Разговор о Петровском и любом другом Петербургском времени будет неполным без разглядывания чудовищной конструкции — “Пирамиды Власти”… Отлаживалась она долго. Лишь в 1722 — 1724 годах появилась на свет “Табель о рангах”, определившая суть “Пирамиды”.
На вершине социальной иерархии — “Работник на троне”. Он — “Земной бог”. Все остальные россияне разделены на 4 “категории чинов”: воинских, морских, штатcких, придворных. Каждая “категория” состоит из 14 “классов”. Сразу же под “Работником на троне” находятся: генерал-фельдмаршал, генерал-адмирал, канцлер. Для них все достижимое— достигнуто. Остальные могут служить или выслуживаться, чтобы занять место повыше.
Это — не просто “лестница чинов”. Это, действительно, — “Пирамида”, воздвигнутая изощренным умыслом над Россией. Если смотреть на нее сверху, “взлетев умом под облака”, есть от чего придти в неописуемый восторг или равный ему по силе ужас…
Система концентрических кругов, расходящихся от центра- вершины, охватывает всю страну. На кругах, в соответствующем порядке, располагаются “верноподданные” Российской империи. Центр-вершина связан рядами канцелярий со всеми кругами-уровнями. Вверх, по жестким связям подчинения, бегут “прошения”. Вниз, по жестким начальственным связям, нисходят “указы”, одно разрешающие, другое запрещающие. “Субординация” — система служебного подчинения низших уровней высшим, решает, сколь длинным и долгим должен быть этот “бумажный путь”.
Смотрите, все пишут и переписывают начисто каллиграфическим почерком. Избранные — занимающие чиновничье кресло-место, ставят властной рукой росчерк пером. Зачем все это? “Пирамида Власти” — конструкция умозрительная. Чтобы поддерживать реальность самосуществования , она должна получать каждодневно соответствующее “питание” — тоже вымышленное: из слов, написанных на бумаге.
За бумажную волокиту люди расплачиваются искореженными судьбами. И все потому, что для бюрократии главное — соблюдение формальностей, из коих наиглавнейшая — “субординация”. Она — что “круговая порука” или, еще точнее, — “оборона”.
“Пирамида Власти” — система “пустых мест”,
занимаемых кем угодно при выполнении одного условия:
всеохватывающего подчинения низшего — высшему.
Значит, “Пирамида” — призрак Власти,
застывший в Пространстве-Времени ужасом не-бытия,
вполне реально высасывающим силы из России…
Не правда, хотите возразить, при Петре, напротив, все российское общество пришло в движение…
Пришло. Поднимался к трону русский люд с самых низов, но — только для того, чтобы занять “место” в Ее Величестве Иерархии, становящейся по мере саморазвития идеи все однозначней и жестче.
Не правда, хотите возразить, Царь Петр не дорожил своим местом на вершине “Пирамиды”, спускался ниже “чинов” — до плотника, владел множеством самых различных ремесел, многое делал своими собственными руками…
Действительно, Петр “шел в народ”, но — чтобы ускорить отладку Иерархии, и не снившейся московским государям. Хорошо потрудился Царь Петр: совершенная в своей простоте конструкция накрывает Россию поныне. Все те же “пустые места” закреплены неколебимо в веках. Все так же “пишет канцелярия”.
А что петербуржцы-россияне? Уж они-то заметили различия между “Великим предприятием”, затеянным Царем Петром, и реальной государственной службой, цель которой — поддержание сил морока Всевластия-Всеподчинения?
Очень похоже, что уже в Петрову пору петербуржцы не ставили знака равенства между “служением” Великой цели и “службой”. Очень многие из них были героями на полях сражений и казнокрадами в мирное время. Возникали из небытия невиданные карьеры и — рушились в одночасье. Наживались неслыханные богатства и — с той же легкостью рассыпались в прах. Взлетали в небо огни фейерверков, гремели оркестрами непрерывные празднества. Заходился дух от указов и сумасбродств скорого на расправу Царя. Какие казни недавних любимцев и друзей Царя потрясали Петров Петербург!
