идею, воспроизводящую принципы французских регулярных парков с прудами и фонтанами. Высказал, но, не без оглядки на подмосковные огороды: сады с фруктовыми деревьями, грядами овощей, теплицами и оранжереями.
В 1710 — 1712 годах в саду сооружается каменный Летний дворец. Многие исследователи считают, что автор дворца — не Трезини, потому как «чертил сам Царское Величество». Очень похоже, спор лишен оснований: при царе Петре архитекторы могли быть лишь его «соавторами».
В те же годы возводятся и каменные, двухэтажные «Людские покои» вдоль Фонтанки на противоположной стороне «гаванца». В «покоях» было много парадных залов, украшенных голландскими плитками и картинами. Здесь же находилась коллекция Петра I и его обширная библиотека, занимавшая 24 больших шкафа в трех комнатах.
В 1711 — 1716 годах прорывается Лебяжий канал для осушения болотистой местности, а во втором Летнем саду устраивается Карпиев пруд.
В1716 —1723 годах закупается в Венеции скульптура и превращается Летний сад в первый русский музей под открытым небом со стражей у ворот. Да, охранять скульптуру было необходимо и в старой столице — Москве и в новой. Не приветили русичи Петровой поры обнаженных болванов, возмущавших чувства, воспитанные на «Домострое». А иноземные «болваны» старались — учили россиян «усердию к мужественным делам» и политесу, светскому обхождению, галантным мыслям, чувствам и словам. Царь, «очень близко к сердцу принимавший благополучие и возвышение своего народа, не упускал ни одной возможности к просвещению поданных», — писали в своих мемуарах иностранцы.
В 1717 — 1719 годах, при Леблоне, сад обогащается «залами», «кабинетами» из стриженых деревьев. Архитектор разрабатывает проект трех Летних садов и Большого луга, что станет потом Марсовым полем. По Леблону, центр трех садов — дворец Екатерины на берегу Мойки, где поднимутся позднее дворец Елизаветы, а потом замок Павла.
В 1723 году «архитектурии гезель» (помощник) Михаил Земцов завершает сооружение «Эзопова лабиринта». «Выливаются фигуры по чертежам из книжек Езоповых фабул». Украшают эти фигуры фонтаны, расположенные на Главной аллее, в боскетах, что около пруда, вдоль Лебяжьего канала, в районе партера. Посетители сада получают возможность разглядывать «зрелище жития человеческого». Петра, похоже, тешит сходство с «лабиринтом версальским», но…
Летний сад — не только резиденция царя, нет,
это — центр общественной жизни Санкт-Петербурга
с ее бесконечными ассамблеями и иллюминациями,
в честь «викториальных дней» и семейных торжеств.
Нынешний Летний сад не похож на «Петров огород». Деревья разрослись, забыто топиарное искусство, позволявшее выстригать фигуры из зелени. Исчезли 50 фонтанных устройств с обилием скульптурных украшений. Да и самой скульптуры стало вдвое меньше: 90 статуй вместо 200. Исчезла и самая большая «диковинка» в «саду за маленькой речкой» — Летний дворец Екатерины I, называемый за вызолоченный декор «Золотыми хоромами».
До наших дней дошел Летний дворец Петра /см. слайды/. Непохож он на старомосковские хоромы и дворцы. Обычно посетителей удивляет теснота жилых помещений, несопоставимая ни с ростом Петра, ни с величием царской персоны. Удивление имеет свою причину — знание того, какими были царские чертоги до Петра, и какими они станут позднее.
Какими они были? Без воспоминаний о Кремлевском Теремном дворце не обойтись. Возникают узкооконные пространства под мощными сводами; помещения, заставленные вещами: не то воспоминаниями — не то назиданиями… Не уйти в них от ощущения страха, висящего над человеком, живущим под гнетом Прошлого.
В Летнем дворце не ощутим гнет даже монаршей персоны. Здесь все, что есть, служит удобству хозяина дома: и комнаты в человеческий размер; и вещи, что нужны для дела; и свет, и тепло для души и тела.
Летний дворец — двухэтажный жилой дом с высокой крышей. Фасады дома украшены двадцатью девятью намазными барельефами, расположенными между окнами первого и второго этажей. Рустовка по углам здания подчеркивает простоту его объема, в идеале приближающегося к кубу. Столь же проста и внутренняя планировка дворца: большие сени с парадной лестницей и небольшие помещения вдоль наружного периметра. Первый этаж занимают комнаты Петра, второй — Екатерины и детей.
Отделка интерьеров достойна европейского монарха. Стены украшены различными тканями, декоративной росписью, лепкой, резными деревянными панно и изразцовыми панелями. На потолках — живописные плафоны. Несмотря на пышность декорировки, оставляет разглядывание интерьеров впечатление, что Летний дворец Петра — дом, где живет человек, любящий работу, жену и детей, как положено «простым смертным»…
В Летнем саду таится Ложь «Парадиза на Неве».
Согласно ей, и в новой России
все и вся на деле будут вершить кубок и палка.
В Летнем дворце таится Правда «Парадиза на Неве».
Согласно ей, каждый россиянин должен быть
образован и воспитан по европейски,
жить по средствам, заниматься делом.
И еще: дворец, по художественному образу своему, —
куб, повисший над водами…
Куб — праформа, что праоснова Бытия.
Куб — покой, исключающий какие-либо изменения,
потому что заключенная в нем идея
достигла полноты самовыражения.
Какая идея? Пусть ответ дождется подкрепления: еще не исчерпан тот рассказ, хранимый архитектурной памятью…