Почему происходило все это? Можно предположить…
Страшный договор был заключен на берегах Невы между царем Петром и Пространством-Временем.
Царь, с их помощью, получат возможность преобразить свое Отечество в огромную Российскую империю.
Они, не без царского участия, заставляли россиян служить “призраку пустому”
Всевластия-Всеподчинения, безразличного ко всему и вся,
кроме собственного — Абсолютного, совершенства…
Человек, бывато, предпринимат попытки постоять за себя, но… Петру Алексеевичу, похоже, было открыто любое знание, в том числе и то, что позволяет усмирить самую бунтарскую силу. Что он сделал? Он сказал: “ПОЛИЦИЯ ЕСТЬ ДУША ГРАЖДАНСТВА”.
Полиция в преображаемой России сразу же стала всеохватывающим, всепроникающим механизмом, на котором держится государственная система. Чтобы обрести подобную действенность, полиция должна стать не просто учреждением, а образом мышления, подобным религиозному. В ее силу и возможности россиянам следовало поверить, не сомневаясь, и подчиниться безоговорочно.
Убедитесь сами, прочтя фрагмент главы “О полицейских делах” из регламента Главного магистрата 1724 года. Согласно ему, полиция “…спопешествует в правах и правосудии , раждает добрые порядки и нравоучения, всем безопасность подает от разбойников, воров, насильников и обхманщиков и сим подобных, непорядочное и непотребное житие отгоняет и принуждает каждого к трудам и честному промыслу, чинит добрых досмотрителей, тщательных и добрых служителей, города и в них улицы регулярно сочиняет, препятствует дороговизне и приносит довольство во всем потребном к жизни человеческой, предостерегает все приключившиеся болезни, производит чистоту по улицам и в домах, запрещает излишество в домовых расходах и все явные прегрешения, призирает нищих, бедных, больных, увечных и прочих неимущих, защищает вдовиц, сирых и чужестраных по заповедям божиим, воспитывает юных в целомудренной чистоте и честных науках; вкратце ж над всеми сими полиция есть душа гражданства и всех добрых порядков и фундаментальный подпор человеческой безопасности и удобности”.
Поняли, господа хорошие, петербуржцы-россияне? Все — прямым ходом в полицейский участок, где “воспитывает в целомудренной чистоте по заповедям божиим” сам полицмейстер, а не какой-то там батюшка в церкви.
И Леблоны-Трезини — туда же, ибо не они, а тот же полицмейстер “города и в них улицы регулярно сочиняет”.
Не верите про “генерал-архитектора” Леблона и “полковника фортификации” Трезини? Поверьте, полицейское государство непременно пропитает все и вся неистребимым бюрократическим духом. Судя по наименованию должностей, этот страшный дух сразу же сделал труд архитектора некой разновидностью армейской службы.
Идем дальше. “В правах и правосудии спопешествут” та же полиция: судит — рядит. Все преступления, совершаемые людьми, делятся на два типа: “государственных” и “партикулярных”. К первым относятся преступления чиновников по должности. При рассмотрении подобных дел все судебные решения сводятся к одному единственному приговору— “казнить смертию”.
Наказание столь сурово, по-видимому, потому что понял сразу Царь: подобные деяния куда опаснее, чем измена, — затрагивают они незыблемость государственных основ, на которых зиждется сама “Пирамида Власти”.
Правомерен вопрос: откуда полиция может узнать о таких “партикулярных делах”, как “излишества в домовых расходах”?
Ответ, к сожалению, лежит на поверхности: все петербуржцы- россияне должны, по мысли Преобразователя, превратиться в “фискалов”— тех, “которые постоянно доносят и получают за это награждение”. Как можно? Иначе нельзя: такое поведение — выражение “верноподданническихчувств”. Согласно им, “фискалить”, чтоисполнять свой “священный долг”. К тому же, особая статья гласит: “Кто не известит — смертная казнь без всякого пощажения”.
Вот в каком государстве предстояло жить новым россиянам. Самое страшное в нем, однако, то, что “фискальство” — дело столь же вечное, как “гражданство”. Они едины изначально, судя по голосам, долетающим до нас из временных далей.
Есть красноречивый пример тому: “Присяга”, относящаяся к рубежу IV — III веков до новой эры. Ее текст был вырезан на мраморной стелле, стоявшей на форуме в Херсонесе Таврическом. Был тогда Херсонес демократической республикой…
Клянусь… Богами и Богинями Олимпийскими…
Я буду единомышлен о спасении и свободе граждан и государства…
Я не буду ниспровергать демократического строя и не дозволю этого предающему и ниспровергающему и не утаю этого, но доведу до сведения государственных должностных лиц…
Я не буду составлять заговора ни против херсонесской общины, ни против кого-либо из граждан, кто не обьявлен врагом народа…
Если я узнаю о каком-либо заговоре, существующем или зарождающемся, я доведу об этом до сведения должностных лиц ”.
Так мыслят “свободные граждане” античных времен. И для них служение Государству превращается в подчинение Молоху, требующему все новых и новых человеческих жертв.
Трудно ждать иного отношения к культу Власти от дважды угнетенных: “рабов Божиих” и “рабов Его Императорского Величества”. Для них любой предмет веры становится неопровержимым. Говорят — “Полиция есть душа гражданства”, значит, так оно и должно быть!
Думаете, нельзя судить прошлое с позиций настоящего? На весах Петрова времени не имеет тяжести то, что ставится ему в вину сегодня? Царь, возможно, и не понял бы даже, в чем, собственно, дело. Он требовал подчинения — и ему подчинялись, причем, все, даже столь любезно приглашенные в Россию “иностранные учителя”. Есть тому свидетельства…
Архитектор, вознесший Ангела над Невой, был выходцем из страны, давным-давно забывшей, что такое рабство. И однако, даже он подписывал свои письма к Царю следующим образом: “ При сем писании униженный и покорнейший раб Величества Вашего Доменико Трезини. Санкт- Петербург. 14 июля. 1709 года”.
И все же, уверения в “униженности и покорности” — внешняя форма соблюдения каких-то диких приличий-пережитков. Для петербуржцев, как определенного типа людей, рассказывает история нового града, вовсе не были характерны ни фискальство, ни чрезмерные верноподданнические чувства. Напротив. Хотя…
Оставим Петрову пору в стороне: она находится под сильным воздействием воли Петра — средоточия великих крайностей. Применительно к состоянию “души гражданства”, интереснее другое время. То, что наступило сразу же после смерти первого отечественного императора.
Встала тогда Россия в очередной раз перед возможностью выбора, по какому пути ей идти. Вернуться вспять — к боярским спорам о первородстве. Следовать по проложенному властной рукой курсу. Найти что-то новое. И решить все это предстояло не сильной личности, подобной отошедшему от земных забот Петру, и не полиции, на которую он возложил ответственность за все и вся в своем Отечестве, а только самому “гражданству”.
Тут же, как положено, оказалась “гражданство” на распутье.
Часть сочла необходимым подчиниться “Пирамиде”, возложив ответственность за судьбу всего и вся на “вышестоящих”… Чувствуете торжество призрака “пустых мест”?
Другая часть “гражданства” стала судить-рядить, предлагая идеально-ирреальные выходы, которые никуда не ведут…
То-то радости ему — все тому же “призраку пустому”, хотя бы потому что мельтешение слов — видимость дела.
Однако, возник к тому времени и другой тип петербуржцев- россиян, которых история назовет “птенцами гнезда Петрова”.
Что это за люди? И хорошо знакомые нам, и новые…